Малыш пропал - Ласки Марганита

— Смотри, Жан, шлагбаумы пока опущены. Наверно, придет еще поезд.

Они подождали, и вот мимо них энергично пропыхтел древний паровоз без тендера.

— Ой, мсье, — закричал Жан. — Глядите, он задом идет. — Мальчик громко расхохотался, а вместе с ним захохотал и Хилари.

Потом шлагбаумы снова поднялись, и тут он почувствовал, что озяб.

— Пойдем-ка вон в то кафе при дороге и посидим в тепле, — предложил Хилари. — А на поезда можно смотреть из окна.

Жан торопливо кивнул, улыбнулся, показывая, как он доволен, и следом за Хилари вошел в кафе.

Там было тепло, уютно, в одном углу топилась печь, а обтянутые дерматином лавки с высокими спинками образовывали отъединенные от других удобные купе. Хилари усадил малыша за пустой стол у окна, а сам сел напротив.

— Что будешь пить, Жан? — спросил он.

Малыш был явно озадачен, и Хилари, поняв, что кафе оказалось для него такой же невидалью, как поезд, заказал пиво и малиновый сироп.

— Красивый какой цвет, — робко произнес Жан, когда перед ним поставили сироп.

— Попробуй-ка, — предложил Хилари, Жан попробовал и тут же, громко втягивая сироп, заглотал все до дна.

— Ну, как по-твоему?

— По-моему, я бы даже еще мог выпить, — расхрабрился малыш; Хилари засмеялся и заказал ему сироп.

Казалось, Жан забыл про поезда. Его взгляд с жадным интересом блуждал по комнате.

— Смотрите, мсье! — вдруг крикнул он, показывая на пыльное зеленое растение в цветочном горшке. — Это пальмочка.

— Откуда ты знаешь, что это пальма? — заинтересовался Хилари.

— В книжке видел, — мимоходом бросил Жан.

— Ты любишь читать? — не отставал Хилари.

— Я про Африку люблю.

— А еще про что?

— А больше нет у меня ни про что книжки.

Хилари нахмурился. Он негодовал на свою неспособность взять в толк, как чудовищно — по его понятиям — ограничены возможности Жана набираться жизненного опыта. Потом спохватился, ведь в его роли хмуриться значит недопустимо потакать себе, и поспешно спросил:

— А что ты узнал про Африку?

— Я про черных мамб знаю, они сворачиваются на деревьях и прячутся, а пойдешь мимо, она плюнет в глаз, ядом плюнет, и тогда тебе смерть, и никто тебя не спасет.

— В Лондоне, откуда я приехал, есть такое место, называется зоопарк, там живут все виды диких зверей, — сказал Хилари.

— И они едят людей? — нетерпеливо перебил его Жан.

— Нет, людей они не едят, они заперты в разных клетках и никому не могут причинить никакого вреда. Когда я был маленький, мой… — Хилари хотел сказать «мой отец», но сказал иначе: — Меня нередко водили в зоопарк и однажды повели в такой дом, где живут змеи, а человек, который за ними ухаживает, вытащил из клетки большущего питона и обкрутил его вокруг моей шеи.

Мальчик восхищенно вздохнул и, пока Хилари рассказывал про панду, жирафов и слонов, не сводил с него радостных глаз.

— На слоне можно покататься, — сказал Хилари и поймал себя на том, что хотел было прибавить: — Придет время, я тебя покатаю на слоне.

Но не прибавил. Взглянул на повернутое к его лицу бледное завороженное личико и вдруг спросил:

— Что ты ел перед тем, как пойти со мной?

— Хлебушек и большой кусок сахару. Нам всегда это дают после уроков, — ответил Жан. Он внимательно вглядывался в лицо Хилари, ожидая одобренья.

— А на обед? — спросил Хилари. — Что ты ел на обед?

Мальчик потупился.

— Не помню я, — сказал он.

Помоги же мне лучше соображать и взвешивать слова, мысленно воззвал Хилари, сам не зная к кому. И сказал намеренно весело:

— Знаешь, когда я был маленький, я очень любил жареную картошку. Всякий раз, как я мог выбирать, что съесть на обед, я выбирал картошку.

На сей раз ему повезло. Жан снова смотрел на него, безрадостная настороженность исчезала из его глаз.

— Мне тоже, наверно, понравилась бы жареная картошка, — осмотрительно ответил малыш.

Выходит, опять я попал впросак, подумал Хилари. И никакая пища, которая могла бы уже оказаться знакома малышу, не приходила ему в голову. Тогда он сделал еще одну попытку:

— А не расскажешь ли ты мне о книжке, которую читал, про Африку?

Вот это, похоже, вопрос совсем другого рода, от такого вопроса не станешь уклоняться, его встретишь с распростертыми объятиями.

— Это книжка мадам Лапуант, — ответил Жан. — Я читаю на уроках чтения — я умею читать, а другие мальчики из моего класса не умеют. Мадам дает мне книжку, и я сижу сзади и весь урок читаю.

— Но как это получилось, что ты умеешь читать, а остальные мальчики не умеют? — спросил Хилари.

— Не знаю, мсье, — просто ответил Жан. На сей раз он не избегал вопроса, он сказал Хилари правду.

Радио, которое все время знай себе передавало танцевальную музыку, внезапно переключилось на речь, и Хилари взглянул на часы.

— Четверть восьмого, — сказал он, изо всех сил стараясь не выдать голосом облегченья, которое испытывал. — Надо нам возвращаться, не то мать-настоятельница на меня рассердится.

Он поднялся, малыш молча соскользнул со скамейки, в ожидании встал рядом и, как и при первой встрече, опять смотрел на него с отчаянной мольбой.

Хилари поймал себя на том, что говорит очень мягко:

— Все в порядке, Жан, все в порядке. Завтра я опять приду и возьму тебя на прогулку, и послезавтра тоже.

— И послепослезавтра тоже? — все с тем же выражением лица спросил малыш.

— Ну, это я пока не знаю, — взволнованно ответил Хилари. — Там видно будет, верно? — Жан мигом потупился, и Хилари, не в силах больше видеть его молящие глаза, сказал: — Идем, — и быстро вышел из кафе. Мальчик последовал за ним.

В молчании они стали подниматься на холм, Жан держался рядом.

Уже стемнело, и светились только немногие оставшиеся целыми окна. Мало-помалу мальчик начал отставать.

— Ты устал? — ласково, участливо спросил Хилари, заметив это.

— Нет, мсье, — едва слышно, дрожащим голосом ответил Жан.

— А я устал. Хочешь, возьмемся за руки и поможем друг другу взобраться на холм? — предложил Хилари. Он крепко ухватил малыша за руку — та оказалась нечеловечески холодная, ледяная. — У тебя нет перчаток?

— Нет, мсье, — с грустью ответил Жан. По его голосу ясно было, как сильно он сожалеет о своем ответе, он знал: ответ будет неприятен Хилари. И прибавил с надеждой: — У Роберта есть перчатки. Голубые. Ему тетушка связала.

— Роберт — это тот с рыжими волосами? — вспомнил Хилари.

— Да, — сказал Жан.

— Ему бы нужны рыжие перчатки, под стать волосам, — сказал Хилари; шутка развеселила малыша, он радостно рассмеялся и чуть ускорил шажки вверх по холму.

Они вошли во двор, и Хилари направился к главному входу, когда почувствовал, что Жан дергает его за руку.

— Ты что? — спросил он.

— Нам сюда не велят, мсье, — встревоженно ответил Жан. — Сбоку другой вход есть.

— Раз ты со мной, все будет в порядке, — заверил его Хилари. Он вспомнил, как сам боялся нарушить какие бы то ни было правила поведения, когда отец впервые навестил его в подготовительной школе. Потом усомнился, только ли это страшит Жана, и пояснил: — Понимаешь, я должен вернуть тебя, как положено, не то в другой раз тебя со мной не отпустят. — Они вместе поднялись по ступенькам, и Хилари позвонил в звонок.

Дверь опять открыла усатая толстуха монахиня, и, приглядевшись, Хилари заметил, что прежде, чем она сказала Жану: «Ну, теперь хорошенько поблагодари мсье и беги спать, быстро», они невольно и любовно улыбнулись друг другу.

— Спасибо, мсье, — без всякого выражения послушно сказал Жан, а потом что-то вспомнил — то ли поезда, то ли малиновый сироп, то ли слонов в зоопарке — поднял на Хилари сияющие глаза и с жаром выпалил:

— Ой, спасибо, мсье! — И кинулся бежать прочь, его бутсы шлепали-цокали по мраморному, в шашечки, полу.

— Он славный ребенок, — любовно-грубовато сказала монахиня. И продолжала: — Мать-настоятельница спрашивает, мсье, не выпьете ли вы с ней чашечку кофе перед уходом?