Сон и явь. Перепутье (СИ) - Лин Брук

Вижу, что Майер хочет вмешаться и объяснить, кем мы являемся друг другу, как он делает это всегда, но на этот раз я его опережаю:

— Что вы, разве я могу быть его избранницей? — невольно вырывается усмешка из моих уст. — Я сирота, снимаю маленькую комнату на окраине города и работаю фотографом. По счастливой случайности сейчас учусь в школе Итана и Дианы.

Мимо Майера не ускользает смена моего настроения и тона. Он знает, что мне не свойственен сарказм, а сейчас каждое слово пропитано им.

— Как жаль, — с грустью отвечает женщина.

Мне претит общество этой лицемерной женщины. Она сидит, строит из себя добродушную, а сама не пришла на похороны сына. Мать, носившая под сердцем девять месяцев своего ребёнка, отказалась от него и не захотела проститься с ним — для меня это дикость и бесчеловечность.

Хочу спросить у неё и её мужа: «Вы владеете половиной города, а ваш сын похоронен на деньги, собранные неравнодушными людьми, а внучка живет беднее церковной мыши. Вас не тошнит от себя? Как вас кто-то ещё уважает после этого?». Но я держусь из последних сил, чтобы не сорваться.

— Терять родителей — это трагедия, — продолжает она. — А почему ты одна? Разве нет родных?

— Большая трагедия, — презренно усмехаюсь и чувствую, как Итан взглядом прожигает во мне дыры. — У меня нет родных. Мои родители тоже были сиротами. Точнее, их семьи живы и здоровы, но им не было никакого дела до своих детей и внуков.

Мои слова хлыстом бьют по женщине. На доли секунд её лицо искажается от неприятных чувств, но она быстро берёт себя в руки и вновь изучающе смотрит на меня.

— Мы с вами раньше точно не встречались? — интересуется она вновь.

— Мы из разных сословий, где бы нам встречаться?

Моё пренебрежительное отношение не ускользает от рядом сидящих гостей. Они утихают и непонимающе смотрят на меня. Итан одёргивает меня за руку под столом. А я, не желая больше смотреть на женщину и разговаривать с ней, опускаю взгляд на свою тарелку, отламываю вилкой кусок мусаки и кладу его в рот.

— М-м-м, — произношу с наслаждением и смотрю на Майера. — Это и вправду очень вкусно.

Мужчина вопросительно на меня смотрит. Видит, что со мной что-то не так.

— Всё в порядке?

— А что может быть не в порядке? — пожимаю плечами и отворачиваюсь от него.

— Итан, может ты раньше приглашал Марианну на какие-то мероприятия? — не унимается дама. — Её лицо очень знакомо мне.

Я резко встаю из-за стола. Кажется, ещё чуть-чуть, и я отвечу ей, кого напоминаю, а следом выскажу всё, что думаю о них. Но портить ужин и настроение всем вокруг не имею желания, поэтому решаю уйти.

— Итан, мне пора, — Майер, не успев ответить бабушке, смотрит на меня с удивлением. — Проведёшь меня к выходу? Мужчина решает ничего не спрашивать на глазах у всех, молча встаёт вслед за мной.

— Я скоро буду, — говорит родным.

Я прощаюсь со всеми, отдельно подхожу к Диане и благодарю за радушный приём и извиняюсь, что ухожу так быстро, ссылаясь на плохое самочувствие. Она понимающе улыбается, благодарит в ответ, что я пришла, обнимает, и мы прощаемся.

— Что ты делаешь? — спрашивает Итан, когда мы подходим к его машине, а я пытаюсь найти номер такси в телефоне.

— Заказываю такси. Какой здесь адрес? — поднимаю на него голову.

Он выхватывает телефон из моих рук и смотрит на меня строго.

— Что с тобой происходит?

— А что со мной происходит? — переспрашиваю, не зная, что ему ответить.

— Не строй из себя дурочку. Почему ты говорила с этой женщиной в таком тоне? Она задавала безобидные вопросы.

— А я безобидно ей отвечала.

— Я знаю тебя. Это было совсем не безобидно, — он открывает пассажирскую дверь. — Садись в машину, я отвезу тебя домой.

— Не стоит утруждаться. Там тебя все ждут.

— Садись в машину, — цедит сквозь зубы.

Впервые вижу его таким недовольным. Решаю не перечить и, как только оказываюсь в автомобиле, он хлопает за мной дверью. Он садится за руль и заводит машину. Всю дорогу мы молчим. И только, когда заезжаем на мой квартал, он заговаривает со мной:

— Ты объяснишь, в чём дело? Мне не понравился тон, в котором ты разговаривала с Терезой.

— Пусть это останется при мне, — отвечаю нехотя. — Всё-таки, это твои дедушка с бабушкой.

— Условно.

— Не поняла? — вопросительно смотрю на него.

— Условно мои дедушка с бабушкой. Их сын был лучшим другом моего отца. Когда он умер, они взяли нашу семью под опеку.

У меня словно камень с души спадает. Я рада слышать, что они ему не родные, и мы с ним не кровные родственники.

— Какое благородство, — отвечаю язвительно, хотя стараюсь унять свою злость.

— Что за сарказм? Ты не считаешь это благородным поступком? — он бросает на меня недовольный взгляд.

— Для меня эта семья и благородство — две несовместимые вещи, — не выдерживаю я.

— Это грубо с твоей стороны. Они многоуважаемые люди.

— В нашем мире, чтобы заслужить уважение, достаточно просто иметь много денег. Не вижу ничего общего с человечностью и благородством.

— Откуда тебе знать о их человечности?! — его голос твердеет.

Чувствую, как он раздражается от моих слов.

— Наслышана. Или ты хочешь со мной поспорить?

— Наслышана? — он паркуется у моего дома и блокирует двери машины, видимо зная, что я захочу выйти. — О чем ты наслышана?

— Как они поступили со своим сыном.

Мышцы Итана напрягаются, как только я упоминаю об отце. Сжав челюсть, он поворачивает голову в мою сторону и смотрит с такой тяжестью, что кажется, я сейчас сломаюсь.

— Не стоит верить слухам.

— Слухам? — из моих уст вырывается смешок. Кажется, я на грани истерии. — Разве они не отказались от собственного сына?

— Он ушёл из семьи, променяв их на женщину.

— Как противно звучат твои слова. Что значит променял?

— То и значит. Оставил семью и друзей ради той, кого толком не знал!

Я вскипаю. Кажется, температура тела поднялась до предела. Становится трудно дышать, словно весь кислород исчез в пространстве.

— Не ожидала от тебя таких слов, — говорю я с полным разочарованием. — Разблокируй машину, мне не о чем с тобой разговаривать.

— Каких слов? Теперь представь, что ты растишь сына, весь мир к его ногам склоняешь, а он уходит с женщиной, которую знает месяц. Как это, по-твоему, называется?

— Любовь это называется! — злюсь я. — Любовь. В вашем золотом царстве знают, что это за чувство? Или кроме денег и статуса неважно ничего?

— Марианна!

— Ты знаешь, что стало с их сыном?! — перебиваю его. — Знаешь, как они себя повели с ним?!

— Не знаю и знать не хочу.

— Вот как, — голос хрипнет. — Тогда поезжай домой. Уверена, тебя ждёт лекция от твоих многоуважаемых людей, что незачем общаться с сироткой, у которой за спиной нет ни статуса, ни почета.

— Никто не будет читать мне лекций.

— Ты так думаешь? — усмехаюсь. — Ну сыну же запретили водиться с такой.

— Я им не сын — это во-первых. Во-вторых, даже если бы встал вопрос, никто бы не был против тебя. Ты достойная девушка.

— А моя мать? — взрываюсь лавиной ярости на него.

Хочу дать пощёчину за его слова, но сдерживаюсь. Глаза наполняются слезами от обиды

— А моя мать была недостойной? Пошёл ты к черту!

— Твоя мать? — он хмурит брови.

— Открой мне дверь! Я хочу выйти!

— Марианна, что значит твоя мать? — он делает паузу, словно до конца не понимая, что происходит.

В ушах продолжает звенеть. Сердце разрывается от обиды за маму. Её считают недостойной — женщину, которая поднимала их сына, когда они его растоптали, которая была с ним и в горе и в радости. Ту, которая любила их сына больше жизни и была ему верна всем сердцем, называют недостойной. У меня сводит челюсть от ярости.

Я ничего не отвечаю Итану. Он сидит, переосмысливая всё сказанное, и вдруг с ужасом смотрит на меня. Очевидно, до него доходит смысл всего происходящего.

— Дионис твой отец? — спрашивает, не веря в собственные слова. — Он умер?