Ябеда (СИ) - Гордеева Алиса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поговори со мной, — шепчу и, зажмурившись, бросаюсь в бездну. Не знаю, кто из нас двоих сейчас громче дышит. Мы — как два паровоза, несёмся с обрыва, позабыв о тормозах, хоть фактически и стоим на месте.
Кожа Савицкого покрывается мурашками, стоит мне только задеть её пальцем. Да что там — Геру всего передёргивает от одного лишь моего касания! Неужели я настолько ему противна?
— Я же просил, — хрипло скандирует парень. Его голос пропитан болью — огромной, нечеловеческой. А внутри бушует самый настоящий ураган. Гера снова начинает дрожать, но я, вместо того чтобы услышать, о чём меня просят, и отойти, крепче сжимаю его плечо. Хочу, как лучше, но выходит всё с точностью до наоборот.
С лёгкой руки Савицкого я бумажным самолётиком отлетаю в другой конец комнаты. Благо, на сей раз падаю не на пол, а на мягкую, идеально заправленную кровать.
— Что я тебе сделала? — Суетливо одёргиваю задравшийся сарафан. — За что ты так со мной?
Хочу встать, но, столкнувшись со зверским взглядом стоящего напротив Савицкого, отползаю к изголовью кровати. Моя смелость, проснувшаяся на мгновение, снова подняла белый флаг. Зато осознание неотвратимой беды так отчётливо бьётся в висках.
Гера медленно сокращает расстояние между нами. Он не играет, не пытается меня запугать. — просто идёт, сверкая уставшим от собственного безумия взглядом. Савицкий смотрит на мои голые ноги. Хмыкает, когда замечает только одну балетку на моей ноге. Вторую я потеряла, пока летела на кровать. Гера чуть дольше допустимого задерживает внимание на откровенном декольте и, кажется, даже улыбается, заметив, с какой силой я терзаю зубами губы. Ему по душе мой страх.
В одно мгновение мы с Герой поменялись ролями. Теперь уже мне впору кричать, чтобы парень не смел ко мне подходить. Но всё, что могу — путаться в собственном дыхании и безмолвно хлопать глазами в ожидании очередного падения.
От въедливого взгляда Савицкого по коже кругами разбегаются колючие мурашки. Тонкими иголками они расходятся по телу, лишая меня способности сопротивляться.
— Мне страшно, — признаюсь честно и закрываю лицо руками. Смотреть в серые глаза парня невыносимо: пустой цвет — без оттенка, без настроения, без тепла. Меня всегда пугали люди с бесцветными глазами, а серый цвет именно такой — равнодушный, ледяной, безжалостный.
— Уезжай, Тая… — Чувствую, как прогибается матрас в непосредственной близости от моего съёжившеогося от страха тела. — Из этого дома. Из моей жизни. Навсегда! Иначе…
— Иначе что? — Вспыхиваю, как ужаленная, и отдёргиваю от лица руки, попутно освобождая лицо от налипших прядей волос. — Что, Гера? Снова начнёшь оскорблять? Ударишь? Швырнёшь в меня стулом? Тебе по кайфу делать мне больно? Ты, и правда, не в себе!
Но Савицкий не отвечает. Его снова начинает трясти, а мышцы на обнажённой груди наливаются безумным напряжением. Он дышит, как спринтер после забега, и очумелым взглядом цепляется за неприметный шрам на моей щеке.
— Нет, — качает он головой, как в бреду. — Нет! — произносит всё громче, чем до чёртиков пугает меня.
— Нет! — Гера переходит на крик и, зажав собственную голову между локтями, сгибается в три погибели у моих ног.
Что это — срыв, паническая атака, ночные кошмары наяву? Не знаю! Но и помогать Савицкому больше не хочу. Хватит с меня чужого сумасшествия! Личные демоны Геры не имеют ко мне никакого отношения! А если и имеют, я не желаю ничего о них знать!
Стараясь не смотреть на мучения парня, осторожно сползаю с кровати. А потом бегу… Из его комнаты, по тёмному коридору, вниз по лестнице, а после — из дома Мещерякова. Не важно, куда. Не важно, что одна серебристая балетка так и осталась лежать в спальне Геры. Я продолжаю бежать, полной грудью вдыхая прогретый солнцем воздух, и нестерпимо хочу скинуть с себя морок чужого безумия. Глупая, если бы я только знала, насколько оно заразно!
Глава 6. Мои 18…
Спаси меня, пока не поздно…
Пока я всё ещё верю во спасение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Закрытая территория Жемчужного — как клетка: куда бы я ни бежала, повсюду заборы… Наверно, поэтому ноги снова сами несут меня к озеру.
Стоит брусчатке оборваться у песчаного берега, я скидываю одинокую балетку и ступаю к воде. Та холодная, почти ледяная, но после стычки с Герой — то, что нужно!
Правда, само озеро сегодня не вызывает у меня восхищения. И, вроде, вода, всё так же обласканная майским солнцем, по-прежнему искрится, ивы, склонившись к манящей глади, играют свежей листвой, а крики озёрных чаек, помноженные на гул ветра, эхом разносятся вдоль берега. С моего последнего визита ровным счётом ничего не изменилось — пожалуй, кроме меня самой…
Хмыкаю, глядя на пирс: его странная конструкция, с инженерной точки зрения наверняка собранная с непростительными огрехами, приводит меня в ужас. И чем я только думала, запросто прогуливаясь по нему в прошлый раз?! Неудивительно, что у Савицкого сорвало крышу: тут у кого угодно она поедет…
Отчаянно бью по воде замёрзшей пяткой, изгоняя из липких воспоминаний образ Геры. Я не хочу о нём думать, но мысли о Савицком сродни болоту затягивают без шансов на спасение. И если бы парень действительно был чокнутым… Но я же видела его другим: приветливым, спокойным, адекватным…
В голову снова заползают подозрения, что дело во мне… Это я ненормальная. Я настолько неприятна людям, что рядом со мной в них просыпаются самые гадкие качества…
Не знаю, сколько проходит времени — быть может, час или два… Но ясное небо внезапно затягивается грозовыми тучами — сизыми, низкими. А вокруг становится темно, словно вот-вот наступит ночь.
По коже пробегает колючий холодок, и я никак не пойму, от чего: то ли ветер в момент изменил направление, то ли нервы шалят, то ли чей-то взгляд буравит спину.
Затравленным зверьком озираюсь по сторонам, но берег озера всё так же пуст и одинок. Хочу отыскать брошенную балетку и не испытывать судьбу — вернуться домой, как вдруг небо разрывает яркая вспышка молнии, а после начинает лить дождь как из ведра.
Мой тонкий сарафан тут же вымокает до последней нитки и бесстыдно липнет к телу. Волосы путаются, сырыми дорожками обрамляя испуганное лицо. Я понимаю, что должна бежать не раздумывая, не оставляя непогоде шанса окончательно испоганить этот день. Но дождь настолько сильный, что я с трудом различаю направление, а потому бреду наугад. Прикрываю лицо руками и не вижу ничего дальше собственного носа — по крайней мере, до тех пор, пока не упираюсь этим самым носом в чью-то мощную, напряжённую и, главное, сухую грудь. Впрочем, и дождь как-то странно перестаёт бить в лицо, хотя и не думает стихать в округе.
— Вот так встреча, Та-ся! — произносит мужской голос, растягивая слова. Стараюсь унять дрожь, боязливо задираю голову, хотя и так знаю, кого увижу перед собой.
В сорочке цвета засохшей травы с расстёгнутыми верхними пуговицами и с раскрытым над головой зонтом на меня насмешливо смотрит Ар.
Первое желание — сделать шаг назад, широкий такой, просто огромный. И плевать на дождь и сверкающие молнии. Стоять рядом с Турчиным куда опаснее…Но даже дёрнуться не успеваю, как его ладонь обжигает мою спину.
— Не дури, Тася! — предостерегающе цедит он сквозь зубы и небрежно привлекает к себе моё тщедушное тельце. С кривой ухмылкой разглядывает мой трясущийся подбородок и, совершенно не стесняясь, спускается ниже. Блудливым взором собирает капельки дождя с моих обнажённых ключиц и хмыкает, когда тонкая бретелька сарафана бессовестно спадает с продрогшего плеча.
Ещё никогда я не чувствовала себя настолько грязной и беспомощной, как сейчас. От осознания, что этот урод может сделать со мной всё что угодно, от понимания, что никто не услышит, не увидит, не спасёт, мне становится дурно, и к горлу подкатывает тошнота.
— Чего тебе надо? — хриплю, как заядлый курильщик, да и дышу не лучше. Меня не покидает ощущение, что кто-то выкачал из мира весь воздух: сколько ни хватай ртом кислород, всё мало…