Залечишь мои раны? - Мария Акулова

— Теперь мы поговорим? — она ждала весь вечер. Весь вечер вела себя именно так, как, казалось, было нужно ему — показательно доброжелательно, весело со всеми, не напрягая при этом его.

Не ринулась к нему, когда увидела их разговор со Снежаной, скрыла вздох облегчения, когда она вдруг пропала, видела, что он мучает себя мыслями, но давала ему возможность заниматься этим сколько угодно, без ее вмешательства, но оставлять все как есть — не собиралась.

Может не только у нее в голове мелькнула мысль, что там лучше? Лучше, что он ушел?

— Ты устала, — вновь вынырнув из каких‑то своих далеких, тяжелых мыслей, Яр посмотрел в ответ.

Устала она или нет, кажется, решал тоже он. Уходить или оставаться, говорить или скрывать — он все хотел решать сам. Дурак.

— Не настолько, что мы не можем поговорить, — бросив взгляд за спину мужа, она дала немой приказ оставить их наедине. Приказ был исполнен тут же, а комната погрузилась в кромешную тишину — прекратился даже стук приборов и шелест фартуков и скатертей.

— Хорошо, я слушаю, — отступив, Яр схватил за спинку ближайший стул, развернул, сел так, чтоб упереться подбородком в спинку. Саша следила за манипуляциями сцепив зубы. У нее складывалось такое впечатление, что он делает это специально — специально нервирует ее, чтобы получился не разговор, а очередная ссора. Мысленно, Саша поклялась себе, что этого не будет. Жизнь с ним — не сахар, особенно тогда, когда он сам хочет это доказать — сегодня он явно этого хотел.

— Ты ведь знаешь, что я не думаю так, как сказала?

Вместо ответа, Ярослав усмехнулся, устремляя взгляд в пол. Не угадала.

Он сам слишком часто находил сходство между собой и ее отцом. Сходство, которое волновало, пугало, нервировало. Ее слова стали лишь доказательством его правоты — это сходство видно не только ему.

— Ты сказала именно то, что думаешь. Тогда.

— Нет, — приблизившись, Саша уперлась руками в спинку стула, наклонилась. — Нет, понятно?

— Саша… — он собирался снова сказать что‑то наподобие «поговорим потом», «ты устала», «это не важно», она не дала.

— Что Саша? Это неправильно, Ярослав! Мы ссоримся из‑за придурка, который находится неизвестно где! Мы не просто ссоримся, он заставляет меня говорить ужасные вещи, а тебя эти ужасные вещи делать!

— Дело не в нем, — Яр скривился, как делал всегда, стоило кому‑то упомянуть о Диме.

— А в ком? В нас?

— Нет. Во мне, — Самарский встал. — И в тебе.

Из груди Саши вырвался шумный выдох. Вот так. Не в них, в нем и в ней — по отдельности. А Самарский продолжил.

— Ты бы не сказала, если бы так не думала. И это правда, Саша. Я похож на Титова. Был похож тогда, когда похитил тебя. Я ведь похититель, Саша. Преступник. Был похож в том, как вел себя потом. Думаешь, сложись все по — другому, отпустил бы после побега? Да я сумасшедший! — Яр говорил тихо, но не услышать в его голосе боль, Самарская не могла. — Но больше всего меня убивает, знаешь что? Ты полюбила во мне его… Ты полюбила во мне то, что я похож на него…

— Нет, — каждое его слово сочилось правдивой болью. Его болью, а сердце щемило у нее и слезы тоже выступили на ее глазах. — Нет, Ярослав!

— Да, — вновь перехватив стул, Яр отправил его на место. — И если ты позволишь себе хоть немного об этом подумать, то ты тоже поймешь, что да.

— Идиот, — зло сверкнув глазами, Саша отвернулась. Надо ж было случиться такому, что совесть взыграла в нем именно сейчас, когда прошло три года, когда ее похищение казалось уже не кошмаром, а единственно верным поворотом судьбы. Смахнув злые слезы, она вновь обернулась, не желая сдаваться. — Я просто волнуюсь за тебя. За тебя, за Лизу, за нас. Волнуюсь, что ты наделаешь глупостей, что этот чертов Дима заставит тебя наделать глупостей. Неужели ты думаешь, что после всего, я могу любить в тебе схожесть с отцом?

— Ты запуталась…

— Это ты запутался! Самарский, — Саша вновь приблизилась к мужу, взяла в руки лицо, резко притянула к себе, на расстояние вдоха. — Я люблю тебя. Ты любишь меня. Это важно! Понимаешь? Это важно, — сопротивления не было, когда она коснулась его губ, раз, второй третий, скользнула ладонью по скуле, запуская пальцы в непослушные волосы. Он недолго оставался истуканом, наконец ответил, притянул к себе вплотную, поцеловал уже сам.

— Сашка, — в какой‑то момент попытался оторваться, но она не дала.

— Молчи, Самарский, тебе тоже бывает полезно молчать.

Даже целовал он, будто сомневаясь, как впервые. Хотя нет, впервые он не сомневался.

— Поехали домой, — откинувшись в кольце родных рук, Саша запрокинула голову. Так проблемы не решаются, так они просто откладываются, но сейчас она и не хотела решать. Она хотела знать, что Яр рядом, он с ней, будет ночью, будет утром, днем, вечером. А с его страхами и сомненьями она справится. Он же когда‑то спас ее от бездны отчаянья. Спасет и она — отплатит той же монетой.

Разница лишь в том, что она нуждалась в нем и признавалась в этом, а он не признается.

— Нет, — Яр ответил безапелляционно. — Нет, Саша.

— Почему?

— Я не могу отказаться от вашей с Лизой защиты, а тебя ломать больше тоже не буду.

— Самарский, — наверное, стоило бы ударить его хорошенько, или снова сказать, какой он идиот, или развернуться и уйти, но вместо этого, Саша уткнулась лбом в грудь мужа, слушая, как бьется его сердце. — Значит, будешь ломать себя? Думаешь, мне от этого легче?

Саша почувствовала поцелуй в макушку, потом дыхание на виске, и шепот у самого уха.

— Мне от этого легче… — впервые он признавался в своей слабости, в своих сомнениях и проблемах. Дело именно в этом — не в словах. Он сам запутался. Запутался настолько, что нуждается во времени наедине с собой.

Запутался в не своих чувствах к ней, не в уверенности, что нуждается в семье. Запутался в том, может ли считать себя достойным своего счастья? Есть ли в нем что‑то, что достойно любви Саши? А еще… Сможет ли он хоть когда‑то отпустить ту ярость, что копится до сих пор в душе? Ярость на себя и на когда‑то друга. А ее слова — они просто стали последней каплей в череде его сомнений.

— Я люблю тебя, — сделав глубокий вдох, заполнив легкие его запахом, Саша коснулась щекой его щеки, шепча уже ему на ухо. — И если ты хочешь заниматься самоуничижением, даже не надейся, Самарский. Лиза скучает, Глафира уезжает через неделю, прекрати прятаться, завтра будь к восьми на ужине. Понял? — Саша не видела выражения его лица, но почувствовала, что щека дернулась, видимо, он слегка улыбнулся. — Ты не похож на Титова, ты похож на моего самого любимого идиота, и если этому идиоту нужно время, я могу сделать вид, что даю ему это время. Но только вид, Самарский. Знай, я никуда тебя не отпускаю. И подарок…