Последнее лето - твое и мое - Энн Брашерс

Алиса очнулась от одного сновидения, чтобы оказаться в другом. Из-за этого трудно было отличить сон от бодрствования, но, пока грезы продолжались, она не испытывала в том ни малейшей необходимости.

Засыпая прошлой ночью, она так сердилась на него, а теперь его чудное тело прижималось к ней, и гнев улетучился. Когда дело касалось Пола, она никогда не могла вспомнить, куда запропастился ее гнев, даже и в тех случаях, когда обещала себе вернуться и поискать его позже.

Она не открывала глаз. Она дарует ему право отказа. Что, если к обеду он решит все это стереть? В данный момент что-то происходит, и она хочет, чтобы это продолжалось — вот и все. Насколько она понимает, с ней в постели сейчас Дон Ронтано, тренер по теннису, и это здорово!

Так и не открывая глаз, Алиса нащупала низ его футболки и подняла ее наверх. Он мог воспротивиться, если хотел, но она жаждала прикоснуться к его коже. Еще сильнее прижавшись к его груди, она провела рукой по его теплой спине и плечам.

Можно ли ей его поцеловать? Позволит ли он это? Скажет ли он потом, что ничего не было? А может быть, заняться с ним любовью? Может, ей просто раскинуть ноги, позволить войти в себя и удовлетворить ее желание, а потом согласиться с ним, что ничего не было?

Она пододвинулась к нему еще ближе, смело прижавшись бедрами к его бедрам, хотя их разделяли его шорты и ее пижама. Возможно, верхняя часть его туловища этого не хотела, а вот нижняя определенно да. Она немного поерзала вместе с ним. Чье тело может против этого устоять? Глаза она так и не открывала.

«Я спал, — мог он сказать. — Что произошло? Я думал, ты тоже спишь».

Если бы она вот так ему отдалась, стоило бы это того? Господи, если в конце концов Дон Рон лишит ее девственности, не будет ли она чувствовать себя полной дурой?

Она открыла глаза и бросила взгляд украдкой. Это не Дон Рон, и у него глаза не закрыты. Нечестно, что он смотрит, а она нет.

Он поймал ее взгляд. Она почувствовала, как он разжал объятия и отодвинул от нее бедра.

В ней проснулся остаток гнева прошлой ночи, который довольно отчетливо проявлялся в сгибе его напряженного локтя.

Она села на постели, и он тоже сел. У него был такой вид, словно он был удивлен, увидев ее здесь.

Ей хотелось выкрикнуть: «Это ты пробрался в мою постель, а не наоборот!» Но в то же время жалко было терять это настроение. Ведь не все умерло, правда?

Она оглядела его, сидящего на ее постели. Без рубашки, укрытый ее простыней, с неровной стрижкой и страдальческим выражением лица. По крайней мере, выглядело все так, словно они занимались этим. Она с мстительным чувством пожелала, чтобы прямо сейчас в комнату вошел кто-то из ее родителей. Что бы он сказал в таком случае?

Он опустил ноги на пол. Черт бы его побрал, он уже стирает!

«Нельзя стереть то, чего нет», — сказал он как-то.

— Приехала моя мать, — сказал он.

В его дыхании чувствовались винные пары.

Она кивнула. Это кое-что объясняло. Из нее снова хотели сделать палочку-выручалочку, но она больше для этого не годится. Она выросла и сама бедствует. Разве не в этом вся проблема?

— Надолго?

— Только на сегодня.

— А-а. — Алиса вдруг почувствовала, что для разговора о его матери обнажена чуть больше, чем следует — на ней было белье типа бикини и коротенькая футболка. — Как она поживает?

— Все так же.

Кивнув, она скрестила руки на груди.

— Хочешь, чтобы я зашла повидаться?

— Нет, — быстро ответил он. — То есть если хочешь, пожалуйста.

Он встал.

Господи, он снова собирается уйти, и они окажутся как раз на том месте, с которого начали. Сон окончен. Настроение испорчено.

Она смотрела, как он ищет под одеялом рубашку и надевает ее. Она в отчаянии открыла рот.

— В самом деле ничего нет? — спросила она.

Она впилась в него гневным взглядом, словно заставляя спросить ее, как это понимать. Если он это сделает, она его ударит, честное слово.

У него был страдальческий вид, но изворачиваться он не стал.

— Алиса, неправда, что ничего нет.

Что под этим подразумевается? Ей надо сосчитать отрицания, чтобы понять, откуда они взялись.

— Разве есть что-то?

— Всегда было что-то, так ведь?

Она плотнее сжала губы. Если ему нравится, пусть будет нечестным и трусливым, но она не собирается ему подыгрывать. Она снова впилась в него взглядом.

— Знаешь что?

— Что?

— Я хочу быть с тобой. Ты притворяешься, что ничего нет, но я-то знаю, что есть. Ты можешь сказать, что для тебя этого нет, что все у меня в голове. — Она немного торопилась. Откашлявшись, спросила: — Ты это сказал бы?

Оцепенев, он не мог ничего ответить.

Она заставила себя броситься с головой в омут, иначе никогда не решилась бы.

— Но я никогда не делала этого раньше. Я хочу, чтобы это был ты, и хочу, чтобы партнер по-настоящему этого желал.

Пол был шокирован и удивлен. Он не знал, на какую реплику Алисы отвечать.

— Ты никогда не занималась этим раньше? — в конце концов молвил он.

«Конечно, нет! Я ждала тебя всю свою жизнь, идиот несчастный». — Она этого не сказала, но, отсекая подходы к следующим вопросам, выпалила:

— Нет!

— Я…

— Необязательно сейчас отвечать, — сказала она. — Если хочешь, приходи в полночь на западный берег. — Она сама едва могла поверить в то, что говорит, но собственные слова ее поразили. — Не придешь так не придешь.

— Алиса.

Он тоже с трудом верил в то, что слышал.

— Если не хочешь, я вполне понимаю, и можешь считать, что я тебя простила.

Это прозвучало более великодушно, чем ей хотелось бы. «И не заползай больше в мою постель».

— Алиса.

— Я серьезно, — сказала она, хотя трудно было оставаться серьезной в фиолетовом белье и коротенькой футболке. — Но, если придешь, приведи с собой Пола. И жди, что увидишь Алису, ладно?

Он кивнул.

— И не напивайся.

В этот момент ей хотелось развернуться на каблуках и гордо удалиться в сиянии своей убежденности. Но поскольку это была ее комната, ей пришлось просто остаться на месте и смотреть, как он уходит.

Она никогда не занималась этим раньше.

А разве он действительно думал, что занималась? Ему вовсе не хотелось много размышлять на эту тему. А иначе он мог бы представить себе, что она разделывается с этим по-быстрому и без особых раздумий. Почти так же, как он.

Он много раз, не раздумывая, занимался этим. Иногда быстро, иногда медленно. Ему это доставляло удовольствие, по временам очень большое. Он вспомнил о полногрудой мексиканской девушке Марии-Розе, которая в середине дня украдкой убегала с ним в пустое поле. Секс никогда не входил в более широкий контекст его жизни. Он никогда не связывал секс с какими-либо ожиданиями. Он даже никогда не обещал девушке, что позвонит.

Она никогда этим не занималась. «Она ждет тебя. О господи».

Ну, разумеется. Будь это иначе, он был бы вне себя.

Когда он провожал мать на пристань, все тело у него ныло. Он был настолько занят своими мыслями, что почти не понимал того, что она говорит. Вот это были новые ощущения. Волнение, влечение, предчувствие и сильное желание оставить все, как есть.

— Ты в порядке? — спросила мать в один из редких моментов просветления, идя рядом с ним по пристани.

— Да, — ответил он приглушенным голосом, исходящим откуда-то из области солнечного сплетения.

Можно ли ему встретиться с Алисой на берегу, зная о том, чего она ожидает? Может ли он свободно и открыто признаться, что сам хочет именно этого? Не выше ли они этого? По крайней мере, он?

Проводив мать, он решил прогуляться. Он пошел в сторону Лонливиля, потом на Оушн Бич, Сивью, Пойнт Овудс, прямо до Санкен Форест, откуда его прогнали москиты.

У него разболелись ноги, а плечи покраснели от солнца.

Алиса чего-то от него ждет. Она предлагает ему дар. Требует и отдает. Он же не умеет толком обращаться ни с одной из этих обязанностей.

Стоит ли ему встречаться с ней в полночь?

А может быть, сделать это до полуночи? Что, если он пойдет к ней сейчас? Решится ли он?

Но вдруг ему стало казаться, что она его невеста и надо ждать до свадьбы.

Что за мысль! Какие только мысли не приходят ему в голову!

Разве не этого он всегда хотел? Он наконец входит в ту жизнь, о которой грезил, но которую не заслуживает.

«Перестань! Возьми свою жизнь. Она тебя ждет!» — говорила ему какая-то часть сознания.

Но как на это решиться? Что, если он все разрушит? Что, если погубит лучшее, что у него есть?

Вот для чего он живет. Он предпочел бы защищать это всю жизнь, как музейный хранитель — бесценный экспонат, чем предполагать, что потеряет.

Он не пойдет к ней на свидание. Он этого даже не хочет.

Как ему дождаться полуночи?

Глава десятая

ВОЗЬМИ СВОЮ ЖИЗНЬ