Возвращение к сыну - Люси Гордон

Лишь только он закончил говорить, его охватило жуткое чувство: он как будто перемещался во времени. Казалось, ветер свистит у него в ушах, и он переживает этот же самый момент уже во второй раз, причем, совершенно ясно представляя себе, как это было впервые. Гэвин немного встряхнулся. Такое ощущение было у него первый раз в жизни, и оно сбило его с толку.

– Ты понимаешь, о чем я говорю? Я не хочу, чтобы мой сын был тряпкой, а ты будешь таким, если останешься здесь.

Неожиданно Питер повернулся и посмотрел на него. Никогда прежде Гэвин не видел такого взгляда – настолько злого, непокорного. Это не был взгляд замкнутого мальчика, держащегося на расстоянии.

– И не смотри на меня так! – закричал Гэвин. А когда Питер начал отворачиваться, что-то внутри его оборвалось, он схватил сына за плечи и с силой повернул к себе, слегка встряхнув. – Не надо, не отворачивайся от меня. Я с тобой разговариваю! Я – твой отец. Почему ты не хочешь?..

Он не закончил фразу. На самом деле он не знал, что пытался сказать. Его переполняло желание прижать Питера к себе, крепко обнять его. Но выработанный с годами самоконтроль удержал его от этого.

– Хорошо, – сказал Гэвин со вздохом. – Извини. Беги.

Круто повернувшись, он пошел прочь. Если бы он обернулся, то увидел бы, что сын смотрел ему вслед и в его глазах читалось страстное желание быть вместе с отцом. Этот взгляд дал бы Гэвину надежду. Но он не обернулся.

В тот вечер на закате Нора гуляла по берегу. Она слушала шум моря, плеск волн. Начинался отлив, вода убывала. Она шла, пока не увидела Гэвина, сидящего на камне. Он смотрел на воду.

– Вы не ужинали, – сказала она.

– Я не хотел.

– Если вас это интересует: Питер очень несчастен...

– Конечно, мне это интересно. Но ему не хочется, чтобы я был рядом. Я тянусь к нему, а он убегает. Вы знаете об этом.

– Видимо, это происходит потому, что вы привыкли сразу же хватать то, к чему протягиваете руки. Вы сможете продвинуться в своем деле, если будете ждать, когда ваш сын сам придет к вам.

– Этого мне придется ждать до бесконечности, – сказал он с горечью.

– Ну а какая польза от того, что вы здесь сидите такой угрюмый?

– Я не угрюмый. Я вернулся сюда за камерой, но, конечно же, опоздал.

Она села рядом с ним.

– Что за камера?

– Я купил ее в Лондоне. Хотел снять Питера. Я столько пропустил, пока он рос. Я подумал, что мог бы снимать его сейчас. И сегодня днем принес камеру на пляж. Собирался показать ее вам обоим. Должно быть, я ее где-то уронил.

– Всегда можно достать другую.

Он пожал плечами.

– Какой смысл? Наверное, ему не понравится эта затея.

Она подумала.

– Если вы просто направите на него камеру, ему, возможно, и не понравится, – согласилась она. – Мальчики не любят, когда их фотографируют или снимают. Их это раздражает. Когда вы были ребенком, неужели вам не хотелось сбежать от отца, желавшего вас сфотографировать?

– Он никогда этого не хотел. Он называл это сентиментальной тратой времени, – с кривой усмешкой ответил Гэвин.

– А мама?

– Я едва помню ее.

Нора кивнула головой, как будто что-то поняла.

– Если вам хочется снять Питера, почему бы не сказать ему, что вас интересует Флик?

– Это поможет?

Она вздохнула.

– Хантер, иногда вы бываете до неприличия несообразительны. Вы попросите Питера подержать Флика перед камерой, он настолько увлечется, что и забудет, что вы снимаете его тоже. Таким образом, вы получите то, что хотите. И все будут счастливы. Так что примите мое предложение в качестве подарка.

– Но почему? – осторожно спросил он. – Зачем вы делаете такой подарок, который поможет мне сблизиться с сыном? Разве вам не хочется, чтобы Питер остался с вами здесь, в конце концов?

– Конечно, мне этого хочется – но только при условии, что он сам так решит. Я совсем не хочу, чтобы он выбрал меня только потому, что не узнал вас... Почему бы вам не отправиться домой до того, как начнется дождь, ведь вы вымокнете до нитки... снова...

Она выделила последнее слово. Гэвин посмотрел на нее.

– Снова? – спросил он.

– О, конечно, я забыла. Вы не помните, да?

Он усмехнулся.

– Предположим, помню. Я должен благодарить вас.

– Не утруждайте себя. Просто не промокайте. Я не стану спасать вас во второй раз.

– Спасибо за первый. Я мог бы схватить воспаление легких.

– Не преувеличивайте, – сказала она, смеясь. – Вы могли бы только слегка простудиться, не больше.

– Нет, я бы здорово простудился. К сожалению, я так устроен. Какая-нибудь ерунда – и я заболеваю ужасно..

Она бросила любопытный взгляд на его большую, крепкую фигуру. Казалось, он мог бы выдержать любую осаду.

– Должно быть, это доставляет страшные неудобства такому крупному бизнесмену, как вы. Крутиться, осуществлять сделки или... чем там они еще занимаются?... под страхом схватить насморк.

– У меня не бывает насморка. Я принимаю меры и борюсь с ним до тех пор, пока не представляется возможность поболеть.

– А когда такое бывает?

– Как правило, никогда. К тому моменту, когда возможность представляется, я уже здоров. Все совершенно просто.

– Неужели? Вы на самом деле справляетесь с болезнью? Или все эти маленькие болячки ждут, чтобы собраться вместе и в один прекрасный день наброситься на вас?

– Давайте прекратим, а? Я же не один из ваших больных осликов...

– Болеют не только ослики. Есть такая вещь, как больная душа, и это намного хуже воспаления легких.

– Хватит! Перестаньте печься о моем психическом состоянии. С моей душой все в порядке, и вообще я здоров. Обо мне не надо заботиться. Улыбка исчезла с ее лица.

– А я думаю – наоборот, – сказала она тихо. – Мне кажется, о вас по-настоящему никогда не заботились.

– Лиз пыталась, но я ей не разрешил.

– Почему же? – с любопытством спросила Нора.

– Потому что... – Гэвин был готов сказать ей, что, если бы он хоть однажды согласился на чью-либо заботу о себе, она могла бы стать наркотиком, от которого ему никогда не захотелось бы отвыкать. Но, как это уже не раз случалось, он вспомнил об осторожности и просто сказал: – Потому что я не нуждался в заботе.

– Но это было нужно Лиз, – возразила Нора. – Ей было необходимо заботиться о других. Я очень быстро распознала в ней это... – Нора запнулась, а потом продолжила: – Наверное, это то, что предложил ей папа, а вы не смогли.

– Ерунда, – оборвал он.

– Я так не думаю. Мне кажется, вы не знаете, как позволить себе заботиться о вас. И вы страдаете от отсутствия заботы.

Он отвернулся от нее и посмотрел на море. Закат окрашивал воду в красный цвет. Именно в такие моменты Нора была наиболее опасна. Ее мысль, что о человеке должны нежно заботиться, неожиданно оказалась гораздо соблазнительнее красоты, привлекала сильнее духов. Она оказалась жизненно необходимой. От Норы исходило сладкое тепло. Это был поток, угрожавший поглотить его и увлечь за собой туда, где его поджидала слабость. А слабость для Гэвина была равносильна гибели.