Спеши любить - Николас Спаркс

Впервые за все время нашего знакомства Джейми не стала собирать волосы в тугой пучок. Они спускались ниже лопаток; слегка сбрызнутые лаком, они отражали свет софитов и искрились. На Джейми было легкое белое платье, сшитое точно по фигуре. Удивительное зрелище. Она ничуть не походила на девочку, которую я знал с детства. Немного макияжа – совсем чуть-чуть, чтобы подчеркнуть нежные черты лица. Джейми слегка улыбалась, как будто хранила какой-то задушевный секрет, – именно так ей и полагалось по роли.

Она действительно казалась ангелом.

Наверное, у меня слегка отвисла челюсть; я стоял и смотрел на нее довольно долго, изумленный до немоты, а потом вдруг вспомнил, что должен произнести свою реплику. Я сделал глубокий вдох и медленно проговорил:

– Вы прекрасны.

И наверное, все зрители, начиная с седовласых леди в партере и заканчивая моими приятелями в заднем ряду, поняли, что я говорю искренне. Впервые в жизни.

Глава 9

Сказать, что спектакль имел успех, было бы преуменьшением. Публика смеялась и плакала – именно этого мы и добивались. Благодаря Джейми пьеса действительно стала чем-то особенным – на мой взгляд, все были изумлены не меньше меня. На лицах остальных при виде Джейми появилось точно такое же выражение, как и у меня; прочие участники принялись играть с куда большим воодушевлением. Мы закончили спектакль без единой погрешности, а на следующий день в театр набилось еще больше зрителей, хоть и трудно такое представить. Даже Эрик подошел и поздравил меня – и это был настоящий сюрприз.

– Вы молодцы, – произнес он. – Я тобой горжусь, старик.

Мисс Гарбер твердила «великолепно!» всем, кто готов был ее слушать или просто оказывался поблизости; звук ее голоса отдавался у меня в ушах далеко за полночь. Когда занавес закрылся в последний раз, я принялся искать Джейми и увидел девушку за кулисами с отцом. У него были слезы на глазах – я впервые видел, как Хегберт плачет. Он обнял Джейми, и они долго стояли так. Отец гладил ее по голове и шептал: «Мой ангел», – и у меня вдруг перехватило дыхание.

Наверное, я убедился, что поступать «правильно» не так уж плохо.

Когда они наконец выпустили друг друга из объятий, Хегберт исполненным гордости жестом направил Джейми к нам – на нее градом посыпались поздравления. Джейми знала, что отлично справилась, хотя и неустанно твердила окружающим, будто недостойна похвалы. Она улыбалась как обычно, но при том, как она сегодня выглядела, ощущение было совершенно иное. Я стоял поодаль, позволяя ей насладиться моментом, и отчасти чувствовал себя, как старина Хегберт, – был счастлив за Джейми и даже гордился ею. Когда она наконец увидела меня, то немедленно извинилась перед остальными, подошла совсем близко и улыбнулась:

– Спасибо, Лэндон. За все, что ты сделал. Папа просто счастлив.

– Не стоит благодарности.

Странно – но когда я понял, что Хегберт сам отвезет Джейми домой, то впервые пожалел, что не могу ее проводить.

Началась последняя учебная неделя перед рождественскими каникулами; в каждом классе шли экзамены. Вдобавок мне нужно было закончить эссе, которые изрядно забросил из-за репетиций. Я собирался как следует налечь на книги, а вечером, перед сном, писать сочинения. Но даже так я не мог избавиться от мыслей о Джейми.

Ее преображение было, самое малое, поразительным; я уверился, что это признак грядущих перемен. Поэтому сильно удивился, когда на следующий же день Джейми появилась в школе в своем обычном облике – тугой пучок, коричневый свитер и клетчатая юбка. И все.

Я немедленно исполнился к ней сочувствия. В течение выходных к Джейми относились как к абсолютно нормальной девушке, но она отчего-то позволила всему вернуться на круги своя. Да, окружающие стали чуть любезнее с нею; те, кто прежде никогда не заговаривал с Джейми, теперь отмечали, что она отлично справилась, но я прекрасно понимал: долго это не продлится. От предубеждений, заложенных в детстве, избавиться трудно, и я даже боялся, что ее положение ухудшится. Люди поняли, что она вполне способна быть как все; они могли стать еще безжалостнее.

Я хотел поделиться с Джейми своими впечатлениями – честное слово, хотел, но не раньше чем через неделю. Накопилась уйма дел, и вдобавок нужно было как следует все продумать. Сказать по правде, я по-прежнему чувствовал себя виноватым за то, что наговорил ей в тот раз. И совесть мучила меня вовсе не потому, что пьеса все-таки удалась. Скорее потому, что Джейми неизменно была со мной мила. Я понимал, что ошибся.

Надо сказать, я сомневался, что Джейми, в свою очередь, захочет поговорить. Она ни разу не подошла, хотя на перемене, конечно, сидя в уголке с Библией, видела, как я слоняюсь вокруг с друзьями. Но когда уроки закончились, Джейми спросила, не могу ли я ее проводить. В память о старых временах мне пришлось согласиться, хотя я еще не был готов поделиться с ней своими мыслями.

Джейми быстро взяла быка за рога.

– Помнишь, что было, когда ты в последний раз провожал меня домой? – спросила она.

Я кивнул и немедленно пожалел, что Джейми об этом вспомнила.

– Ты обещал искупить свою вину.

На мгновение я смутился. Я был уверен, что уже сделал это, приняв участие в постановке. Джейми продолжала:

– Я долго думала, чем ты можешь помочь. – Она не позволяла мне вставить ни слова. – И вот что ты сделаешь.

Джейми попросила меня собрать банки и жестянки, которые она в начале года расставила в магазинах и кафе по всему городу. Они стояли на прилавках, обычно неподалеку от кассы, и предназначались для того, чтобы опускать в них мелочь. Деньги шли на сирот. Джейми никогда не просила денег прямо – она хотела, чтобы люди давали их добровольно. В ее представлении только так должен поступать христианин.

Я видел эти жестянки в закусочной «У Сесиль» и в фойе кинотеатра. Мы с друзьями частенько бросали в них крышки от бутылок, когда кассир не смотрел, и хихикали над тем, что нам удалось надуть Джейми. Мы воображали, как она вскрывает одну из жестянок, надеясь обнаружить там что-нибудь ценное, но не находит ничего, кроме мусора. Иногда бывает чертовски неприятно вспоминать свои былые выходки. Я поежился.

Джейми это заметила.

– Никто тебя не заставляет. – Она не скрывала разочарования. – Просто я подумала, Рождество уже скоро, а без машины у меня уйдет слишком много времени…

– Я помогу, – перебил я. – Все равно нечего делать.

Именно этим я и занимался начиная со среды, хотя еще нужно было готовиться к экзаменам и дописывать эссе. Джейми дала мне список мест, где стояли ее жестянки; я взял мамину машину и на следующий же день начал с дальнего конца города. Джейми расставила около шестидесяти жестянок; я решил, что управлюсь за день. Пустяк по сравнению с тем, что сделала она. У Джейми ушло полтора месяца на то, чтобы их расставить, поскольку сначала нужно было раздобыть шестьдесят пустых жестянок, а затем разнести их по городу – без машины дело наверняка подвигалось медленно. Я подумал: как забавно, что именно я собираю жестянки, хотя это исключительно ее затея! Но ведь Джейми попросила помочь.