Принц на белом костыле - Фаина Раевская

— Самонин, — угрюмо ответила я, злясь на саму себя, на Клавку, а заодно и на весь белый свет.

— Ну, давай… Начинай, — велела Клюквина, когда мы заняли позицию метрах в пятидесяти от проходной.

Я запрыгала на месте, подняла руку и не очень уверенно позвала:

— Витя! Самонин! Мы здесь!

Несколько человек, проходивших в этот момент мимо нас, испуганно вздрогнули и ускорили шаг.

— Не, так не пойдет, — сокрушенно покачала головой Клавдия. — Твой писк даже воробьи не слышат. Никакого в тебе актерского таланта!

— Зато ты просто Сара Бернар, — вскипела я. — Вот сама и действуй.

Клавка не стала упрямиться. Она тоже заскакала на месте с поднятыми вверх руками и во все горло заорала:

— Витька! Самонин! Давай сюда, мы тебя ждем! Чего застыла, как девушка с веслом? — зашипела мне в ухо сестра. — Присоединяйся, не скромничай!

И вот уже мы обе запрыгали, как кузнечики, размахивая руками и призывая Витьку Самонина, который, к слову сказать, не мог нас услышать в силу объективных обстоятельств. Картинка, должно быть, выходила что надо, просто день открытых дверей в дурдоме! Сотрудники НИИ, привыкшие иметь дело с тихими, мелкими организмами, шарахались в стороны, спеша поскорее миновать опасный участок.

Неизвестно, сколько бы еще продолжался бесплатный цирк, если бы перед нами не остановился высокий, чуть сутуловатый мужчина в старом пальто, меховой шапке и старомодных очках в черной оправе на крючковатом носу. За толстыми линзами его глаза казались совсем маленькими. Не знаю, почему, но я сразу прониклась доверием к близорукому дядьке.

— Чего орете, как белые медведи в брачный период? — тихо спросил он. Мы с Клавкой мигом заткнулись. — Нету Витьки. Уже который день. Милиция сегодня приходила, им интересовалась. Сказали, он в больнице…

Я мысленно выругалась: значит, этот рыжий Филиппок, чтоб ему сосулька на голову свалилась, все-таки сообщил ментам! Вот Иуда, прости господи! Ну, погоди, дай только добраться до тебя!

— А вы друг Виктора? — с надеждой заглянула в очки дядьке Клавдия.

— Ну…

— Тогда мы к вам, — сообщила сестра и вцепилась мужчине в руку, словно голодная гиена в добычу. — У вас есть несколько минут? Нам очень, очень надо поговорить с вами!

— Со мной?! — по-моему, дяденька немного испугался. Он попытался освободиться от Клавкиного захвата. Зряшное дело, ей-богу! Если Клавдия во что-то вцепилась, это почти навсегда.

— Именно с вами, — поддержала я сестру, подхватывая мужика под другую руку.

Он быстро сообразил, что сопротивление бесполезно, как-то обмяк и, похоже, смирился с судьбой. Мне стало жалко дяденьку. После тяжелого трудового дня человек собрался домой, отдохнуть перед телевизором, а тут на выходе две по виду чокнутые девицы приняли его под белы рученьки и ведут в неизвестном направлении.

— Может, пообедаем? — участливо предложила я.

— Я бы заодно и поужинал, — согласился друг Виктора.

— Замечательно! — я искренне обрадовалась. — Здесь есть поблизости какое-нибудь предприятие общественного питания?

Дядька утвердительно кивнул.

— Тогда ведите нас, доблестный рыцарь! — воскликнула Клюква, еще больше пугая мужчину.

Кто кого вел — это еще вопрос, но вскоре мы уже сидели не то в пельменной, не то в чебуречной, чудом сохранившейся еще с советских времен.

Большое помещение, беспорядочно заставленное столами, сильно напоминало столовую, режим самообслуживания и толстая тетка за кассой в грязно-белом халате, любезная, как тайская массажистка, довершали сходство. Клавка оставила меня стеречь мужика, чтоб не убежал, а сама отправилась за едой. Я с ужасом думала, купит она еду только для нашего.., м-м.., нового знакомого или нам тоже придется давиться клейкими пельменями?

Учинив небольшой скандал у кассы, Клавка вернулась с подносом. К моему облегчению, на нем стояла еда только в единственном экземпляре: какой-то салат подозрительной наружности с романтичным названием «Весенние грезы», икра заморская кабачковая, порция пельменей, похожих на мартовский снег в комочках, и граненый стакан с жиденьким чаем.

Мы с Клавдией тактично молчали, ожидая, когда мужчина утолит первый голод. Лишь однажды Клавка, с состраданием наблюдавшая, как он с аппетитом поглощает «Весенние грезы», деловито осведомилась:

— Холостой?

— Угу. Разведенный, — с набитым ртом ответил дядька. — Как вы догадались?

— Пф, тоже мне, секрет Полишинеля! — фыркнула сестрица, тонкий знаток кулинарии. — Только холостой мужчина может жрать эту дрянь и при этом испытывать удовольствие.

После салата, икры и некоторого количества пельменей Витькин приятель откинулся на спинку стула и перевел дух.

— Рассказывай, — велела Клюквина, заметив сытый блеск глаз за толстыми линзами очков.

— Чего? — удивился мужчина.

— Все. Или ты думаешь, мы просто так тебя кормили? — Клавка свела брови на переносице и резко бросила:

— Имя? Фамилия? Отчество?

Дядька, бледнея, икнул:

— Мое?

— Мое мне известно, — повысила голос сестра. — Конечно же, ваше, ну?

Я, признаться, почувствовала себя неловко.

Чего она, в самом деле, в следователя играет?

Насмотрелась всяких третьесортных сериалов, понимаешь! Мужик и так перепугался, а тут еще Клавдия со своими заскоками. Пришлось попытаться сгладить грубость Клавки.

— Э-э… — я честно старалась сообразить, как обратиться к мужчине: молодой человек?

Но ему хорошо за тридцать. Товарищ? Товарищи, как известно, в семнадцатом году остались.

Господин? Оглядев дяденьку, я решила, что на господина он никак не тянет. Поэтому я брякнула:

— Любезнейший!

Вышло еще хуже. Мужчина расправил плечи и надменно произнес:

— Вы бы меня еще «дружочком» Назвали.

Позвольте представиться: Прутков Козьма Иванович.

Я тихо ойкнула, а Клавка, вмиг растеряв суровость, пролопотала:

— Потомок, что ли, того.., который афоризмы сочинял?

— Нет, — с достоинством ответил Прутков. — Однофамилец. Но имя мне дали именно в его честь.

Вздох облегчения невольно вырвался у меня из груди. А ну как этот Прутков оказался бы потомком того Пруткова? Как заговорил бы афоризмами, поди, пойми его тогда! И уж совсем некстати в голову пришла мысль: интересно, как ласково называла его бывшая жена? Козя?

Козюля?

«Козюля, милый, ты мусор не вынесешь?»

Козюля с достоинством принимает из рук супруги мусорное ведро и гордой походкой кузнечика в тапочках и «трениках» топает на помойку. Чтобы замаскировать смех, распиравший меня изнутри, я закашлялась.

К Клюквиной вернулось самообладание, и она уже человеческим голосом представилась:

— Я Клавдия, а это, — небрежный кивок в мою сторону, — Афанасия, сестра моя. Нас интересует ваш приятель, Виктор Самонин. Сразу оговорюсь, мы не из милиции. И Виктора-то, собственно, знаем всего-то пару дней. Это мы, между прочим, нашли вашего раненого друга и доставили его в больницу. А теперь, так уж вышло, его судьба очень тесно переплелась с нашими судьбами. Вот мы и решили поговорить с кем-нибудь из друзей Виктора, чтобы решить, как жить дальше…

— — И жить ли вообще… — еле слышно пискнула я.

— Точно. Так что, Козьма Иванович, наши жизни сейчас в ваших руках.

Несколько пафосно, на мой взгляд, но вполне сносно. Главное, чтобы на Козюлю слова Клюквы произвели должное впечатление. Секунды капали. Козюля думал, мы ждали. В конце концов Клавдия не выдержала напряжения: , — Так как, Козьма Иванович, будем говорить?

Представляю, что сейчас творилось в душе Пруткова! Вот он, среднестатистический мужчина, разведен, положительно характеризуется со всех сторон, прилежно работает в каком-то НИИ… А теперь чьи-то жизни вдруг оказались в его руках! Нужно отдать должное Козьме Ивановичу, он принял единственно верное решение:

— Что же вы хотите знать?

— Ну, во-первых, чем занимается ваш институт и может ли он заинтересовать криминальные элементы, а во-вторых, очень хотелось бы узнать ваше мнение о Викторе… — опередила я Клавдию, уже открывшую рот.

Весь организм содрогался от радости: наконец-то и моя голова включилась в работу!

Козьма задумался, а потом немного торжественно начал:

— Наш институт основан… — тут он сник и честно признался:

— По правде говоря, не знаю, когда он основан. Впрочем, вам это и неважно.

Чем занимается? Хм… Раньше эта информация была строго секретна, а сейчас… — Прутков махнул рукой. — Нет, кое-какие лаборатории до сих пор засекречены. Что они исследуют, знают только те, кто там работает. Это — элита наша, так сказать. А мы, простые дворняжки от науки, изучаем воздействие различных видов вирусов на живые организмы.

— Над мышками издеваетесь? — укоризненно покачала головой Клюквина.

— Мы занимаемся делом, важным для всего человечества! — воздел руку к потолку Козьма.

Вилка шмякнулась на пол, стрельнув пельменем в стену. Пельмень к ней тут же прилип, как голодная пиявка. Прутков смущенно потупился, а я попросила: