На карнавале истории - Леонид Иванович Плющ

и спросил: «Кто же из них народный герой?» Касиян невразумительно объяснил всю глубину народности в образе Ивана Денисовича.

Далее я спрашивал о причинах закономерности превращения талантливых писателей и поэтов в ничтожества после признания своих ошибок и возвращения на истинно партийный путь. В качестве примера привел Д. Павлычко и П. Тычину.

Касиян ничего не понял и ответил, что партия не против таланта, а за правильную направленность таланта. Зал рассмеялся.

После собрания мы с женой поспешили на автовокзал и в ресторан. Опоздали. В ресторане фрески сбили уже, а на автовокзале осталось худшее.

*

В разгар этих событий на «идеологическом фронте» мы познакомились с вором Артуром Кадашевым. Этот вор попал под поезд, ему отрезало ногу. Мы хотели ему помочь. Он решил «завязать», а для этого нужно было устроиться на работу и прописаться, т. е. получить право на жительство в Киеве.

Артур переехал к нам, в нашу комнату, которую мы снимали по высокой цене.

Биография Артура довольно типична для нашей страны. Чечен, вместе с родителями был выселен в Среднюю Азию. Голодал вместе со всеми, ненавидел русских. Лет в 10 пристал к цыганскому табору, стал воровать. Ну, а дальше — тюрьмы, лагеря.

Подробно рассказывал о воровских законах, о поножовщине, проститутках и т. д.

Нас поразили в нем большая гордость, уважение к себе и воровским моральным принципам, чувство юмора, удивительное чутье на фальшь. Он очень быстро указал нам на фальшь нескольких наших друзей — через некоторое время мы убедились в справедливости его слов.

Я начал готовить Артура в школу; по его словам, он закончил 6 классов в лагере. Поразительно быстро он усваивал математику. Геометрия давалась ему легче, чем арифметика, так как он умел немного рисовать. Заниматься с ним было приятно. Мы, увидев его склонность к романтике (в нем было что-то от Челкаша Горького), стали читать ему Паустовского, раннего Горького и Грина. Паустовский ему не понравился, зато Грина он полюбил.

По вечерам он пел великолепные блатные песни — ни слова, ни звука пошлости. Особенно нам понравилась известная блатная русская песня, которую он пел по-чеченски. По-русски она была намного хуже. По-чеченски песня была особенно мелодичной, звуки как-то сталкивались между собой, плавно переходили друг в друга.

Артур очень страдал от того, что сидит у нас на шее: он видел, насколько мы бедно живем, и удивлялся — ведь мы люди с высшим образованием. Еще больше удивлялся он тому, что наш общий знакомый, писатель Ф. А. Д., живет еще беднее. Он всегда думал, что советские писатели — богачи. Мы объяснили ему, что это верно для таких, как Корнейчук, Шолохов и им подобные.

Ф. А. Д. однажды обворовали карманники. Артур был возмущен — разве можно воровать у бедных? Мы смеялись: ведь вор обычно не думает, на какие гроши придется жить обворованному.

Артур стал чинить обувь нам и всем нашим знакомым. Это создавало иллюзию, что он хоть чем-то расплачивается с нами.

Мы с женой пошли в райком комсомола и рассказали об Артуре. Мы попросили помочь ему в прописке и устройстве на работу. Секретарь райкома загорелась состраданием к Артуру, но объяснила, что райком ничего не сможет сделать.

Я вспомнил о Ю. П. Никифорове, кагебисте, с которым я встречался по поводу телепатии, Я позвонил ему. Он назначил свидание в Софийском соборе, недалеко от здания республиканского КГБ и от будущей моей тюрьмы. Юрий Павлович объяснил, что КГБ не имеет власти давать прописку. Когда я спросил, есть ли смысл обратиться в обком партии, Никифоров посоветовал пойти в обком комсомола: они-де моложе и лучше поймут наши намерения. Столь трезвая оценка кагебистом бюрократической глухоты обкомовских партийцев меня поразила.

Пошли в обком комсомола. Секретарь областного комитета комсомола сразу спросил: «Зачем это вам нужно?»

Мы терпеливо объяснили, что нужно помочь человеку встать на путь честного труда. Он опять спросил: «Но вам-то это зачем нужно?»

Пришлось повторить газетные штампы о борьбе за каждого человека. Кажется, понял и направил в ЦК комсомола. Нас принял второй секретарь Кулик. Опять тот же вопрос, но еще большее непонимание. Мы еле сдержали свой гнев и в который раз повторяли свое отношение к людям. Наконец случайно мы нашли формулу: мы — педагоги и хотели бы участвовать в воспитании вора. Ему «все стало ясно», и он позвонил министру внутренних дел. Отвечал ему заместитель министра. Того волновал все тот же вопрос — наши мотивы. Кулик объяснил все нашими педагогическими интересами. После телефонного разговора Кулик рассмеялся. Оказывается, замминистра обещал устроить прописку, если ЦК комсомола устроит Артура на работу. Кулик объяснил, что невозможно устроить на работу, если нет прописки. Заколдованный круг. Затем комсомольский вождь обратился к сидящему в кабинете парню: «У вас на Киевской ГЭС не хватает рабочих рук. Устрой его на работу». Парень, секретарь комсомола ГЭС, резко запротестовал: «Мы и так не знаем, что нам делать со своими хулиганами и алкоголикам». Пришлось уйти ни с чем.

Прошло шесть лет, и я вновь встретился с тем самым секретарем ГЭС. Он был уже одним из самых видных участников украинского сопротивления. Я напомнил ему о нашей первой встрече. Он не помнил, но признал, что в те времена был действительно «твердокаменным» комсомольским деятелем.

Мы пошли в Верховный Совет, на прием к «знаменитому» партизану Ковпаку. Стояла очередь. Секретарша выслушала нас и объяснила, что Ковпака нельзя тревожить по таким пустякам. Кроме того, Киев — столица, и отбывших наказание в нем не прописывают.

Мы решили написать письмо Хрущеву. В письме мы описали кратко жизнь Артура, намекнули на ответственность правительства за трагедию чеченов и описали наши злоключения с пропиской. Подписали пятеро — мы с женой, моя сестра и Ф.А.Д. с женой.

Артур стал терять все надежды, его стыд быть грузом на нашей шее нарастал.

Вместе с ним мы пошли в ЦК партии. Нас приняла женщина-юрист. После секретаря райкома комсомола это был второй человек, который не задавал вопроса о наших мотивах. Она вспомнила 30-е годы, когда она помогла какой-то проститутке. Артур не зашел к ней, ожидал в приемной. Она попросила, чтоб он зашел. У Артура великолепное чутье на людей, он интуитивно чувствует, кому что нужно говорить. Он не бил на сострадание, он шутил. Товарищ из ЦК была покорена настолько, что тут же позвонила какому-то деятелю ЦК, ведающему пропиской. Того не было на работе. Она объяснила, что завтра уезжает в Крым и потому лишь через месяц сможет взяться за прописку Артура. Я