Сладость на корочке пирога - Алан Брэдли

Существовало семейное предание, согласно которому именно на пикнике в Причуде Букшоу Джон Монтегю, четвертый граф Сэндвич, изобрел закуску, получившую его имя. Когда он впервые положил холодную куропатку между двух ломтей хлеба, играя в криббедж с Корнелиусом де Люсом.

«Черт бы побрал историю», — говаривал отец.

Сейчас, перейдя вброд на остров по воде, которая была не более фута глубиной, я уселась на ступени маленького храма, согнув колени и опершись на них подбородком.

Во-первых, кремовый торт миссис Мюллет. Куда он пропал?

Я вернулась мыслями к раннему воскресному утру: представила, как я спускаюсь по лестнице, иду по коридору на кухню и — да, торт определенно лежал тогда на подоконнике. И из него был вырезан кусок.

Позже миссис Мюллет спросила меня, понравился ли мне ее торт. Почему меня, думала я. Почему она не спросила Фели или Даффи?

И потом меня словно стукнуло ударом молнии. Его съел мертвец. Точно. Все сходилось!

Вот диабетик, приехавший из далекой Норвегии, он привез с собой черного бекаса, спрятанного в пирог. Я нашла остатки этого пирога — вместе с предательским пером — в «Тринадцати селезнях», а мертвую птицу подбросили на наше крыльцо. Даже не поев — хотя, если верить Тулли Стокеру, он заказал напиток в баре, — незнакомец устремился в Букшоу в пятницу ночью, поссорился с отцом и по пути во двор прошел через кухню и отрезал себе кусок кремового торта миссис Мюллет. И не успел он миновать огуречную грядку, как его прихватило!

Какой яд может подействовать так быстро? Я взвесила самые подходящие варианты. Цианид убивает в считаные минуты: лицо жертвы синеет и она почти мгновенно умирает от удушья. После остается запах горького миндаля. Однако нет, против цианистого калия говорило то, что, если бы использовали именно его, незнакомец умер бы до того, как я его нашла. (Хотя должна признаться, что у меня слабость к цианистому калию, — когда скорость важна, нет средства лучше. Если бы яды были лошадьми, я бы поставила на него.)

Но почувствовала ли я горький миндаль в его последнем вздохе? Я не могла вспомнить.

Еще есть кураре. Он тоже действует практически сразу, и жертва тоже погибает в считаные минуты от удушья. Но кураре не может убить, если добавить его в еду; его надо ввести уколом. Кроме того, кто в английской деревне — за исключением меня, естественно, — может носить при себе кураре?

Как насчет табака? Я припомнила, что, если несколько дней вымачивать пригоршню листьев табака в воде на солнце, они превращаются в густую черную патокообразную смолу, которая убивает за секунды. Но никотиана выращивается в Америке, вряд ли можно найти ее свежие листья в Англии или, скажем, в Норвегии.

Вопрос: Может ли высушенный, табак для сигарет, сигар или трубок произвести такой же токсичный яд?

Поскольку в Букшоу никто не курил, мне придется собирать образцы самостоятельно.

Вопрос: Когда (и где) выбрасывают содержимое пепельниц в «Тринадцати селезнях»?

Главным вопросом был этот: кто добавил яд в торт? И еще один пункт для размышлений: если погибший съел кусок торта случайно, для кого изначально предназначался яд?

Я вздрогнула, когда тень накрыла остров, и посмотрела вверх, увидев, что солнце закрыла темная туча. Собирался дождь — и скоро. Но не успела я вскочить на ноги, как хлынуло как из ведра, — это была одна из тех коротких, но яростных гроз раннего июня, которые сминают цветы и разрушают водостоки. Я попыталась найти сухое защищенное место в самом центре открытого купола, где я буду максимально укрыта от проливного дождя, — не то чтобы это сильно помогало от порывистого холодного ветра. Я обняла себя руками, чтобы сохранить тепло. Надо переждать.

— Привет! Ты в порядке?

У дальнего края озера стоял человек и смотрел на остров и на меня. Сквозь стену дождя я могла видеть лишь влажные цветовые пятна, из-за чего он словно сошел с картины импрессиониста. Но не успела я ответить, как он закатал штанины брюк, снял туфли и медленно побрел босиком по направлению ко мне. Он сохранял равновесие с помощью длинной палки в качестве трости и напоминал святого Кристофера, переносящего на закорках ребенка Христа через реку, хотя, когда он подошел ближе, я разглядела, что предмет на его плечах — это на самом деле холщовый рюкзак.

Он был одет в мешковатый прогулочный костюм и в шляпу с широкими мягкими полями — чем-то напомнил мне Лесли Ховарда, киноактера. Ему было около пятидесяти, прикинула я, ровесник отца, но, несмотря на это, проворный.

С водонепроницаемым альбомом для рисования в руке, он являл собой воплощение странствующего художника-иллюстратора: старая добрая Англия и все такое.

— Ты в порядке? — повторил он, и я сообразила, что не ответила ему на первый вопрос.

— В полном порядке, спасибо, — сказала я, лепетом стараясь компенсировать мою возможную грубость. — Как видите, меня застиг дождь.

— Вижу-вижу, — подтвердил он. — Ты пропиталась водой.

— Не так пропиталась, как намокла, — поправила я. Когда дело касается характеристики химических состояний, я становлюсь придирчивой.

Он открыл рюкзак и извлек непромокаемую накидку с капюшоном, вроде тех, которые носят путешественники на Гебридских островах. Он набросил ее мне на плечи, и мне сразу же стало тепло.

— Вам не стоило… Но спасибо, — сказала я.

Мы стояли под проливным дождем молча, глядя вдаль над озером и прислушиваясь к шороху ливня. Через какое-то время он заметил:

— Поскольку мы вынуждены оставаться на этом острове, полагаю, не будет вреда, если мы познакомимся.

Я попыталась опознать его акцент — оксфордский, с легкой примесью какого-то еще. Может быть, скандинавского?

— Меня зовут Флавия, — ответила я. — Флавия де Люс.

— Я Пембертон, Фрэнк Пембертон. Приятно познакомиться, Флавия.

Пембертон? Не тот ли это человек, который приехал в «Тринадцать селезней» в тот момент, когда я пряталась от Тулли Стокера? Я не собиралась афишировать этот свой визит и поэтому промолчала.

Мы обменялись влажным рукопожатием и затем отодвинулись друг от друга, как часто делают незнакомцы, даже после того как коснулись друг друга.

Дождь не утихал. Еще через какое-то время он сказал:

— А я знаю, кто ты.

— Правда?

— Угу. Для каждого, кто серьезно интересуется английскими сельскими усадьбами, де Люс — хорошо известное имя. Ваша семья, в конце концов, указана в «Кто есть кто?».

— А вы серьезно интересуетесь английскими сельскими усадьбами, мистер Пембертон?

Он рассмеялся.

— Профессионально, боюсь. Я пишу книгу на эту тему. Думаю назвать ее «Старинные усадьбы: прогулка сквозь века». Звучит довольно впечатляюще, не так ли?

— Полагаю, это зависит от того, кого вы хотите впечатлить, — ответила я. — Но, пожалуй, да… впечатляет.

— Мой дом в Лондоне, разумеется, но я путешествую по этой части страны уже довольно давно, делая заметки. Я очень надеялся осмотреть вашу усадьбу и пообщаться с твоим отцом. По правде говоря, именно для этого я и приехал.

— Не думаю, что это возможно, мистер Пембертон, — заявила я. — Понимаете, в Букшоу неожиданная смерть, и отец… помогает полиции проводить расследование.

Непреднамеренно я извлекла эту фразу, слышанную в радиосериалах, из закромов памяти, но, только произнеся ее, я осознала, откуда она.

— Боже мой! — воскликнул он. — Неожиданная смерть? Надеюсь, не член семьи?

— Нет, — ответила я. — Совершенный незнакомец. Но поскольку его обнаружили в огороде Букшоу, понимаете, отец обязан…

В этот момент дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Засияло солнце и заиграло в радужных лужицах на зеленой траве, и где-то на острове запела кукушка, точно как в конце шторма в завершении Пасторальной симфонии Бетховена. Клянусь, так оно и было.

— Отлично понимаю, — сказал он. — Я бы не посмел помешать. На случай если полковник де Люс пожелает связаться со мной, я остановился в «Тринадцати селезнях» в Бишоп-Лейси. Я уверен, что мистер Стокер будет рад передать послание.

Я сняла накидку и отдала ему.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Мне надо возвращаться.

Мы побрели через озеро, словно парочка купальщиков, отдыхающих на побережье.

— Было приятно познакомиться, Флавия, — сказал он. — Уверен, со временем мы станем закадычными дружками!

Я наблюдала, как он идет по лужайке в сторону каштановой аллеи и скрывается из виду.

11

Я нашла Даффи в библиотеке, она восседала на верху передвижной лестницы.

— Где отец? — спросила я.

Она перевернула страницу и продолжила читать с таким видом, как будто меня и на свете нет.

— Даффи?

Я начала закипать как чайник: это булькающее оккультное варево может быстро превратить Флавию Невидимую во Флавию Священный Ужас.