Исполнение желаний - Владимир Круковер

Все рабочие, кроме Шапиро, чем-то торговали. Открытками, плакатами, леденцами, сигаретами… Причем, занимались этим гораздо более серьезно, чем основной работой. Особенно преуспевал в этом плане молдаванин с озорным именем Гоша, мелкий, удивительно завистливый и злобный человечек. Жена его, видимо, для контраста, была женщина крупная и добродушная. Иногда она неделями не появлялась днем из вагончика, из чего следовало, что грозный муж, которого она могла бы просто зашибить одним ударом, опять ее отлупил и она стесняется показываться с синяками на лице…

Да, забавно было все это. Даже не верится, что я столько накуролесил. А что, — три судимости: первая — за политику, а остальные главным образом за мошенничество. Считался удачливым аферистом. Еще бы, успел же поработать и журналистом, и ветеринаром; и начальником бывал, и на самых низких ролях «неприкасаемым» ишачил. И послужить успел, почти четыре года отдал доблестной СА. И поучиться успел, аж в трех вузах. Так что подготовку для аферизма получил хорошую. Вот, долго хранил в вещах одну вырезку из газеты «Известия». Называлась заметка:

«Плоды доверия».

«В шикарную гостиницу в южном городе Тбилиси вошел представительный гражданин, — писал досужий корреспондент. — Он уверенно подошел к окошку администратора и представился сотрудником КГБ из Москвы. «Номер люкс и не беспокоить», — сказал он повелительно.

Важного гостя проводили в пяти-комнатный номер, обставленный с восточной пышностью. Оставшись один, таинственный КГБэшник открыл чемоданчик, содержащий всего лишь единственную вещь — дорогой халат с позолоченными застежками. Это было единственное имущество некоего Верта, недавно освободившегося из колонии строгого режима.

Накинув халат, он принялся за работу: тщательно изучил телефонный справочник. Интересовала его глава, где были перечислены автобазы. Выбрав ту, которая по его разумению находилась на окраине города, он набрал номер и сказал: «Примите телефонограмму. После прочтения уничтожить. 12 июня в 10.00 прибыть в гостиницу «Тбилиси» в номер 302. С собой иметь документы, удостоверяющие личность, и список автоединиц гаража. Майор КГБ Русанов». «Никому о содержании телефонограммы не рассказывать», — предупредил он секретаря, после чего сделал второй звонок в ресторан.

Вкусно пообедав, аферист направился на знаменитый Тбилисский рынок. Там он выбрал участок, облюбованный автомобилистами, и через некоторое время познакомился с руководителем одного из колхозов, очень желающего приобрести автомашину «Волга». «Могу предложить новую, — сказал — аферист, но машина казенная. Деньги перечислите на автобазу». Какой разговор, дорогой, — обрадовался колхозник. — Кто говорит о деньгах? Сколько попросишь — столько перечислю!».

«Аванс придется дать наличными, — сурово сказал «КГБэшник». — Сам понимаешь, я не один на авто базе».

«Какой разговор, — темпераментно взмахнул рука ми грузин. — Кто говорит о деньгах? Пять тысяч хватит?».

«Десять!».

«Слушай, дорогой! Совесть есть, да? Даю семь?» «Ладно. Завтра в это же время подъеду на маши не. Все документы будут готовы. Рассчитаемся и забирай. Остальные деньги перечислишь в автоколонну, госцена — четырнадцать тысяч».

Явившийся на другой день начальник автохозяйства поинтересовался у администратора личностью обитателя 302 номера.

«Грозен», — сказал администратор. Начальник робко постучал в дверь. «Войдите», приглушенно раздалось из номера. Войдя, начальник увидел спину, прикрытую шикарным халатом. «С автобазы?» — спросили его, не оборачиваясь. «Так точно!» «Посиди пока…» Начальник робко присел на краешек кресла, с почтением оглядывая шикарное убранство холла.

Минут через пять «комитетчик» наконец-то- удостоил начальника автобазы хмурым взглядом, а затем в приказном тоне произнес: «Подготовишь новую «Волгу», полный бак, полную канистру в багажник, заполнишь путевой лист без указания маршрута, фамилию водителя. В «бардачок» — технические документы на автомобиль. К девяти утра завтра подашь машину к парадному подъезду гостиницы и оставишь ее с ключами зажигания… А сейчас распишись вот здесь об ответственности за разглашение доверенной тебе государственной тайны…»

Трепеща от волнения, начальник подписал какую-то бумагу и снова отбыл в расположение вверенной ему автобазы. А утром новая легковушка затормозила перед входом в гостиницу. Ее подогнал сам начальник автобазы и незамедлительно доложил об этом грозному «майору-чекисту».

Дальше все пошло довольно просто. Получив за машину деньги, аферист пару дней погулял в своем шикарном номере, а потом исчез в неизвестном направлении, не рассчитавшись, естественно, с администрацией гостиницы не только за проживание в люксе, но и за изуродованную мебель и саноборудование. Кроме того, он прихватил с собой «на память» портативный телевизор «Шилялис», установленный в спальной комнате «люкса»…

Затем корреспондент пространно порассуждал на тему о ротозействе и призвал читателей самим сделать выводы из всего сказанного.

Надо сказать, что мне трудно реставрировать свои чувства того времени. Ясно, что я гордился этими жалкими подвигами. И поэтому, рассказывая о них я стараюсь передать это убогое хвастовство. Только не надо думать, будто я себя осуждаю. Отнюдь… Это как бы, если я хвастался и гордился тем, что в пятом классе поцеловал Лену Застенскую, с которой сидел на одной парте. И не как-нибудь тайком, в подъезде, а прямо на уроке, при всех. (Вот, даже фамилию запомнил!) А нынче воспоминание вызывает лишь ностальгическую улыбку, никак не гордость.

Особенно трудно было мне с воспоминаниями вовсе не веселыми, которые я сам «делал веселыми». Когда-то я рассуждал на эту тему в стихотворной форме.

Хитрить мне давно надоело,Устал от советских афер,Иного поэту уделаИскал, но, увы, не нашел.

Нет денег от строчек чеканных.Нет средств от мелодии чувств,Не любят в отечестве странныхИ жесткий укус у искусств…

Естественно, я имел в виду честного поэта. «Демьяны Бедные» в СССР всегда жили не бедно.

Богатым аферистом мне стать не удалось, зато я стал антисоветчиком. Первый раз КГБ обратило на меня внимание за стихи к 100-летию Ленина, где речь шла о мавзолее и которые кончались строчками:

… А то, что называется свободой,Лежит в спирту,В том здании,С вождем.

Я пользовался определенной известностью на «дальняках» — северных зонах. Возникла она после того, как мне, скромному зэку, удалось снять с работы и чуть ли не посадить замполита. Этот замполит, должно быть, родился оперативником. Вместо того, чтоб сеять в зоне разумное и вечное, заниматься клубом, библиотекой, смягчать, хоть символически, зэковское существование, он все и везде вынюхивал, рас следовал. Пересажал ребят больше, чем самый ярый режимник или оперативник.

На меня замполит обратил внимание в книжном ларьке. В зону каждый квартал привозили на свободную продажу книги. Среди них встречались весьма — дефицитные. Первыми ларек посещали охранники, сперва, естественно, офицеры, потом прапорщики и вольнонаемные. Потом шли активисты, из наиболее авторитетных — председатели разнообразных секций, осведомители, а только потом к книгам допускались простые заключенные. Очередь всегда выстраивалась с утра, обычная сварливая очередь, сдерживаемая и регулируемая активистами в повязках. Ей мало что доставалось, лучшие канцелярские принадлежности, красивые книги уходили пачками. Что-то пересылалось на волю, многое появлялось на зоновской барахолке. На этой барахолке за чай, золото или за деньги, которые котировались гораздо ниже чая, можно было купить все: от черной икры до старинных серебряных часов-луковиц. Но и последние посетители могли кое-что выбрать.

Я никогда не уходил без дефицита, прятавшегося в невзрачных бумажных изданиях. Вкус у всей этой толпы был невысокий, в основном охотились за макулатурой приключенческого плана в ярких глянцевых обложках. Так мне удалось купить отличные сборники М. Цветаевой, Б. Пастернака, И. Северянина, Н. Рубцова, прекрасный роман А. Кестлера «Слепящая тьма». До сих пор помню цитату из этого романа о репрессиях 1937 года: «В тюрьме сознание своей невиновности очень пагубно влияет на человека — оно не дает ему притер петься к обстоятельствам и подрывает моральную стой кость». Артур Кестлер первым на Западе описал коммунистические застенки.

Со временем я нашел способ проникать в ларек одним из первых. Дело в том, что отоварка зэков происходила по карточкам, где были отмечены их дебет и кредит. Карточки постоянно хранились в продовольственном ларьке, в день книжного базара переносились в помещение школы, где обычно шла торговля. С продавцом этого ларька, толстой бабищей, не равнодушной к подношениям, я наладил контакт быстро. Она очень благосклонно отнеслась к сережкам из серебра тонкой зэковской работы. И вот, в дни книг, я крутился около нее, и она вручала мне ящички с карточками осужденных — помогать нести. Мы проходили сквозь все заслоны, а потом я уже заслуженно пользовался правом первого покупателя.