Поступай, как велит тебе сердце - Сусанна Тамаро

В первое воскресенье, когда я шла в церковь, на улице со мной поравнялась машина – за рулем был Эрнесто. «Вы куда?» - спросил он, высунувшись из окна, и услышав мой ответ, открыл дверцу и сказал: «Я полагаю, Господь не будет против, если вы предпочтете чудную прогулку по лесу». Мы долго ехали по извилистой дороге и остановились, наконец, у тропинки, которая терялась в каштановой роще. Я была в неудобных туфлях и без конца спотыкалась, когда Эрнесто взял мою руку, я ни капли не удивилась. Мы долго шли в полной тишине. Воздух был напоен ароматом осени и сырой земли, на деревьях желтели листья, сквозь них светило солнце, пробиваясь многоцветными лучами. И вот мы вышли на лужайку, посреди которой рос огромный каштан. Вспомнив о дубе моего детства, я подошла к нему, погладила его кору, прижалась к ней щекой. Эрнесто тут же, следуя за мной, прижался к стволу щекой – лицо его оказалось совсем рядом. За все время, что мы знали друг друга, его глаза еще не были так близко.

На следующий день я не хотела с ним видеться. Дружба становилась чем-то большим, мне нужно было подумать. Я была уже не девочкой, но замужней женщиной, и не имела права думать только о себе; и он был женат, к тому же у него был сын. До той встречи я точно знала, как сложится моя жизнь до самой старости, но вот случилось нечто непредвиденное, и меня стало мучить беспокойство. Я не знала, как быть. Перемены всегда пугают нас, нужно перебороть страх неизвестности, чтобы найти в себе мужество идти дальше. Я говорила себе: «Это безумие, ничего безумнее я не совершала за всю жизнь. Нужно сегодня же уехать, все забыть, будто мы не встречались вовсе». И тут же понимала, что так поступить - еще большее безумие, потому впервые за много лет я снова чувствовала, что живу, так не бывало со мной с самого детства; вокруг меня и внутри меня все пело – я не представляла, как можно от этого отказаться. Конечно, меня мучили и сомнения, которые мучили бы (во всяком случае, в те годы) любую женщину: может, он обманывает меня? Может, он хочет просто поразвлечься? Вот о чем я думала, глядя в темноту гостиничной комнаты.

Я не могла успокоиться и уснуть часов до четырех. Однако, поутру во мне не было и тени усталости, одеваясь, я что-то напевала. В те часы во мне проснулось огромное желание жить. На десятый день я отправила Августо открытку: «Воздух отличный, питание так себе. Будем надеяться. Целую нежно». В ночь накануне я изменила ему с Эрнесто.

В ту ночь я поняла, что наше тело и душу соединяют незримые окна; если они открыты, чувства льются через них, если притворены - сочатся едва-едва, и лишь любовь распахивает их настежь, будто порывом ветра.

В последнюю неделю мы почти не расставались, мы долго гуляли вдвоем, говорили до хрипоты. Как непохожи были речи Эрнесто на слова Августо! Все в нем было страсть, увлеченность, даже на самые трудные темы он мог говорить с совершенной простотой. Мы часто говорили о Боге, о том, что за пределами осязаемого мира, возможно, существует что-то еще. Эрнесто участвовал в Сопротивлении и не раз глядел смерти в лицо. Тогда он стал думать о высшей реальности – не от страха, но от потребности понять нечто, выходящее за пределы человеческого сознания. «Я не могу ходить в церковь и исполнять обряды, - говорил он. - Я никогда не стану ходить туда, где кому-то поклоняются, не смогу слепо верить в догмы, в сказки, которые выдумали люди вроде меня». Мы читали мысли друг друга, говорили об одном и том же и теми же словами – казалось, что мы знали друг друга уже многие годы, а вовсе не две недели.

Времени оставалось все меньше, последние ночи мы проводили почти без сна, засыпали самое большее на час, чтобы немного восстановить силы. Эрнесто верил в судьбу и с упоением рассуждал на эту тему. «Каждый мужчина, - говорил он, - может встретить в жизни лишь одну женщину, союз с которой будет совершенным; и для каждой женщины существует лишь один мужчина, вместе с которым она становится одним целым». Однако, найти друг друга – удел немногих, очень немногих. Большинство обречены жить с неудовлетворенностью в душе и вечной тоской. «И сколько людей находят друг друга? – звучал его голос в темноте комнаты. – Один случай на десять тысяч, миллион, десять миллионов?» Да, один на десять миллионов. Все остальное – попытки приспособиться, поверхностные, преходящие отношения, они держатся лишь на сходстве характеров, на плотском влечении, или же на безвольной покорности обстоятельствам. И в конце Эрнесто всегда повторял: «Как же нам повезло, правда? Кто знает, почему так случилось? Тайна из тайн…»

В день отъезда, когда мы вышли на перрон маленькой, тихой станции, он обнял меня и прошептал на ухо: «В скольких жизнях мы уже встречались?» «Их столько было…», - ответила я, и залилась слезами. В моей сумочке был спрятан листок с его адресом в Ферраре.

Наверное, не надо рассказывать тебе обо всем, что я передумала за время путешествия – мои мысли были слишком сбивчивыми, противоречивыми. Я понимала, что до возвращения в Триест нужно перевоплотиться. Я то и дело выходила в уборную, чтобы посмотреться в зеркало: взгляд должен был потухнуть, улыбка – сойти с губ; о благотворности отдыха мог говорить лишь румянец на щеках. И отец, и Августо нашли, что я невероятно похорошела. «Я знал, что воды творят чудеса», - повторял без конца отец, а Августо (чего с ним никогда не случалось) принялся за мной ухаживать.

Когда ты впервые полюбишь по-настоящему, ты поймешь, сколько всего странного и порой невероятного может случиться. Пока ты не влюбилась, пока твое сердце свободно, никто из мужчин не удостоит тебя вниманием; но как только тебя занимает один единственный человек, и до всех прочих тебе уже дела нет – тут они начинают волочиться за тобой, ухаживать, расточать комплименты. Так происходит, потому что открываются те самые окна, о которых я упоминала раньше: душа наполняется светом, который передается телу, и наоборот, так что как бы отражаясь во множестве зеркал, одно освещает другое. За короткое время вокруг тебя образуется золотистая и теплая аура, на которую мужчины слетаются, словно мухи на мед. То же случилось и с Августо, а мне - хоть это, может, и покажется тебе странным - не составляло никакого труда быть с ним ласковой. Разумеется, не будь Августо таким наивным, будь в нем хоть капля ревности, он очень скоро понял бы, что именно случилось. Впервые за все то время, что мы были женаты, я была благодарна судьбе за этих жутких насекомых.

Думала ли я об Эрнесто? Разумеется, я только это и делала. Хотя «думала» - неверное слово. Я не просто думала, я жила для него, он жил во мне – в каждом движении, в каждой мысли мы были единым целым. Расставаясь, мы условились, что первой напишу я: мне для начала нужно было договориться с подругой, которой я могла доверять, и тогда он смог бы писать на ее адрес. Я отправила первое письмо в конце октября, накануне Дня всех святых. Потом наступили дни мучительного ожидания, самое ужасное время за всю историю наших отношений. Какой бы огромной ни была твоя любовь, в разлуке тебя одолеют сомнения. По утрам я просыпалась до рассвета и тихо лежала в темноте рядом с Августо, только в те минуты я могла не прятать своих чувств. Я вновь и вновь вспоминала те три недели. А если, спрашивала я себя, если Эрнесто всего лишь курортный казанова, который от скуки развлекался с приезжими барышнями? Проходили дни, а письма все не было, и мои подозрения перерастали в уверенность. Ну, хорошо, говорила я себе, даже если все закончилось так, даже если я повела себя как самая наивная дурочка, все равно я ни о чем не жалею: я могла бы дожить до старости и умереть, так и не узнав, что может испытать женщина. Понимаешь, я заранее пыталась защититься, как-то смягчить удар.

Мне было так плохо, что это заметили и отец и Августо: я срывалась по пустякам, едва кто-то из них входил в комнату, я тут же выходила – мне хотелось побыть одной. Я снова и снова вспоминала те дни, что мы провели вместе, перебирала в памяти каждую мелочь в поисках доказательства, которое неопровержимо говорило бы о том, что Эрнесто меня обманывал – или наоборот. Сколько длилась эта пытка? Полтора месяца, почти два. За неделю до Рождества на адрес моей подруги-посредницы, наконец, пришло письмо - пять страниц, исписанных крупным почерком.

Ко мне тут же вернулось прежнее благодушие. В ожидании писем и написании ответов пролетела зима, потом весна. Непрестанные мысли об Эрнесто меняли восприятие времени. Все мои мечты были устремлены в неопределенное будущее - к тому дню, когда мы сможем увидеться снова.

Прочитав его письмо, я уверилась, наконец, в силе чувств, которые нас связывали. Мы любили друг друга по-настоящему, так глубоко, что нашу любовь не могла задушить серая повседневность. Тебе, наверное, покажется странным, что нас не мучила разлука – впрочем, сказать, что мы легко переносили ее, тоже было бы неправдой. Мы оба страдали оттого, что не могли быть вместе; однако, боль разлуки не заглушала других чувств, и она меркла перед надеждой скорой встречи. Мы понимали, что иначе быть не может – в конце концов, у нас обоих были семьи. Возможно, случись все в наши дни, уже месяц спустя я могла бы попросить у Августо развод, а Эрнесто – у своей жены, и еще до Рождества мы стали бы жить вместе под одной крышей. Так было бы лучше? Не знаю. В глубине души я не могу поверить, что простота отношений не упрощает любовь, не превращает страсть в преходящее увлечение. Знаешь, что случается, когда в тесте плохо перемешаны дрожжи? Тогда оно поднимается неравномерно, лишь с одного боку, и не успеешь оглянуться, как оно переливается через край, словно лава маленького вулкана. Вот так бывает, когда ты любишь всей душой лишь одного человека: чувства переполняют тебя.