Повесть о райской жизни - Вадим Проскурин

— Наверное. Ладно, сейчас… есть. Куда вас телепортировать?

— У меня большой дом в Иерусалиме, — сказал Натан. — Мы можем поместиться там все.

— Вот только в Иерусалиме апостола Павла и не хватало! — запротестовал Мордехай. — Может, лучше в какой-нибудь другой мир…

— Нет, — отрезала Головастик. — Я не буду ограничивать свободу Павла, я отправлю его туда, куда он сам захочет. Хотя бы из уважения к нему.

— Хорошо, — склонил голову Натан. — Тогда верните меня в Иерусалим, если не сложно. А Мордехая — в Москву, в посольство.

— Лучше к «мерседесу», — уточнил Мордехай. — Если его еще не угнали.

— Угнали — найдем, — улыбнулась Головастик. — Хорошо, договорились. Приятно было познакомиться.

В следующее мгновение оба еврея исчезли. Головастик еще секунд десять сидела неподвижно, напряженно уставившись в стену напротив, затем она вздохнула и сказала:

— Сделано. А с вами что делать?

Я пожал плечами.

— Небольшая дача где-нибудь на юге вполне сойдет. Может, ты научишь меня телепортации? А то как-то неудобно дергать тебя по любому поводу.

— Чему тут учить? — удивилась Головастик. — Как делать короткий путь, помнишь?

— Помню.

— Телепортация делается точно так же, только без самого пути. Ты искривляешь пространство, совмещаешь две точки, а потом распрямляешь складку обратно, но так, чтобы объект телепортации оказался во второй точке. Я обычно представляю себе, что мир — это скатерть, которую я сминаю. Труднее всего точно выбрать точку перемещения, особенно если сам в этом месте никогда не был. Я обычно вначале выбираю точку высоко в воздухе, но пространство не распрямляю, а как бы прогоняю складку вниз, туда, куда надо. Понял?

— Ну… более-менее. Спасибо.

— Не за что, — улыбнулась Головастик. — А знаешь что? Давай-ка я оставлю апостола Павла вам с Леной. Он ведь пока не знает, что я Тиаммат и Баал в одном лице, а когда узнает, очень расстроится. С его точки зрения я не должна существовать.

— А когда он узнает, что ты — Сатана…

— А вот тогда ничего не произойдет. Во времена Павла Сатану и Бога еще не противопоставляли друг другу. По мнению Павла Сатана — просто архангел для грязных поручений. А вот Баал — это уже серьезно. Особенно если учесть, что раньше он был аватаром Бомжа.

— Как это? — не понял я.

— Элементарно. Вавилонский Бел превратился в финикийского Баала. Но потом Бомжу очень понравился аватар Элохим, от Баала пришлось отречься, а я не могла оставить такую хорошую маску валяться на дороге. Я тогда отвечала почти за всех языческих богов, мне это нравилось. Глупо, конечно…

— Почему глупо?

— Потому что время свободы прошло. Как только Бомж сообразил, что можно объявить себя единственным властелином вселенной, все сразу изменилось. Раньше нас было больше. В одном только Вавилоне нас было двенадцать и у каждого были ученики…

— А куда они подевались? — спросил я.

Головастик вздохнула.

— Глупые мы были, — сказала она. — Глупые и дикие, такие же, как люди в те времена. Люди создают богов по своему образу и подобию. Мы дрались друг с другом, устраивали настоящие войны, однажды даже потоп устроили, не всемирный, правда, но все равно нехилый. В конце концов нас осталось трое: я, Бел и Иштар. Что случилось с Иштар — не знаю, ей надоели наши божественные игры, она ушла к людям и перестала с нами разговаривать. Может, до сих пор где-то живет, а может, и умерла давно.

— Разве боги умирают? — удивился я.

— Конечно. От несчастного случая, например, или от самоубийства. Долго жить очень тяжело, особенно вторую тысячу лет. Память переполняется, дежа вю постоянно одолевает, кажется, будто не живешь, а сон видишь. Многие не выдерживают.

В дверях кухни появился Павел.

— Шолом! — сказал он.

— Шолом, — отозвалась Головастик и разразилась длинной тирадой на иврите.

— Проблема, — сказал я. — Ни я, ни Лена на иврите не говорим.

— Вы можете общаться с ним телепатически, — заметила Головастик.

— Это… Это как-то неправильно.

— Как знаешь, — сказала Головастик.

И снова заговорила на иврите.

2

К вечеру у нас с Леной появилось новое жилище. Это была сравнительно небольшая вилла на берегу моря между Сочи и Туапсе. Головастик предлагала Лазурный берег и Багамы, но я отказался — предпочитаю места, где можно говорить по-русски. Тогда Головастик предложила Кипр, но я снова отказался, ну его…

Церемония покупки заняла чуть больше часа. С деньгами проблем не возникло — Головастик на несколько минут куда-то телепортировалась, а вернулась с золотой «визой» на мое имя.

— Подпись подделала? — спросил я.

— Что-то неправильно? — заволновалась Головастик.

— Нет, все правильно, — успокоил ее я. — Мне всегда казалось, что нужно гораздо больше времени, чтобы завести такую карту. Кучу бумаг заполнить…

— Обычно так и есть, — согласилась Головастик. — Но в том, чтобы быть Сатаной, есть и свои плюсы. С Сатаной никто никогда не спорит. Держи, это абсолютно легальная карта с абсолютно легальными деньгами. Пойдем, продавец уже подъезжает.

— Как ты догадалась? — спросил я. — Какая-то магия?

— Та же самая, что и при телепортации, — сказала Головастик. — Смотри, сейчас визуализирую.

В воздухе появилось полупрозрачное изображение маленького южного городка, наблюдаемого с высоты птичьего полета. Камера, передающая изображение, резко опустилась, масштаб увеличился и я увидел двухрядную дорогу и едущую по ней белую иномарку средних размеров.

— Смотри, — сказала Головастик.

Картинка дрогнула, масштаб уменьшился, а затем снова увеличился, но уже в другом месте.

— Попробуй, — сказала Головастик. — Телепортируйся сюда.

— Прямо на тротуар? — спросил я. — А если люди увидят?

— А тебе не по фигу? — спросила Головастик.

Я пожал плечами и попытался телепортироваться. Короткий путь без самого пути… пространство подобно скатерти… вот она, складка… теперь совмещаем две точки, распрямляем…

Ничего не получилось. Мы по-прежнему были в раю.

— Попробуй еще раз, — сказала Головастик. — Ты должен поверить, что находишься в конечной точке перемещения, а не в начальной. Как только почувствуешь это — распрямляй. Сейчас я подгоню складку…

В воздухе снова появилась та же самая картинка. Я попытался представить себе, что нахожусь внутри нее, что картинка расширяется, охватывает нас и превращается в реальность, а окружающая нас реальность — в картинку.

— Распрямляй, — сказала Головастик.