Страна грез - Чарльз де Линт

Только бы он меня не убил, думала Нина.

– Так вот, сны, – повторил незнакомец.

– К-кто вы?

– Это ведь не тот вопрос, на который ты хочешь получить ответ, не так ли? – ответил он. – Или это только его часть.

– Что вы имеете в виду?

– Ты хочешь узнать, откуда мне все известно о тебе. Что я здесь делаю.

Что мне от тебя нужно.

Нина через силу кивнула.

– Меня зовут Элвер, – сказал он. – Но ты можешь звать меня просто Эл – как в той песенке, помнишь?

Теперь в его взгляде мелькнула насмешка.

Я хочу только выгнать тебя отсюда вон, подумала Нина. Выгнать и забыть.

– Не легче, верно? – спросил Элвер.

Нина покачала головой.

– Я пошел за твоей кузиной, потому что она играет с магией, – сказал он, – но магия-то заключается в тебе.

– Во мне?

Элвер кивнул.

– Это магия вызывает нас – из Другого Мира. И это магия помогла мне найти тебя.

– А, ну-ну, – вымолвила Нина. Страх не прошел, но это было настолько нелепо, что Нина не могла не рассмеяться. – Во мне столько же магии, сколько в корешке сельдерея.

Элвер усмехнулся:

– На самом деле, некоторые индейцы используют корешок и семя сельдерея как укрепляющее и тонизирующее средство, а то и как успокоительное, для нервов. Это тоже кое-какая магия – скажешь, нет?

От его улыбки у Нины мурашки пробежали по спине.

– Может быть. Но я тут не при чем.

– Тут – не при чем. А твои сны?

– Что мои сны?

– Что это, по-твоему, такое?

Нина вздохнула.

– Болезнь.

– А если я тебе скажу, что они реальны?

Я скажу, что ты – кекс с изюмом, подумала Нина, но тут же решила, что надо вести себя поаккуратнее.

– Я вам не поверю.

– Я вижу.

Некоторое время он сидел молча. Веселье в его глазах погасло, и теперь он смотрел с какой-то чуть ли не тоской куда-то далеко, сквозь стены дома, в какие-то невидимые дали. Словно бы видел что-то, чего не видел больше никто.

И то, что он видел, его не радовало.

– Давай, я расскажу тебе сказку, – сказал он. – Представь себе место, где-то далеко, не здесь и не сейчас, в твоем мире, а… ну, скажем, где-то в другом месте. Долину, укрытую от любопытных глаз даже в том, тайном мире. Ее жители похожи на гамадриад у ваших древних греков – они живут в деревьях. Они – буквально часть дерева. Подвижный орган чувств, если хочешь, потому что как бы далеко он ни уходил от своего дерева, в котором живет, он все равно остается частью его – какая-то самая главная его сущность остается в дереве. И, в отличие от представлений об этих существах в вашем мире, там живут люди обоих полов.

Нине все это не понравилось. Представь себе такое место и таких людей, говорил он, но было непохоже, чтобы он все это придумывал. Похоже было, что для него все это существует на самом деле. Или то, как он говорил «ваш мир» про единственный мир, который есть. Или то, что он сказал про нее и про магию. Сейчас он скажет, что эти люди в своих домах-деревьях заворачиваются в фольгу, чтобы спрятаться от летающих тарелок, и что их король – Элвис Пресли.

Сумасшествие – это хорошо, это забавно. Сходить с ума можно, как только захочется. Но не так. Не так, чтобы вламываться в чужой дом и рассказывать с бешеными глазами свои дурацкие сказки. Потому что потом такие сумасшедшие вынимают пистолет и убивают десятки людей, потому что так им надо.

А Нина тут одна…

– Ты слушаешь? – спросил он.

Нина быстро кивнула, чтобы не злить его:

– Да, конечно.

Нужно играть в его игру. Пусть он будет доволен.

Он продолжил, а Нина оглядела гостиную, пытаясь придумать, чем бы пристукнуть его – если вдруг представится случай. Она остановилась на вазе, которую мама сделала на курсах керамики, куда она ходила пару лет назад. Она была достаточно тяжелая, чтобы оглушить его, но не убьет, как если ударить молотком, который папа забыл утром взять с собой на работу.

– Само собой, – говорил Элвер, – этот лес – вся жизнь этих людей.

Если умирает их дерево, умирают и они вместе с ним. Их жизнь зависит от леса и смены времен года в нем. Весной они пробуждаются. Летом они живут.

Осенью собирают урожай. Зимой они спят.

Он остановился и бросил на Нину косой взгляд.

– Разумно, – быстро сказала Нина.

Ваза стоит как раз напротив, на столе у окна… Сколько же до нее шагов?

– Важно понять, что, как эти люди зависят от леса, так и лес зависит от смены времен года. Ему нужна зима для отдыха, для восстановления сил.

Ему нужно лето, чтобы расти и впитывать солнце. Нужно равновесие. Без него нарушается естественный порядок, и все… меняется.

Нина снова прислушалась к нему. Он говорил уже совсем не так, как тогда, когда только вошел, поняла она вдруг. Он говорил по-английски, но с каким-то неопределенным акцентом. Интонация его речи тоже переменилась, из уличной и разболтанной речь его стала больше похожа на речь их учителя английского, когда тот читал вслух какую-нибудь книгу.

– Однажды в эту долину пришла зима, – продолжал Элвер, – как это бывает каждый год, сразу вслед за осенним урожаем, но на этот раз она не ушла. Она осталась. Год шел за годом, а зима все не кончалась. И знаешь, почему?

Потому что космические пришельцы украли жрицу гномиков, подумала Нина, но ей хватило ума не произносить это вслух. Вместо этого она просто покачала головой.

– Потому что пришла она.

Элвер снова погрузился в молчание.

Он действительно верит во все это, подумала Нина. Это ее вконец встревожило. Она шарила взглядом по комнате в поисках того, до чего будет легче дотянуться при случае, но были только ваза или молоток – или так, или так. Все остальное, что приходило в голову, было просто слишком далеко.

– Кто – она? – спросила Нина наконец, когда молчание слишком уж затянулось.

Элвер моргнул, и его страшные светлые глаза встретились с ее глазами.

– Ее зовут Я-вау-тсе. На языке кикаха это значит «из белого огня».

– Я тоже немного кикаха, – сказала Нина, не удержавшись. – Моя бабушка по отцу была чистокровной кикаха.

– Я знаю.

– А…

Как будто это преступление, подумала Нина! Хотя, для него, может быть, и так.

Кто знает, что там творится за этими его глазами? Может, он поклялся мстить всем индейцам до седьмого колена?

– Я-вау-тсе – дух земли, – сказал Элвер, – дух зимы. Там, где она поселяется, никогда не тает снег. Ничего не может расти. Колесо времен года перестает вращаться. А если оно не вращается, не могут вращаться и колеса наших собственных жизней. Мы замыкаемся в зимней спячке. Наши души увядают и старятся без поддержки. Мы все немного теряем рассудок. Многие умирают. В конце концов, мы вымрем все.

Голос у него был тихий и печальный. В глазах стояли боль и злость.