Ветер влюбленных - Елена Габова

При свете, попадающем в щель купе из коридора, люди тихонько забрались на свои верхние места. И я подумала, что в центре России так не бывает. Там если пассажиры заходят ночью, они и свет включают, и говорят громко. Северные люди очень тактичные. Когда я ехала в Воркуту, точно так же кто-то подсел ночью и не зажег света.

– Это интинцы, – сказал Лёва, когда утром я рассказала ему об этих воспитанных пассажирах. – Они такие.

– Почему, Лёва?

– Понимаешь, здесь еще остались потомки тех людей, которых репрессировали в сталинские годы. А репрессировали, если ты в курсе, лучших. В Инте отбывали срок артисты, художники, писатели, интеллигенция, словом. Многие умерли в заключении. Тем, кто отбыл срок, не разрешали возвращаться в большие города. И они остались тут жить. Эти вежливые культурные люди, которые нас будить не хотели, – дети, да нет, уже внуки тех вот несчастных людей.

– Значит, северяне – это какая-то другая национальность?

– Пожалуй, что так, – согласился Лёва. – И не самая плохая.

– Ты говорил, что и сам из таких, – напомнила я наш давний разговор в кабинете биологии, который подслушивала Зоя Васильевна. Наверное, она была страшно разочарована его темой, ведь ее интересовало совершенно другое – наши отношения с Капитоновым.

– Да, это правда. Мой прадед был музыкантом, скрипачом. Он получил приглашение для участия в международном конкурсе в Великобритании. Этого было достаточно, чтобы его обвинили в шпионаже. Загремел по пятьдесят восьмой статье в Воркуту. А потом отсюда уже не уезжал, работал в театре. А потом и родители не стали уезжать. Так и получилось, что я из того поколения…

– Значит, в тебе гены твоего дедушки-музыканта?

– Прадедушки. Вполне возможно. Я бы хотел, чтоб так было. Он был хорошим музыкантом. Плохих на международные конкурсы не приглашают.

– Жалко, что мы в Воркуте не остались пожить немножко. Ой, Лёва, кстати, там же вашу квартиру, наверное, какая-то тетка купила!

И я рассказала Лёве про риелтора.

Лёва слушал меня, усмехаясь. А потом сказал:

– Да я их застал. И мне сразу трубу к уху приставили. А там – разъяренный батя. Словом, он меня выгнал.

– Из собственной квартиры? Почему?

– Да потому, что ты созналась, что это ты. Отец подумал, что я его обманул, поехал с тобой, ну как с этой… не скажу с кем. И потребовал, чтобы духу моего в ту же секунду в Воркуте не было. И чтобы я сдал ключ риелтору. Что я и сделал.

– Ну вот. – Я горестно вздохнула: и тут я напортила… – А я думала, чего ты на поезд… ведь экзамены, завтра бы улетел, если сегодня рейса не было.

– Ты права. Рейса не было. Я так и хотел – улететь назавтра, а в тот день побыть с тобой, съездить к Мишке Бессонову на Ворга-шор, но пришлось сдавать ключик. Напрасно ты созналась.

– Лёв… Но тогда меня сдали бы в полицию. Они грозились.

– Ах вот в чем дело!

– Может быть, пусть бы сдали, да? Лёв?

Лёва засмеялся, обнял меня за плечи.

– Да нет, не нужно в полицию попадать, Рябинка. Будем считать, тебя вынудили обстоятельства. Но учти, теперь мы вместе будем отчитываться перед моими и твоими родителями за эту поездку.

– Вообще-то ты моей маме нравишься, она не будет ругать…

– А ты моим…

– Нет?

Лёва засмеялся:

– Не было об этом разговора. Не знаю. Но то, что мы вдвоем тут, – это им точно не понравилось.

– А давай на все обвинения и вопросы мы будем молчать.

– Договорились!

Мы включили телефоны оба в одно время – на какой-то станции, когда связь точно появилась. Телефоны тут же запели. У меня это была греческая «сиртаки», у Лёвы – что-то из классики.

– Как ты, дочка? – спросила мама. Обычный вопрос! Ух ты – Капитоновы меня не выдали!

– Хорошо, мам! Как у вас?

– Все нормально…

– Как Тарас?

– Спит, что ему делать…

Разговор у Лёвы был похожий, только про Тараса не вспоминали.

Но Лёву еще спросили:

– Ты едешь один?

– Нас в купе четверо, – ответил Лёва. Посмотрел на меня, подмигнул – скандал будет дома.

За вагонными окнами тундра, тундра, затем – тайга с редкими поселками. Лес стал выше к отрогам Тимана[5]. Проехали город нефтяников и газовиков Ухту (Лёва мне про все рассказывал)… маленькие полустанки, маленькие города, деревеньки… Стоят несколько домиков, мелькнет заснеженная речка, покажутся купола церквушки. Меня всегда манили эти неизвестные полустанки. Казалось, так прекрасно жить в домике под заснеженной крышей, где топится русская печь. Внутри уютное тепло, у порога мурлычет кошка, на печке трещит сверчок. Люди в домиках спокойны, добродушны, у них никаких проблем. Почему-то мне хотелось остаться на таких полустанках на какое-то время.

После Вологды мы вышли на одном таком полустаночке свежим воздухом подышать. Несколько избушек толпилось за нашей спиной, а на станцию приехала лошадь с санями. Патриархальная картина! Смотреть на нее было приятно. Наверное, это память предков живет в нас, поэтому мы умиляемся, глядя на похожие картины. Я смотрела на нее, улыбаясь.

– Вот бы тут остаться ненадолго, правда, Лёв?

– Мне тоже хочется, – вдруг ответил Лёва. – Давай останемся?

Смотрю на него – серьезен! Между тем стоянка поезда пять минут, и эти минуты уже истекают. Я направляюсь к вагону. Остаться-то я, конечно, не прочь, но чтобы вот так неожиданно? Мы оба в домашних тапках!

И тут Лёва хватает меня за руку и держит.

– Остаемся, Рябинка!

– Лёв, да ты что?!

– Молодые люди, отправляемся! – кричит нам наша проводница из тамбура.

Я пытаюсь вырвать руку – не тут-то было! Лёва сильный. После спортивного лагеря его уже нельзя было назвать «хлюпиком». Раз в неделю ходил на фитнес на протяжении всех школьных лет.

Гляжу на парня: в его глазах опять бесенята. Как тогда, на трамвайных путях, в Каштаго.

– В другой раз, Лёва, ага?

– Почему в другой? Сейчас остаемся!

– Лёва, мы без вещей! В тапочках!

– Ничего, валенки раздобудем!

На всякий случай я пощупала нагрудный карман – на месте паспорт? Кто его знает, этого Капитонова… Он, конечно, рассудительный молодой человек, но и на него иногда находит. С трамвайных путей он в тот раз меня сдернул, потому что была угроза жизни. Теперь нам вроде ничего не угрожает, люди из домиков не дадут нам замерзнуть в снегах… так что вполне может быть, что поезд уедет без нас. И вот тепловоз засвистел, проводница подняла желтый флажок. Поезд тронулся! Ха-ха, без нас тронулся!

– Лёва! Уедет ведь!

– Вот и хорошо, – Лёвка улыбается и не пускает меня к вагону.

– У тебя же экзамен!

– Да разберемся с экзаменом, Ветка!

Держит меня, загадочно улыбается, а в глазах голубые задорные искорки.

«Ну и ладно, – подумала я. – Пусть. У меня каникулы. Я никуда не опаздываю. А если и опоздаю: я не одна, я с любимым. Остаемся? Да и прекрасно! Попросимся на постой к одинокой бабушке. Будем спать на печке под песню сверчка. Вообще сказка!»

И только тогда, когда я уже смирилась с мыслью, что мы остаемся без вещей и денег, и когда перед нами стал проезжать предпоследний вагон, Левка дернулся с места, дернул меня за собой, вскочил на подножку уже последнего вагона и подтянул меня.

– Испугалась?

– Нисколько, – ответила я. И добавила с усмешкой: – Любишь экстрим.

– А кто ж его не любит, Ветка?

– Мы думали, вы отстали, – сказал наш попутчик Андрей Андреевич. Интинцы ехали в санаторий в Пятигорск, – уже ваши вещи приготовились сдавать проводникам.

– Это девушка хотела остаться, – сказал Лёва, кивнув на меня. – Еле уговорил ехать дальше.

Я смотрю на него с усмешкой. Да он тоже артист!

– Где тут оставаться? – Андрей Андреевич посмотрел на меня. – В этой дыре? Что тут делать? Воды нет, туалет на улице.

– Такси нет, трамваи не ходят, – продолжил Лёва.

– Зато милые домики похожи на добрых старушек в платках, – подыгрываю я Лёве, – в них очень уютно.

– Экзотика вас, Виолетта, манит, – сказал другой интинец, Николай. – Но жители деревенек этой экзотики, знаете, ребятки, наелись…

– Откуда вам это известно? – недоверчиво спросила я.

– Мои родители в деревне живут, – ответил Николай. – Утром просыпаются – вода в ведрах замерзла в кухне, давай быстрее печку топить.

– Останься мы тут, – сказал Лёва, когда мы стояли в коридоре у вагонного окна, – ты бы и здесь приключение нашла. Ты же не можешь без этого, а? За тобой, Рябиновая, глаз да глаз нужен!

– Ха! – Я гляжу на него с насмешкой. – Кто бы говорил, только не любитель экстрима!

До Москвы мы ехали вместе. Наши спутники-интинцы считали нас женихом и невестой. Правда, сильно юными. Со свадьбой советовали повременить и спорили между собой – пять (Андрей Андреевич) или десять лет (Николай) с этим делом ждать.

Ух, как сладко слушать про нашу свадьбу! Даже если она через сто лет состоится!

В Москве расстались. У меня билет на поезд до конца, а Лёва поехал в аэропорт. Он купил билет на самолет по смартфону и банковской карте. Завтра утром у него первый экзамен. Успеет.