В глухих лесах - Николас Конде

Не желая больше продолжать эту дуэль взглядов, Кэрол протянула руку за книгой.

— Могу ли я надписать ее для вас?

Он подал книгу.

— Спасибо, мисс Уоррен, будьте так добры.

Она обратила внимание на его речь — речь джентльмена. И голос — твердый и низкий, но хорошо поставленный — голос человека, привыкшего контролировать свою силу.

— И как мне ее подписать? — спросила Кэрол, открывая книгу.

Он скептически посмотрел на нее, словно бы думал, что она должна знать, чего он хочет.

Затем произнес:

— Напишите, пожалуйста, «На память Сьюзан», через «з».

В другое время Кэрол могла бы поинтересоваться, не приходится ли ему Сьюзан внучкой, или вытянула бы из него некоторые факты, чтобы посвятить надпись лично Сьюзан. Но взгляд мужчины говорил о каком-то глубоком волнении, которое скрывалось за невинной просьбой, и неожиданно Кэрол захотелось, чтобы эта встреча побыстрее закончилась.

«На память Сьюзан, — написала она своим обычным почерком. — С наилучшими пожеланиями, Кэрол Уоррен».

Она быстро сунула книгу незнакомцу и лишь слегка улыбнулась, прежде чем повернуться к малышу, который был следующим в очереди и теребил ее за руку.

— Привет, как тебя зовут?

Надписывая следующую книгу, Кэрол заметила, что темный плащ пропал из ее поля зрения, и не могла противиться желанию осмотреться, чтобы удостовериться, что посетитель ушел. В проходе между местом, где она сидела, и дверью никого не было.

Через некоторое время после его ухода, когда очередь рассеялась, Кэрол поймала себя на том, что мысленно возвращается к незнакомцу. Но все шло своим чередом, и перед ее глазами прошло столько лиц, что даже самые необычные из них не остались в ее памяти. Человек в шляпе был теперь одним из тех, кто решил купить книгу, достаточно странный, чтобы на короткое время произвести впечатление, но не из тех, кого бы она хотела встретить снова.

Кэрол пришла домой чуть позже шести. Как только она вошла в квартиру, то сразу же сбросила туфли и направилась на кухню; достала из холодильника недопитую бутылку белого вина и налила себе стаканчик. Потом она отнесла бутылку в гостиную, настроила радио и откинулась на кушетку.

Довольная результатами дня — количество проданных книг составило сто двадцать восемь экземпляров, — она ощущала праздник в душе. На секунду Кэрол подумала, не была ли она слишком своенравна, уже во второй раз отклонив приглашение владельца книжного магазина пообедать с ним.

«Это могло бы стать приятным завершением дня», — подумала Кэрол, но, растянувшись на кушетке, сразу изменила свое мнение. Она провела достаточно времени с этим славным, но сдержанным молодым человеком, чтобы знать, что свидание ни к чему не приведет. Еще один бесполезный вечер, приятный разговор ни о чем, робкая попытка сближения, которая закончится тем, что он попросит ее о следующем свидании, и она откажется под удобным предлогом. Боже, сколько раз она это проходила…

Потягивая вино, Кэрол вспоминала период после их разрыва с Ричардом, когда она сделала решающее усилие, чтобы не стать затворницей: пойти на свидание, принять приглашение на обед от друзей, даже если она будет сидеть рядом с «наиболее перспективным холостяком». Ничто из этого не сработало. Трудно ли было с ней общаться? Нет, не было ничего удивительного в том, что после двух с половиной лет совместной жизни с Ричардом Колдвеллом Кэрол сравнивала его с другими, и сравнение было не в пользу последних. Ричард был не только хорош собой, но и остроумен, заботлив и нежен. Он разделял ее простые вкусы: лирика Коул Портер, плавание на корабле, живопись Эдварда Хоппера. Она так его любила, что до сих пор задавалась вопросом: по чьей вине они расстались — его (как она думала раньше) или ее? Два с половиной года они жили вместе, в их интимных отношениях царила гармония, но потом Ричард решил, что им не хватает изюминки. Он захотел попробовать «игрушки», как он их называл: вибратор, щипчики, наручники. Некоторое время она терпела все это, но затем произошел бурный разговор, когда в один из уик-эндов в Вермонте он достал из чемодана свое новое приобретение — шары «бен-ва». Едва начав слушать лекцию о приятном использовании двух маленьких блестящих металлических шариков, она взорвалась от возмущения. И долго еще после этого она злилась на то, что он пытался оказать на нее давление.

— Не будь такой ханжой, — сказал он. — Это совсем не больно. Все это для того, чтобы тебе было хорошо.

Но ей не было хорошо. И то, что он назвал ее ханжой, — было «просто грязно», как сказала она ему. Она всего лишь не была готова к тому, чтобы участвовать в его порнографических фантазиях, — быть второстепенным сексуальным предметом, как какая-нибудь послушная водителю спортивная машина.

После этого их отношения начали ухудшаться, пока не наступил полный разрыв. Даже попытка примирения несколькими месяцами позже закончилась тем, что Кэрол возвратилась в свою спальню одна, несмотря на первоначальную теплоту за обедом в ресторане. С того времени как Ричард переехал в Хартфорд, чтобы вступить в высшие эшелоны управления страховой компанией, он изредка звонил, и разговоры всегда были приятными. Но она могла только оплакивать распад их связи — еще одна издержка современного века вседозволенности, заставляющего искать неограниченное самоутверждение.

Поэтому ей было достаточно трудно строить взаимоотношения с другими мужчинами, даже если человек казался хорошим, да и был на самом деле замечательным. Теперь Кэрол больше не упрекала себя за поспешные суждения о мужчинах; если с самого начала не было намека на нечто серьезное, лучше было не делать первый шаг. Если это означало одиночество — пусть так. Ей больше была нужна карьера, нежели мужчина, и теперь она ни о чем не жалела, даже если иногда переживала, что может зайти слишком далеко, становясь закостенелой, — так новое поколение называло старых дев.

Она была убеждена, что однажды — случайно — она найдет кого-то, такого же особенного и заботливого, как Ричард, но достойного долгих отношений.

Когда начали сгущаться сумерки, Кэрол поднялась с кушетки и вышла на маленькую террасу. Там стояли цветочные горшки и кадки, в которых росли цветы и плющ, а еще — металлический кофейный столик и два стула. В одном углу Кэрол выращивала помидоры в ящике. Она выросла в доме с большим садом, и хотя не жалела о том, что уехала с окраины города, не могла представить себе, как можно жить без кусочка природы. Маленькая терраса высоко над 2-ой авеню была последним аргументом в пользу этой квартиры.

Она собирала последние помидоры, последние в этом сезоне, когда услышала телефонный звонок. Взглянула на свои руки, чуть запачканные землей, решила не торопиться внутрь дома — автоответчик примет сообщение. Еще полтора часа она продолжала возиться со своими растениями, изредка останавливаясь, чтобы полюбоваться закатом, а затем зашла в дом, автоматически закрыв металлическую дверь на засов. Незваные гости не могли бы прыгнуть через три этажа, отделяющие крышу от террасы, но береженого Бог бережет.

Кэрол умылась и подошла к телефону, стоявшему на ночном столике в ее спальне, и перемотала пленку. Цифровой индикатор показал, что с тех пор, как утром она ушла, было четыре звонка. Она нажала кнопку. За первым гудком последовал голос ее подруги Марго Дженнер с приглашением поехать к ней на дачу в воскресенье пообедать, «посмотреть на осеннюю листву и все такое».

Кэрол взвесила все «за» и «против». До Райнбека было почти два часа езды, но компания Марго с мужем и детьми означала кусочек семейной жизни, которую Кэрол всегда любила. Она начала сортировать почту, когда раздался второй звонок. Некто из «Канейдиан Филм» сообщил, что находится в городе и хотел бы встретиться с ней на предмет обсуждения анимационной версии ее первой книги «Тигр, Тигр».

Началось следующее сообщение. Женский голос, срывающийся от рыданий, — это стало ясно с первых же прозвучавших слов:

— О, Кэрол, дорогая, не знаю, как сказать… но даже если тебя нет дома… тебе все же следует знать. Я уверена, ты могла постараться и… о, Господи, что я говорю?

Голос умолк, и некоторое время были слышны только всхлипывания. Кэрол перебирала в уме знакомых, размышляя, кто бы это мог быть? Что за несчастье случилось?

Послышался мужской голос, очень мрачный, кто-то сменил всхлипывающую женщину у телефона.

— Кэрол, это Эд Дональдсон… отец Энни. Мы звоним всем друзьям Энни, чтобы сообщить, что ее тело нашли.

Неожиданно живот у Кэрол свело в нервной судороге. Она пошла к кровати и села, когда голос заговорил опять.

— Завтра в двенадцать часов утра состоится служба в Нортпорте. В церкви Вознесения. Прости, что так сообщаем тебе, но нам многим еще нужно позвонить. Да, вот так.