Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили - Наталья Кельпе

он придти домой после службы, как его уже приглашают с требой верст за 8-10ть, а иногда приходится совершать такие путешествия раза два в день и более. Затем, у каждого священника деревенского под боком какая-нибудь школа – земская или церковно-приходская; туда он должен поспеть своевременно. Бывает нередко, что в приходе две школы и одна из них верст за 5–6, – и там священник не должен забывать свое дело. Примем во внимание крестные ходы в деревнях летней порой. Зачастую приходится идти пешком с крестным ходом в деревню версты за 3–4, там обойти все дома и поля кругом деревни и – таким же способом – обратно, несмотря на то, что приходится брести иногда под проливным дождем, под грозой и по грязной дороге. Нечего и говорить уже про пасхальные ходы по деревням… А о ремонте сельского храма кто должен позаботиться и изыскать средства, как не священник, и каким путем? По большей части – путем горькой просьбы у богатых людей, сопряженной с унижением сана священства, – путем раболепства и ласкательства[4]». (Заметим в скобках, что в отличие от деревни, в городских храмах старосты из мирян были людьми состоятельными и обычно решали денежные вопросы самостоятельно, не обременяя священников).

Как становились священниками

Во времена массовой постройки храмов и монастырей на русской земле первые священнослужители избирались из своей же сельской общины. Требования к ним предъявлялись примерно такие: хороший голос, грамотность, знание богослужебных текстов, трезвая жизнь и уважение сельчан. Шло время, и эта должность становилась почти полностью наследственной. Как правило, после смерти священника кто-то из его родственников (сын, зять, племянник) подавал прошение о назначении или переводе на вакантное место. В начале – середине XVIII века во многих сельских храмах был, как сказали бы теперь, «семейный подряд»: ближайшие родственники занимали должности священника, диакона, дьячка и пономаря. В клировой ведомости[5] была обязательна графа о родстве среди причта (ценнейший генеалогический источник!), где можно встретить записи такого рода: «священнику племянник двоюродный в пятой степени одного сродства; дьячку шурин родной во второй степени одного сродства». Одним словом, родня!

Спустя столетие ситуация коренным образом изменилась: родство среди причта одной церкви уже не приветствовалось.

За редким исключением сыновья продолжали дело отцов, старавшихся дать всем своим детям духовное образование. Учитывая, что семьи были многодетными, обучение платным, а доход сельского духовенства невысоким, родителям приходилось нелегко.

Система духовного образования в стране была сформирована следующим образом: духовные уездные училища, затем семинария, затем академия.

В духовное училище принимались уже грамотные мальчики в подготовительный класс. Курс обучения был рассчитан на 4 (6) лет, а по окончании четвертого класса учащиеся либо переводились в семинарию, либо увольнялись – в зависимости от успеваемости или от материального положения семьи. Надо заметить, что в духовных учебных заведениях всегда существовало некоторое количество мест, оплачиваемых из средств епархии и добровольных пожертвований, для сирот и детей «многосемейных[6] и бедных» родителей. Но количество прошений на такие места всегда превышало возможности.

К вопросу успеваемости отношение было исключительно серьезным: в журнале «Ярославские епархиальные ведомости», в частности, ежегодно публиковались поименные списки воспитанников всех епархиальных духовных училищ и Ярославской семинарии после экзаменационных испытаний с указанием о переводе в следующий класс, увольнении, оставлении на повторительный курс или переэкзаменовке.

Лучшие выпускники семинарий, учившиеся по первому разряду и удостоенные звания «студент», продолжали свое образование в духовной академии. Остальные, закончившие не столь блестяще, часто в течение нескольких лет после выпуска служили учителями в сельских школах или причетниками в церкви в ожидании назначения. Рукополагались (возводились в сан) только после венчания. Некоторые священники в зависимости от обстоятельств многократно меняли за свою жизнь места служения, другие – окормляли свой приход бессменно до самой смерти.

Для девиц духовного звания существовали специальные училища[7], выпускницы которых получали диплом, позволявший им работать учителями. Обучались они закону Божьему, чтению на русском и славянском языках, письму, арифметике, русской грамматике, русской истории и географии, рукоделиям, церковному пению, ведению домашнего хозяйства, уходу за больными, педагогике.

В семье священнослужителя важная роль отводилась женщине – верной помощнице мужа, предназначенной быть ему опорой, детям – мудрой воспитательницей и первой учительницей, хорошей хозяйкой в доме. Жизнь такой семьи всегда была на виду, и традиционно народ хотел видеть в ней образец праведной жизни. Конечно, не всем духовным лицам удавалось стать примером для своих прихожан. Но к гордости потомков – представители династий, о которых речь пойдет на этих страницах, ничем не запятнали свое честное имя и звание.

Часть 2. Добронравины

К вопросу о фамилии

Фамилия – наследственное родовое имя, указывающее на принадлежность человека к одному роду, ведущему начало от общего предка, или к одной семье.

Как известно, в России формирование фамилий происходило позднее, чем в Европе, и растянулось на несколько столетий. Первые фамилии, принадлежавшие гражданам Великого Новгорода, историки находили в древнерусских документах, относящихся к XIV–XV векам. Сначала князья и бояре получили родовые имена, за ними – дворяне. В XVIII–XIX вв. стали распространяться фамилии у служащих людей и у богатого купечества.

Самая многочисленная часть русского населения – крестьянство – не имело юридически закрепленных фамилий до XIX века, а некоторые представители крестьян получили фамилии только после Октябрьской революции в связи с паспортизацией.

Духовенство массово «обзаводится» фамилиями в конце XVIII в. Происходит это по-разному. Иногда отец, отправляя на учебу отпрыска, подбирает ему фамилию на свой вкус. Вот как это описывал в своих воспоминаниях известный протоиерей Е. Е. Голубинский[8]: «Когда мне исполнилось семь лет, отец начал помышлять о том, чтобы отвести меня в училище. Первым вопросом для него при этом было, какую дать мне фамилию. В то время фамилии у духовенства еще не были обязательно наследственными. Отец носил такую фамилию, а сыну мог дать, какую хотел, другую, а если имел несколько сыновей, то каждому свою особую (костромской архиерей Платон прозывался Фивейским, а братья его – один Казанским, другой Боголюбским, третий Невским). Дедушка, отцов отец, прозывался Беляевым, а отцу, в честь какого-то своего хорошего знакомого, представлявшего из себя маленькую знаменитость, дал фамилию Пескова. Но отцу фамилия Песков не нравилась (подозреваю потому, что, учившись в училище и семинарии очень не бойко, он слыхал от учителей комплимент, что у тебя-де, брат, голова набита песком), и он хотел дать мне новую фамилию, и именно – фамилию какого-нибудь знаменитого в духовном мире человека. Бывало, зимним вечером