Ошибка следователя - Виктор Попов

Вышел на крыльцо, постоял несколько минут - выстрел Бросился обратно в комнату, Иван на полу лежит. Я к нему, а у него во всю грудь рана. Он из моего ружья и застрелился, из левого ствола. Я сгоряча схватил Ивана. Что думал тогда, ей-богу, не могу сказать.

Ясно же, грудь разворочена так, что слону впору. А всетаки схватил. По инстинкту, что ли... Потом выбежал на двор, а навстречу Полина Васильевна и Моргун Александр... Вот, собственно, и все, что я могу рассказать... Никогда прежде с Речкиным у нас ссор не было, н мне обижаться на него не за что. Работал он старательно".

Дальше шли отрывочные показания: ответы на вопросы следователя.

"Вечером Ванюшка сказал, чтобы я к утру закуску приготовила - Матвей Данилыч, мол, прийти обещались. Утром Ванюшка убег, а потом они с Матвей Данилычем пришли. С ружьем управляющий был. А об охоте со мной Ванюшка ничего не делился - может, и хотел идти - не знаю. Матвей Данилыч за стол садиться не хотели - говорят: "Приходи вечерком ко мне". Так разве Ванюшка отстанет: "Выпей да выпей".

Выпили они, а потом промеж их драка произошла. Я растащить хотела, так меня Ванюшка ногой под ребрышки, аж дых сперло. Много ли старушонке нужно...

Ванюшка все убить Матвей Данилыча грозился. "Жить не будешь", - кричал. Я от греха убежала. Соседи у нас Моргуновы, так к ним. "Иди, говорю, Александр Парамоныч, к нам, там Ванька с Матвей Данилычем дерутся". Александр Парамоныч поначалу отказывался, потом засобирался. И только стали мы к нашей избе подходить, он из двери выбег. Белющий, как мертвец, сам в крови весь. Не иначе - убил. Мы с Парамонычем в избу. Ванюшка, сердешный, лежит... Все нутро он ему разворотил..."

..."Когда Васильевна сказала, что промеж их драка вышла, я поначалу идти не хотел: без меня разодрались, без меня и помирятся. Пьяный он и есть пьяный, с него и спросу мало. Только потом мне чудно стало - никогда Матвей Данилыча выпивши не видел, да и Васильевна шибко уговаривала: пойдем да пойдем. Я, дурак, и пошел. Теперь вот таскать начали. А я по милициям отродясь не ходил... Вошли мы в ограду, смотрю, на крыльце... Матвей Данилыч. Руки все в крови, ровно поросенка колол. И так спокойно говорит: "Иван застрелился". Точно помню - и руки в крови, и полушубок... Во-во, этот самый... Что у них там в этот раз вышло - не знаю. А вообще жили они до того душа в душу. Верно, Ванька на него сам кинулся - он заполошный был, особенно выпивши. Сказал ему, верно, Матвей Данилыч что-то поперек, он и озверел..."

Показания обвиняемого и свидетелей. Они почти сходятся. Почти... Но что же все-таки говорил Речкин:

"Жить не буду или не будешь"? Разница всего в нескольких буквах, а от них-то и зависит во многом версия, которой должно руководствоваться следствие. Расторгуев решил, что было сказано "не будешь". Его заключительное обвинение, написанное очень гладко, шло от убеждения, что правду говорят свидетели, а не обвиняемый. Это, на первый взгляд, правильное положение обычно выбирается неопытными следователями. В делах, подобных делу "Об убийстве рабочего А-го совхоза Ивана Ксенофонтовича Речкина", для таких следователей нет темных мест. Судя по обвинительному заключению, все разыгрывалось как по нотам:

"...В состоянии сильного опьянения Речкин вспомнил какие-то старые счеты и стал угрожать Дмитриеву (это подтверждается свидетельницей Полиной Васильевной Кондратьевой. См. лист допроса № 26). Когда свидетельница вышла из дому, положение еще больше обострилось. Дошедший до полного аффекта, Речкин выхватил нож и кинулся на Дмитриева. Тот у него нож выбил (нож был мною поднят неподалеку от трупа) и схватился за ружье. Не предполагая, что Дмитриев выстрелит, Речкин вновь бросился на него. В этот момент произошел выстрел. Речкин упал. Дмитриев стрелял, полностью отдавая себе в этом отчет. Он даже запомнил, что Речкин был убит именно из левого ствола. Поняв, что зашел слишком далеко, Дмитриев бросился к убитому, но сделать было ничего нельзя. Тогда Дмитриев кинулся бежать, но на пороге столкнулся со свидетелями Кондратьевой и Моргуном. Вину Дмитриева считаю полностью доказанной и прошу дать санкцию на его арест".

Здесь все легко и просто. Никакие неясные обстоятельства не заставили Расторгуева отклониться с избранного пути. Его не волновали, видимо, никакие размышления, не тревожили думы о том, что люди иногда подвергаются наказаниям за чужие грехи. И это оттого, что в свое время следователь не дал себе труда всесторонне разобраться в деле, подошел к нему либо тенденциозно, либо верхоглядски. Следователь должен ставить свою подпись под обвинительным заключением лишь тогда, когда в деле не останется ни одного неразгаданного момента. Интуиция? Она, безусловно, существует, но она - не довод. Интуиция лишь подсказывает следователю направление. Прокуроры не принимают в расчет внутреннее чутье следователя. Им подавай непреложныс истины, либо аргументированные твердыми свидетельскими показаниями, либо подтвержденные вещественными доказательствами. Дело "Об убийстве рабочего А-го совхоза Ивана Ксенофонтовича Речкина" прокурор к производству не принял. Расторгуеву сказал:

- Это, молодой человек, скорее сочинение на аттестат зрелости, а не обвинительное заключение. Если на его основании я выдам ордер на арест, меня самого судить надо.

Прокурора остановили те же вопросы, которые сейчас решал Орешкин. "Буду" или "будешь" - раз, и второе - почему Дмитриев был в крови. Предположение Расторгуева о том, что он испугался сделанного, вряд ли приемлемо. Дмитриев - капитан запаса, имеет четырнадцать фронтовых наград. Он перевидал столько смертей, что ими его уже не удивишь. Особенно, если согласиться с Расторгуевым в том, что "Дмитриев стрелял, полностью отдавая себе в этом отчет". И, наконец, последнее: убивая, он твердо знал, что подозрение в убийстве падает только на него. Нет, Дмитриев не виноват! Произошло не убийство, а самоубийство. В этом Орешкин убеждался все больше и больше.

Но убеждение шло от интуиции. А ее к делу не подошьешь. Нужны доказательства...

3

На квартиру к убитому Орешкин пошел вместе со следователем Расторгуев, молодой человек с продолговатым энергичным лицом, на котором - для солиднRсти - кустились чаплинские усики, в разговоре с Орешкиным придерживался иронически-снисходительного топа. За его плечами был один из лучших в стране юридических вузов, он изучал криминалистику у известных юристов, под их руководством проходил практику. А что представляет собой Орешкин... Единственно только что - майор. А так - какая-то неопределенность.

С людьми говорит мягко, этакий добродушный дядя...

Дмитриев - преступник, убийца. А ведь послушать их разговор, можно подумать, будто Орешкин считает одолжением, что Дмитриев ему отвечает: "Будьте любезны", "Скажите, пожалуйста". Не-е-т, это не метод. Прсступник уже в кабинете следователя должен почувствовать, что на снисхождение рассчитывать не приходится. Умел грешить - умей и ответ держать. И досаднее всего, что от таких, как Орешкин, зависит его собственная судьба.

Майор... Живет в Барнауле, работает в краевом отделе.

По особо важным делам, видите ли, выезжает. А вот его, молодого, способного следователя, отправили к черту на кулички, где и дел-то серьезных - одно в десять лет. Вот тут попробуй, покажи себя. Так всю жизнь и проходишь в лейтенантах... Идет вот рядом, лоб морщит... И мы, мол, не лыком шиты, тоже мыслить умеем...

Мыслить!.. Расторгуев раздраженно передернул плечами, иронически спросил:

- Итак, коллега, ваши выводы?

- Пока, собственно, никаких.

- Странно, очень странно. Вы же целы-й день провели над делами.

- Когда идет речь о том, сидеть человеку в тюрьме или не сидеть, о времени рассуждать не приходится.

- Это, конечно, верно. Но неужели сам Дмитриев не произвел на вас отталкивающего впечатления?

- Откровенно говоря, нет.

- Явился в кигеле, колодки... Как он еще самих орденов не нацепил?

- Что ж, он эти награды получил не за то, что десятилетку с золотой медалью кончил.

Расторгуев нервно прикусил губу. Ах, товарищ майор, вы вон на что намекаете. Знакомые разговоры:

это он тебя защищал, давал тебе возможность учиться - и все тому подобное. Но смягчающим вину обстоятельством это все-таки не является.

- По-моему, товарищ майор, ордена права на убийство не дают.

- Не дают.

- А Дмитриев - убийца.

- Это ваше мнение?

- Убеждение. Я его обосновал в обвинительном заключении.

- Прокурор, кажется, что-то нелестное сказал по этому поводу? По-моему, зря. Заключение составлено совсем неплохо. Логично, так сказать, убедительно. Не считаться с ним нельзя.

- Серьезно? - Расторгуев сразу утратил свою напускную снисходительность и превратился в обыкновенного юношу, которому очень приятно, когда его хвалит старший товарищ.

- Совершенно серьезно. Логичное, убедительное заключение. Если все подтвердится, я под ним обеими руками подпишусь.