Горячий август - Иван Мележ

Крыша шалаша тревожно шелестела сухими листьями.

"Прибьет сено. Жди потом, когда просохнет. Будешь сидеть, как привязанная возле этих прокосов…"

А все было бы иначе, если бы: они хоть скопнили. Пройдет дождь, выглянет солнышко, разворошишь копну, и не успеешь оглянуться — подсохла. Бери да складывай в стог пахучее, как рута, сено. Обидно Алене еще и потому, что несобранного сена оставалось мало, за два часа все собрали бы, если бы она вечером задержала бригаду.

Алена поняла, что медлить больше нельзя, нужно всех будить… Онч снова услышала приглушенный шум удалявшегося парохода и подумала: "Там тоже не спят.

и на поле, небось, не спят, возят снопы или скирдуют… Да и не только в нашем колхозе…"

Едва она решила было разбудить Маланью, как увидела, что бабка выбирается из шалаша.

— Не спится, тетка Маланья?

— Не спится, — проворчала бабка. — Ох, поясницу ломит! Дождь будет, чтоб он пропал… — Она схватилась рукой за бок и застонала: — Не дай бог, в крюк согнет, тогда мой Игнат покою не даст: это, скажет, тебе за твой ехидный характер…

Аленка, а как же то сено, что у лозняка?

— Я вот как раз и думаю о нем, — ответила Алена, обрадованная тем, что и Маланья беспокоится о том же самом. — Хочу будить, тетка, людей.

— А что же, буди, — решительно посоветовала Маланья. — Всех буди.

— Я скажу, боевая тревога, — пришло вдруг в голову Алене, — как в партизанах…

Первой она разбудила Лизавету.

— Лизавета, Лизавета, тревога!

Та сразу вскочила, ударившись спросонок о какой-то сучок в шалаше, не могла понять:

— Что? Тревога? Какая тревога?

— Сено нужно собрать. Дождь!

На прокосы шли молча и тихо. Гриша Атрошко в темноте споткнулся о кочку, выругался.

Внезапно черное небо треснуло, вспыхнула изломанная огневая расщелина и выхватила из тьмы зубчатый край леса, копны, людей, что шли с граблями…

Через мгновенье снова опустился мрак, верный и тяжелый. После вспышки молнии ночь казалась темнее, чем прежде. Снова, почти над головой, раздались раскаты грома. Колхозники заторопились, зашагали быстрее.

— Начинайте здесь, — скомандовала Алена, когда подошли к неубранным участкам.

Она первая подцепила граблями сено у края прокоса. Быстро и тщательно сгребала она траву, скатывая ее в вал. Вал становился все больше, и катить его было с каждым шагом тяжелее, однако она старалась не замедлять шаг. Откуда только сила бралась у это?"; хпупкой с виду женщины! Обычно медлительная, тихая, Алена в эту тревожную ночь как будто переменилась.

Рядом с Аленой катили свои валы Маланья и Лизавета. На первых порах все трое шли рядом, на одной линии, потом Маланья начала понсмногу отставать.

Алена быстро н привычно ворочает граблями. Ей некогда следить за теми, кто гребет рядом с ней, но ни на минуту ее не покидает ощущение, что ее товарищи тут же, подле нее. И это придает ей силы. Как будто не одна она катит своя вал, а катят этот вал вместо с нею Меланья, и Василина, и Гриша, словно это не разные люди- а один человек, сильный, многорукий…

Грести не легко — сена почти не видно на темном лугу- Хорошо еще, что место ровное — ни ямки, ии кочки. "Копнить, правда, легче, — думает Алена. — Как там, управляются ли складывать копны?"

Через некоторое время Алена заметила, что начинает отставать. Вперед вышла Маланья. "Двужильная", — вспомнились Алене слова колхозников, которым доводилось работать с Малаиьей.

Теперь Алена не думала о том, чтобы опередить Маланью, а старалась как-нибудь хоть поровняться со старухой. Она начала грести быстрей, сильней выбрасывать грабли, катя вал, и вскоре догнала Маланью. Долгое т, ре^лл они снова шли рядом.

Алена нс сдавалась, однако стала чувствовать, что с каждой минутой ей вес больше не хватает воздуха, что руки ее дрожат от напряжения. "Сейчас пойдет тише", — думала она, но Маланья, не останавливаясь, все шла и шла вперед. И Алена не выдержала, отстала…

Снова полоснула молния. Где-то совсем рядом раскатисто ударил гром, словно чтото огромное упало на землю нс треском разлетелось на мелкие осколки. Земля вздрогнула.

— Ой, мамоньки! — испуганно присела Маланья. — Пронеси ты, окаянный, стороной…

И снова тишина. "Видишь ты, затишье какое! — подумала Ал&на. Управимся ли? Лишь бы только не г. ошел сейчас".

Неожиданно откуда-то вырвался ошалевший ветер, с посвистом и визгом промчался над прокосами, бросил в лицо Алене клок сена. Сразу стало еще. темнее. Шею, словно струёй воды, обдало свежим холодом. Алена крикнула Маланье и Лизавете:

— Скорее! К копнам! — и побежала на помощь тем, кто складывал сепо в копны.

…Сколько врелюии работали — они нс знали. Может быть, час, может, больше.

Неубранного сона оставалось немного.

Гребцы были уже у самого лозняка, а те, что копнили, складывали последнюю копну, когда начался дождь. Он валил стеною и слышен был еще издалека. Упали первые крупные капли дождя. А в следующую минуту уже все потонуло в шуме ливня.

Алена сперва хотела было сгрести остатки сена вокруг копны, но дождь полил с такой силой, что она схватила грабли и прямиком помчалась к дубку, который заметила, когда сгребала сено.

Только тут, прижавшись к дереву и отдышавшись, она почувствовала, что одежда ее вся промокла и прилипла к телу.

Пробирал холод.

"А другие где? Маланья, Лизавета? Поди, побежали к шалашам. Нужно было и мне… Все одно — вымокла…"

Но выбраться из-под дубка, который хоть и ненадежно, а все-таки укрывал от дождя, под ручьи, что, как из желобов, щедро лились с неба, она не отважилась.

С листьев дубка на голову осыпались тяжелые капли, текли по лицу, попадали в рот. Она утирала лицо мокрой ладонью…

"А все-таки управились", — подумала она, и от этой мысли в груди у Алены потеплело.

Она. думала о том, что днем, как только утихнет дождь, они скосят последнюю полоску и что, если погода будет хорошей, дня за два все просохнет и можно будет сено убрать и сложить в стога, а людей отправить в поле, на жатву — там они давно нужны…

А дождь бил и бил по молодому деревцу, и вода — ручеек за ручейком сбегала на голову, лицо, плечи Алены. Но на душе у нее было светло и легко. Ее теперь уже не тревожил так, как раньше, этот непрощенный дождь…

3. Одной семьей

Гроза шумела весь остаток ночи. На рассвете она внезапно утихла, дождь ушел. на запад, к Припяти, а за ним скоро уплыли и последние тучи. Над омытым водой лугом засипело чистое небо, засверкало яркое августовское солнце. И небо и солнце радужно отражались в бесчисленных крупных каплях дождя, которые были щедро рассыпаны по покосу. Казалось, что это не капли, а крупинки солнца, вместе с дождем упавшие на землю.

Косари начали проходить последний клип. Трава под широкие взмахами кос ложилась покорно и дружно.

Когда солнце поднялось выше, на землю снова опустился зной. Луг окутала зыбкая дымка. С этого дня жара нс спадала весь август. Днн стояли солнечные, прозрачные, пахучие, небо синело высокое, бездонное, только кое-где, и недосягаемой выси, белели легкие, как пух, облака.

На следующий день после дождя Алснина бригада кончила косьбу. Люди разобрали грабли, косы, носилки н, перебрасываясь шутками, направились тенистой лесной дорогой в село. Луг опустел и затих. На нем остались только сизые крутобокие стога. Лишь они напоминали теперь о том, что еще недавно тут кипела дружная работа.

Теперь Алена все силы бригады бросила на поле. Жатва была в самом разгаре:

рожь уже сжали, а ячмень и пшеница еще стояли нетронутые. Под палящими лучами солнца быстро вызревал овес.

…В эту пору неожиданно разгорелся спор.

Кончалось обеденное затишье. Поле, застывшее на какой-то час в ленивом покое, начало привычно оживать. Зашевелились женщины, откуда-то с дороги донеслось далекое тарахтенье колес. Возле недожатого загона в Алениной бригаде стал собнраться народ. Несколько вернувшихся с обеда жней, в ожидании, пока подойдут остальные, сидя на припеке, негромко переговаривались. Кое-кто дремал, спрятав от солнца голову между снопами.

Не успели еще все собраться, как тетка Маланья испуганно поднялась, посмотрела на солнце.

— А боже ж мой, — крикнула она удивленно, — вечереет! Скажи ты, как время летит!.. Заспалися!

Алена вскочила — неужели, правда, проспала? Ей казалось, и минуты не прошло еще, как она глаза закрыла. Тень, что выползла из-за снопов, была осторожной, несмелой.

Посмотрела на небо — ослепла от искристо-белого, раскаленного блеска: солнце еще только-только начинало клониться к закату.

— Ух, как разморило, — проговорила, лениво подымаясь, Лизавета. Разомлела я…

Она потянулась, смачно зевнула, подвязала белую измявшуюся косынку, которая сползла с головы.

— Гляньте-ка — она разомлела! Разморило ее! Я тебе разомлею! Вот как протяну перевяслом по спине! А вы что стоите, как вешки? Будет бока отлеживать! — набросилась на жней Маланья. — Обед кончился! Пошевеливайтесь!