Я не могу без тебя - Гийом Мюссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Браво, героиня, well done!
На следующий день
9 часов утра
Аэропорт в Сан-Франциско
Капает дождь.
Еще не до конца проснувшись, Мартен с усилием подавляет желание зевнуть во весь рот и, чтобы не упасть, цепляется за перила в автобусе, когда его немного заносит на повороте.
На нем куртка из молескина[1], дырявые джинсы, истоптанные кроссовки и старая майка с изображением какой-то рок-группы, кажется, с Куртом Кобейном, кумиром молодежи тем летом.
Голова переполнена воспоминаниями о двух месяцах, что он провел в Соединенных Штатах. Перед глазами мелькают лица, сцены, в сердце звучат отголоски пережитого. Калифорния отдалила его от Эври, от парижского предместья. В начале лета Мартен собирался подать документы на конкурс в полицию, но после кочевой жизни вечного странника его планы изменились. В стране, где жизнь сурова, как, впрочем, и повсюду, но где люди не теряют надежды, что их мечты могут осуществиться, в его душе проснулся бродяга-мечтатель из захолустного городка.
Мечта заключалась в том, чтобы сочинять рассказы: описывать истории, которые могут произойти с каждым, – про обыкновенных людей, попадающих в необыкновенные ситуации. Потому что Мартен скучал от банальной реальности, и рядом с ним всегда присутствовало нечто необычное, феерическое. С малых лет любимые герои часто избавляли его от страданий, утешали, спасали от разочарований. Они питали воображение Мартена и обостряли чувства настолько, что научили наконец видеть жизнь под таким углом зрения, что она становилась более-менее сносной.
Рейсовый автобус от Пауэлл-стрит до аэропорта высаживает пассажиров около терминала международных рейсов. Мартен достает свою гитару с багажной полки и выходит последним, нагруженный вещами, как вьючный осел. Проверив в кармане, на месте ли билеты, он вздыхает и оглядывается, пытаясь сориентироваться в бестолковой суете аэровокзала.
Он не сразу замечает ее.
Габриель остановила машину во втором ряду и даже не заглушила мотор. Она промокла под дождем. Замерзла и дрожит. Они узнают друг друга. Они устремляются навстречу друг другу. Обнимаются крепко-крепко, и их сердца бьются так часто, словно это случилось у них в первый раз и они пока еще верят в лучшее.
Потом Габриель улыбнулась и лукаво спрашивает его:
– Ну что, Мартен Бомон, ты действительно думаешь, что самый пламенный поцелуй – тот, что не состоялся?
Они опять обнимаются, их губы встречаются, дыхание соединяется, мокрые волосы переплетаются. Мартен прижимает к себе ее голову, она гладит его по щеке. Второпях они лепечут какие-то неловкие слова любви.
Она просит:
– Не уезжай! Побудь еще!
Не уезжай!
Тогда он не знал, но ничего лучше этой минуты в его жизни больше не будет. Ничего более чистого, светлого, радостного, чем сияющие зеленые глаза Габриель, блестящие от дождя в то утро, тем летом.
И ее умоляющий голос: «Не уезжай!»
Сан-Франциско
28 августа – 7 сентября 1995
Доплатив сто долларов, Мартену удалось отложить дату отъезда. Этой суммы хватило на то, чтобы остаться в Штатах на десять дней. Десять дней, ставших самыми главными в его жизни.
Они любят друг друга: в книжных лавках на улицах Беркли, где до сих пор витает богемный дух; в кинотеатре на Рид-стрит, где смотрят фильм «Покидая Лас-Вегас», но не находят в нем ничего примечательного, настолько они поглощены поцелуями и ласками; в маленьком ресторанчике перед огромным гамбургером с ананасами по-гавайски и бутылкой «Сонома».
Они любят друг друга. Дурачатся, как сумасшедшие, веселятся, как дети, бегая по пляжу, крепко держась за руки.
Они любят друг друга.
В комнате в общежитии Мартен исполняет для Габриель на гитаре песню Жака Бреля «La valse а mille temps» в оригинальной версии. Она танцует для него, сначала вяло, словно нехотя, потом быстрее, кружась в вихре вальса, простирая руки, раскрыв ладони навстречу солнцу, как вертящийся дервиш. Он откладывает гитару в сторону, чтобы вместе с Габриель погрузиться в транс. Они кружатся, обнявшись, пока не падают на пол и… опять любят друг друга.
Они раскачиваются на волнах, летают под облаками, они – бог, и они – ангелы, они одни во вселенной. Мир вокруг них расплывается, приобретая смутные очертания, он нужен лишь для того, чтобы, как в театре, играть роль простой декорации на сцене, где главные действующие лица только они вдвоем.
Они любят друг друга.
Любовь опьяняет их, они пропитаны ею насквозь, до последней клеточки. Им безразлично, сколько она сможет продлиться – мгновение или целую вечность.
Но их повсюду сопровождает страх. Страх, что им не хватит времени. Страх, что вдруг может закончиться кислород и станет нечем дышать. Чувство настолько острое, насколько и необъяснимое. Подобное возникает после внезапного разряда молнии и раскатов грома.
Но ведь это так здорово – сильный грозовой дождь весной!
И они все равно наслаждаются любовью.
Она любит его – глубокой ночью в своей машине, припаркованной в злачном квартале, в самом криминальном районе города. Из авторадио, дребезжа, доносятся песенки и уличный рэп.
Чувство опасности действует как наркотик. Видеть, как чье-то тело трепещет рядом с тобой на фоне мигающего света фар, – это захватывает и волнует. Угроза, что могут напасть бандиты или застать врасплох полицейские, возбуждает и придает остроты ощущениям.
Это вам не «букетики роз» или любовь в виде «милых любовных записочек». Это любовь как «каленое железо», ее не дарят, а вырывают с мясом. В ту ночь между ними как молния промелькнула искра, как наркотический флэш, как острое наслаждение после укола, как галлюцинация наркомана. Габриель самой хочется показать Мартену другую сторону медали, эту картинку, которая пряталась за романтическим флером, ту самую трещинку на стекле, щербинку двадцать четвертого кадра. Ей важно знать, готов ли он вслед за ней ступить на коварную почву или бросит ее одну.
В ту ночь она была ему не возлюбленной, она была его страстной любовницей. «Потому что ночь принадлежит влюбленным, потому что ночь принадлежит нам».
Он тоже любит ее – со всей нежностью, на какую только способен, – ранним утром на берегу океана. Габриель так и заснула на его курточке из молескина. Мартен кладет голову ей на живот.
Двое влюбленных, укутанных нежным ветерком на рассвете под светлым розовым покрывалом калифорнийского неба. Их утомленные тела, распростертые на песке, биение их сердец, скованных одной цепью. А радиоприемник тихонько мурлычет им какую-то старинную балладу.
8 сентября 1995 года
9 часов утра
Аэропорт Сан-Франциско
Сон закончился.
И вот они уже в аэропорту, в толпе, среди шума снующих людей с чемоданами, рюкзаками и сумками.
Реальность заслонила собой романтику и отодвинула их свидания в призрачный мир любви вне времени и вне пространства.
Это жестоко. Это больно.
Мартен пытается поймать взгляд Габриель. Утром золотые искорки исчезли из ее глаз. Теперь они оба даже не знают, что сказать. Просто стоят, вцепившись друг в друга, и тихо угасают, пытаясь почерпнуть у другого силы, которых так не хватает самому. Габриель давно поняла условия игры и оказалась более проницательна, чем Мартен. Она-то знала: эти счастливые дни выкрала у судьбы, а он надеялся, что они будут длиться вечно.
Она опять замерзла. Тогда он снимает курточку из молескина и накидывает ей на плечи. Конечно, поначалу Габриель отказывается, но он настаивает, потому что она дрожит. Габриель снимает с шеи серебряную цепочку с кулоном в виде созвездия Южного Креста и вкладывает ему в ладонь.
Последнее объявление о посадке. Миг расставания наступил. В тысячный раз Мартен спрашивает:
– Этот твой приятель из Европы, с которым ты познакомилась на каникулах, ты все еще его любишь?
В тысячный раз Габриель прикладывает палец к его губам и отводит взгляд.
Ну вот, они отодвигаются друг от друга, и пропасть между ними сразу становится все шире.
Он пятится к дверям в зону вылета, не отрывая от Габриель глаз.
9 сентября
Париж
Аэропорт Шарля де Голля
После двух пересадок и бесконечных задержек рейса ближе к вечеру самолет наконец приземляется в Руасси. В Сан-Франциско пока лето, а в Париже уже наступила осень. Небо затянуто темными тучами, мрачное, грязно-серое.
С красными от бессонницы глазами Мартен ждет свой багаж. По телевизору на большом экране блондинка с силиконовым бюстом горланит противным голосом «Господь Бог подарил мне удачу». Этим утром он улетел из Америки Клинтона, а вечером оказался во Франции Жака Ширака. Как же он ненавидит эту страну! Ненавидит только за то, что здесь нет Габриель.
