Пространство, время и неизлечимый романтик - Дж. Майкл Стражинский

Он поднял взгляд на ее лицо. Оно не изменилось.

"А с другой стороны, может быть, ты действительно любила меня", мелькнуло у него в мыслях, но Маркус не решился высказать этого и самому себе. Здесь это прозвучало бы чересчур самонадеянно.

Он подумал о том, что же она говорила ему все те годы, пока он был в криосне. Скучала ли по нему? Или укоряла за глупость? Он никогда не узнает.

Он подумал о ней, проведшей в одиночестве все те годы.

"Ты сделала это для меня? Потому что тебе меня не хватало, или ты чувствовала себя виноватой из-за меня? Это нечестно. Я знал, что плохо кончу еще с момента смерти брата; как я мог жить дальше, зная, что подвел его? Я не мог снова подвести кого-нибудь. Особенно тебя. Я хотел дать тебе еще один шанс обрести счастье. А ты этого не сделала. Ты работала, но ты всегда работала, не в этом дело. Ты осталась одна, вот что неправильно. Совершенно неправильно, это…"

– Простите?

Маркус выпрямился, вздрогнув от раздавшегося под сводом мемориала голоса. В дверях стоял минбарец с букетом цветов.

– Прошу прощения, если побеспокоил вас, – продолжил он, – вы не против, если я…

– Нет, пожалуйста, проходите.

Минбарец кивнул, подошел к крипте и поместил цветы в ожидавший их сосуд.

– Кто их послал? – спросил Маркус.

– Послал? – минбарец удивленно качнул головой. – Судя по одежде, вы рейнджер, да? Я думал, вы должны знать.

– Меня какое-то время не было в городе.

– Очень давно президент Деленн распорядилась, чтобы их ставили сюда каждый день. Слову Деленн следуют до сих пор, и будут следовать всегда. – Он осторожно поправил цветы и отошел. – Вы знаете, чему учила Иванова?

– Отчасти, – ответил Маркус.

– Значит, вы ее последователь?

– Можно сказать и так.

– Правильно ли я предполагаю, что вам довелось слышать Голос?

– Слышать что? – недоуменно посмотрел на него Маркус.

– Голос. Незадолго до того, как Иванова оставила нас, с ее мозга сделали снимок. Ну не с мозга, на самом деле, не буквально… это полный снимок всех нейронных путей, воспоминания и информация, которой она обладала к тому моменту, закодированная и сохраненная для будущих историков, целителей и ученых. Думаю, ближайшим эквивалентом этого понятия у людей будет прижизненная маска, но только это – выражение, снимок чьего-либо сознания.

Очевидно, он не может создавать новых мыслей, потому что мозгу для созидания нужна еще и душа, но это поразительный способ сохранения. Я сам побывал там только раз, но считаю этот опыт самым… воодушевляющим.

Маркус выдержал долгую паузу, прежде чем задать вопрос, который, он знал, изменит всю его оставшуюся жизнь.

– Где же я могу найти ее Голос?

Когда Траналл говорил о трастовом фонде и об огромных средствах, во много раз перекрывающих его нужды, Маркус почти пропустил это мимо ушей. Теперь у него был повод выяснить, сколько же там.

Даже по его меркам, определенно было чему поразиться.

Следующим шагом стало приобретение личного корабля с гиперприводом. Маркус поразился, насколько компактны они стали. В его годы "Белая звезда" была самым маленьким кораблем, способным к выходу в гиперпространство без зоны перехода, но и ей был необходим довольно многочисленный экипаж. Теперь строили даже одно– и двухместные личные флайеры, по размерам куда меньшие, чем "Белая звезда".

Голос Ивановой вместе с Голосами нескольких сотен других исторических личностей хранился в Нейронном Архиве на Сириусе 9, которым совместно владели Историческое общество Земного Содружества и "ПсиМед", фармацевтическая корпорация с Примы Центавра.

"ПсиМед" основала Архив двадцать лет назад, чтобы получить налоговые льготы. Сириус 9 был малопосещаемой колонией, которой почти нечего было предложить туристам или бизнесменам. Она нуждалась в чем-нибудь, что привлекло бы путешественников, а в Нейронный Архив стремились академики с десятков планет.

Маркус неплохо знал это место. Давным-давно – два года назад по счету Маркуса и гораздо раньше для остального мира – оно славилось как центр сомнительной коммерции. Здесь можно было отыскать все, что угодно, если предложить нужным людям достойную плату.

Те люди давно обратились в прах, но Маркус задал своему флайеру курс на Сириус 9 с расчетом, что если даже старые крысиные норы забиты или вычищены, на их месте отыщутся новые. Так всегда бывает.

А Маркус был экспертом по розыску крысиных нор.

– Ты искал меня?

Дрази, сидевший напротив Маркуса в подземном баре, явно знававшем лучшие времена, изучал его немигающим взглядом глубоко посаженных глаз. Темно-зеленое лицо выдавало в его расе потомков рептилий. Дрази не отличались терпеливостью и хорошей репутацией. В этом отношении они почти не переменились с тех пор, как Маркус в последний раз имел с ними дело. Наверняка нужно намного больше, чем триста лет, чтобы массовое сознание дрази хоть на йоту изменилось. "Глядишь, через миллион лет они таки выяснят, что за штука салатная вилка". Но Фарна ценили достаточно высоко, по крайней мере, для дрази.

Маркус сказал:

– Насколько я понимаю, вы и некоторые ваши партнеры обладают… ну, назовем это незарегистрированным доступом в большинство сооружений колонии.

– Грм.

"И такой великолепный переговорщик", подумалось Маркусу.

– Так что вы можете сказать о Нейронном Архиве?

Дрази фыркнул. К сожалению, фыркнул дрази очень разочаровывающе:

– Ничего ценного. Старые бумаги. Старые голоса. Нечего украсть. Нечего продать.

– А как он охраняется?

Взгляд дрази не изменился.

– Нечего украсть, – повторил он, – нечего продать.

– Для дрази это означает, "по моему профессиональному мнению, у них очень слабая охрана, потому что архивы представляют только технический и академический интерес"?

– Грм, – подтвердил дрази.

– Хорошо, – сказал Маркус. – В таком случае, у меня к вам деловое предложение.

Нейронный Архив использовал самые современные технологии хранения данных на голокристаллах. Триста дет назад в кристалл данных обычной емкости можно было записать несколько библиотек. Теперь, с использованием пакетных импульсов и тахионной двухслойной записи, стало возможным разместить накопленные воспоминания, мыслеобразы, нейронные данные и схемы синаптических соединений человеческого мозга от рождения до момента записи всего на семи кристаллах.

Проблема заключалась в том, что таких кристаллов было несколько тысяч. Они аккуратными рядами теснились в комнате за мягко пульсировавшим перед Маркусом голографическим дисплеем.

Дрази привел его в комнату технического обслуживания через служебный вход, ночные пароли на котором давненько не меняли. В следующий раз охрана должна была заглянуть сюда меньше чем через двадцать минут.

Все группы кристаллов были перечислены на контрольной панели перед ним. Но без ключа, связывающего номера с именами Голосов, нужные семь кристаллов можно было искать несколько часов, а то и дней.

Дрази, заведший его так далеко, кивнул на ряды кристаллов:

– Забирай и пошли.

Маркус сумел убедить Фарна в некоторой ценности, которую имеют вещества, употребляемые при изготовлении кристаллов данных. Дрази считал, что вознаграждение за столь серьезные усилия слишком мало, но так было проще, нежели объяснять, что на самом деле Маркусу здесь нужно и зачем.

В конец концов, он временами и сам себе не верил.

"Как я смогу отыскать ее среди всех остальных?", гадал он, приходя в отчаянье от мысли, как мало у них времени. Перебирая их по одному, сделать это было невозможно.

"Остается только прослушать их все разом", решил он.

Он коснулся панели и включил все Голоса в архиве. Тотчас комната наполнилась звуком тысячи голосов, говорящих одновременно.

– Я Шадрала Нарнская… исключая уравнение… обратившись к моей политической экспертной оценке в… лучше… не петь… достигнув окончания…

Дрази зажал уши:

– Ненормальный! Они услышат и придут!

– Просто дай мне минуту, – попросил Маркус. – Не шуми!

Он слушал. Закрыв глаза, он собрал все, чему он научился как анла-шок, всю дисциплину, всю сосредоточенность, всю боль, которую он преодолел, собрал все в кулак с одной целью: отобрать единственный голос из тысячи.

Не открывая глаз, он протянул руку к пульту. Несколько сотен голосов умолкло. Он продолжал вслушиваться.

– Скоро придет охрана, – сказал дрази. – Уходим.

– Нет еще, – ответил Маркус.

И слушал.

– …дальше, чем… согласно правилу приручения… потери в бою были… мое имя…

Внезапно его сердце забилось так громко, что ему показалось на секунду, будто он мог уже потерять ее. Почти неслышный, ее голос прорезал шум остальных, потому что был такой знакомый, и потому, что принадлежал ей. Его Маркус узнал бы даже из миллиона других.