Вороны любят падаль - Кирилл Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Орешин достал из бумажника три фотографии с надорванными краями и передал Жмыхову. Тот мельком на них взглянул. Улыбающееся лицо вихрастого парня на любительском снимке ничего ему не говорило.
– Оставь, оставь себе! – предупредительно сказал Орешин, когда Жмыхов попытался вернуть фотографии. – Они тебе пригодятся.
Взгляды их встретились. В глазах Жмыхова стоял немой вопрос.
– Да. Найди нам Томилина! Хоть из-под земли, – жестко сказал Орешин. – Даже если схоронили уже. Но нам он живой нужен. Факт смерти не должен всплыть ни в коем случае! Или он, или кто-то за него, все ясно, надеюсь? А по большому счету, только второй вариант и нужен. Томилин – дерьмо. Непредсказуемый и неуправляемый человек. Заставить его делиться будет проблематично. Нам тут нужен человек покладистый! – с нажимом уточнил он. – Покладистый и внешне на Томилина похожий. Сумеешь найти такого?
– Подумать нужно, – уклончиво сказал Жмыхов.
– Думай – только быстрее, – отрезал Орешин. – Про тебя говорят, что ты человек способный. И еще у тебя одно преимущество – ты из другого города родом. И было бы очень кстати, если бы наш Томилин прибыл из другого города. Чтобы никто в нем случайно вдруг не признал Петю Иванова с нашей улицы Советской, понимаешь меня?
– А документы?
– Тебя учить, что ли? Документы сделаем по высшему разряду! На подлинных бланках. Ты человека найди. А вот настоящего Владимира Томилина, если он жив, из игры выводить надо. Чтобы он, не дай бог, не пронюхал, какая его тут малина ждет.
– Но… – с сомнением качнул головой Жмыхов.
– Никаких но! – повысил голос Орешин и нервно оглянулся на загорающего возле раскаленной машины шофера. – Я тебя не за так прошу. Все получат свое. Тебе обещаю пятнадцать процентов от общей суммы вкладов Томилина и повышение по службе. Главой УВД не обещаю, а вот должность первого зама – пробью. Будешь состоятельным человеком и с перспективой служебного роста. Только сделай все так, чтобы комар носа не подточил. У тебя получится.
– Может, и получится, – протянул Жмыхов, пристально наблюдая за Орешиным. – Но уж больно дело наклевывается неаппетитное, а пятнадцать процентов – это мне ни о чем не говорит. Я бухгалтерских книг у Томилина не вел.
– Будешь доволен! – резко сказал Орешин. – Ты что, мне не веришь, что ли? Ради пустяков я мараться не стал бы и в неаппетитное, как ты выражаешься, дело не влез бы! И заруби себе на носу – я тебе доверился, и у тебя теперь пути назад нет! Или вперед к богатству, или… А впрочем, что мы собачимся? – Заместитель мэра широким жестом приобнял Жмыхова и похлопал его потной ладонью по плечу. – Это все жара, мозги плавятся, черт! А у нас, я верю, все получится. Ты в нашем пуле, Андрей Васильевич! Мы одна команда. И приз нас ждет почище мирового кубка. Футбол любишь? Я раньше заядлым болельщиком был, ни одного матча не пропускал. А сейчас хоть разорвись – времени ни на что не хватает. Время сейчас бежит, как эти новые поезда – «Сапсан», что ли? Не успеешь оглянуться, а тебя уже к лицу Всевышнего представили, а? Вон тебе пример – Томилин. Тоже умирать не собирался небось. Да там не спрашивают, какие у кого планы. Человек предполагает, а Господь располагает, как говорится…
«Эка тебя на лирику потянуло! – с раздражением подумал Жмыхов, душа которого разрывалась между радужными надеждами и неприятными предчувствиями. – Ясно, можно комедию ломать, когда все самое грязное чужими руками делается, а тебе только сливки снять и остается. Тут хоть стихи пиши, романы!»
Между тем практический ум Жмыхова уже включился в поиски решения той необычной задачи, которую подбросил ему энергичный заместитель мэра. Расплывчатый образ молодого человека с фотографии проходил в мозгу Жмыхова сверку с сотнями, с тысячами виденных им лиц. Он механически, как вычислительная машина, перебирал их, надеясь вычленить схожие черты. Закавыка была в том, что нужно было подобрать не только подходящую внешность. Требовалась внутренняя сущность человека, сложное сочетание алчности и умеренности, нахальства и сдержанности. Одним словом, кандидат должен был сыграть роль наследника за умеренное вознаграждение, быть покладистым и при этом молчать как рыба. Из опыта Жмыхов знал, что подобный набор добродетелей и пороков крайне редок. Но все-таки заняться этим делом стоило – слишком уж аппетитный куш маячил впереди.
– Ну, в общих чертах я тебя просветил, – деловито, забывая про лирику, объявил Орешин. – И поскольку время, как было сказано, не ждет, сроку тебе на размышление минимум. Завтра жду тебя с конкретными предложениями. Только рисоваться у меня в кабинете не стоит. Встретимся в сквере около театра. Труппа на гастролях, место не людное, там все и обсудим.
Они медленно, расслабленной походкой двинулись к автомобилю. Водитель, заметив их движение, нырнул в кабину, запустил мотор. Он привык на своей работе к чему угодно, но пребывание под горячим солнцем энтузиазма не вызывало.
В пяти шагах от автомобиля Орешин вдруг остановился и придержал Жмыхова за локоть.
– Ты только не думай, что у нас все уже в кармане, – проникновенно сказал он, глядя прямо в глаза майору. – Нотариус, которая завещанием занимается, упертая баба, с амбициями. Она ведь тоже сейчас розыски наследника ведет. С ней договориться вряд ли получится. Да ты, наверное, ее знаешь – Самойлова Марина Константиновна. Она одно время под руководством Маевского работала. Опыта набиралась, так сказать. Потом на вольные хлеба ушла. У нее еще муж следователем в прокуратуре какое-то время служил. Потом тоже все бросил. Где сейчас, не знаю. Может, это и неважно. Но ты все должен выяснить. Мы всех должны опередить.
– Должны – опередим, – буркнул Жмыхов.
Садясь в машину, он машинально окинул взглядом пейзаж. Горячий воздух струился над линией горизонта, вычерчивая в синеве какие-то странные зыбкие фигуры, золотистые ускользающие тени, скудные миражи российского лета.
«Но мы-то ведь не за миражами пустились, – подумал он со смутной тревогой. – Дело верное. Орешин за другое и не возьмется. Только сперва нужно прикинуть, как и что с наследством. Что это за пятнадцать процентов. За идею я ишачить не буду. При всем уважении. Стрелка компаса должна быть позолоченной. Такой у меня принцип, Дмитрий Николаевич!»
Орешин не мог прочитать мыслей полицейского, но почему-то именно в этот момент усмехнулся так, словно видел Жмыхова насквозь.
2
Володя Томилин проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечи. Спросонья да из-за жары ему почудилось, будто начался пожар и нужно бежать через огонь, держа на руках потерявшую сознание красавицу. Томилин рывком уселся на кровати, продирая опухшие глаза.
– Кого, а? – невпопад спросил он, озираясь.
Прямо перед собой он увидел небритую физиономию одного из водителей киногруппы – Валентина Забавы. Это был странноватый флегматичный парень, который не имел, кажется, никаких амбиций в жизни, всему был рад и со всеми умел находить общий язык. Он и с Томилиным находился в ровных отношениях, хотя особой дружбы между ними не возникло.
– Просыпайся! – добродушно бросил Забава. – Кулешов тебя обыскался. Пора сцену снимать, сражение в горящей деревне, все готово, реквизит, пиротехники, а каскадеров нету! Обыскался! В твоей хибаре тебя нема, у осветителей тоже, Кулешов просто бесится. Ему главный пообещал голову оторвать…
– А я вчера перебрал, что ли? – хрипло спросил Володя. – С чего это я? Зарекался же! Вот черт! А здесь я почему?
Он постепенно в полной мере ощущал, что все тело у него буквально разламывается с чудовищного похмелья, и пребывает это тело совсем не на своем месте, а в чужой скрипучей кровати, в избе, где остановились на постой водители.
Забава беззвучно засмеялся.
– Ага, перебрал! – подтвердил он без осуждения. – Ты чего-то там после съемок с нашей звездой схлестнулся, со Звонаревым. Что уж там за кошка между вами пробежала, не знаю… Он психанул, ты психанул… И ты потом на другой конец села отправился за самогоном. А тут такой самогон… – он покачал головой. – Слыхал небось, что местные в него для крепости дурман добавляют. Полстакана – и становишься форменным дураком. Слона с копыт собьет!
Томилин скрипнул зубами. Теперь он ясно вспомнил все, что произошло накануне. Собственно, контроль над собой он потерял после местного самогона, как и говорил Забава. Они тут и в самом деле чего-то мешают в свое пойло, куркули деревенские. Так что после дозы могло случиться все, что угодно, вплоть до убийства. Тут уж деталей не вспомнить. Утешало то, что вряд ли его жертвой стал кто-нибудь из руководства – после съемок режиссер и прочие звезды уезжали за сорок километров в город. Белые люди, они жили там в приличной гостинице. Большая часть киногруппы обосновалась здесь, в полувымершей деревне среди хвойного леса. Деревянные ветхие избы идеально вписывались в замысел режиссера Прохорова. Фильм он снимал из времен гражданской войны – красные и белые, – но в согласии с современными тенденциями выказывал явную симпатию к белым. Были тут предусмотрены и сокровища в таежной чаще, и жадные глупые крестьяне, и беспощадные комиссары, и море крови, и необыкновенная любовь. Главный герой, благородный поручик в самый разгар сражений и поисков сокровищ зачем-то влюблялся в прекрасную крестьянку, братья которой числились в красных партизанах, и завоевывал ее сердце. В общем, обычная сентиментальная галиматья, по мнению Томилина. Что-то подобное уже было на экранах, и особого отзвука в людских сердцах не оставило. Единственное достоинство будущего фильма состояло в том, что Томилин получил в нем работу. В опасных сценах он подменял известного актера Звонарева, который играл главного героя, поручика Беликова. Так что, можно сказать, Томилин здесь был тоже звездой, только звездой без лица, имени и права на приличный гостиничный номер. Томилину было не привыкать к сложностям жизни. Она у него не складывалась с самого рождения, а в последнее время окончательно пошла вразнос. Затеял в Москве дело, но не рассчитал силы и влез в долги. Отдавать было нечем, кредиторы шутить не любили, и Томилину не оставалось ничего другого, как податься в бега. Родной город он как вариант не рассматривал, понимал, что там его будут искать в первую очередь. Подался в Сибирь, куда, как ему подсказали, отправлялся с киноэкспедицией амбициозный режиссер Антон Прохоров. Ехал наобум, на последние копейки, но на месте ему все-таки улыбнулась удача.