Феникс (СИ) - Адлер Оле

Я даже сморщилась от его пренебрежительного тона.

— Мне — ничего, — ответила я грубовато, — а вот вам нужно оставить номер телефона.

— Мой?

— Мой мне известен, — огрызнулась я, возвращаясь в игровую за свой столик.

Мужчина фыркнул, назвал цифры. Я быстро записала.

— Имя ребенка, — продолжала я формальности.

— Катя. Платить сейчас?

— Нет. По факту. Первый час сто рублей, последующие дешевле. Лучше приходите заранее. И воздержитесь, пожалуйста, от длительных разговоров по мобильному, чтобы я могла дозвониться. Ваш ключ.

— Что еще за ключ? — совсем нахмурился он.

— Ключ от шкафчика. Можете оставить детские вещи, чтобы не таскать с собой.

— О, круто. Спасибо.

Мужчина принял ключ с брелоком в виде мишки и запер в шкафу с изображением идентичного животного рюкзак и кролика, которых я также ему отдала. У него опять зазвонил телефон. Я сморщила нос, глядя, как он уходит в сторону банкоматов. Неприятный тип.

Я старалась следить за Катей во все глаза, чтобы предотвратить конфликты, предугадать опасные ситуации. Уж очень не хотелось иметь повод набрать ее отца, который вряд ли последует моему совету. Но девочка и не собиралась влипать в стандартные детские катастрофы. Она тихо играла на кухне, потом в домике, попрыгала на батуте, скатилась с горки в шарики пару раз, заинтересовалась мольбертом, и я выдала ей мелки для рисования. Не ребенок, а мечта.

Я поглядывала на нее чаще, чем на остальных, но Катя увлечено водила мелом, пробуя разные цвета, стирая губкой, и снова покрывала доску детскими каракулями, в которых угадывались то солнце, то цветы, то тучки с дождиком.

За это время у меня разобрали почти всех маленьких посетителей. Я глянула на часы. Скоро домой.

— Катарин, на выход, — услышала я мужской голос.

Девочка не реагировала, увлеченная рисованием.

— Катя, — позвал ее папа снова, но малышка продолжала закрашивать странную фигуру синим мелом.

— Дайте ей закончить. Всего пару минут, — вступилась я за юную художницу.

Мужчина махнул рукой.

— Она так часами может залипать, а нам домой надо.

— Потому что у вас работа, да? — зачем-то укорила я. — И две минуты, конечно, вопрос жизни и смерти.

Я не имела права так с ним разговаривать. Никакого. Но слова сами рвались с языка, словно под гипнозом.

Он посмотрел на меня, сузив глаза, и я тут же пожалела, что ляпнула лишнее. Какое мне дело вообще? Так поступает большая часть родителей, задавливая ребенка авторитетом, не считаясь с его потребностями. В какой-то степени это понятно, но я не была поклонницей жесткой дисциплины и безоговорочного послушания. Возможно, потому что отец меня избаловал, а может перечитала новомодных книжек про новые подходы к воспитанию.

— Две минуты, — бросил мужчина, уселся на лавку, открыл телефон и снова пропал для общества.

— Катюша, — обратилась я к девочке, которая и впрямь очень увлеклась. — Катя, папа пришел. Ты заканчиваешь?

— Да, еще минуточку, — ответила мне девочка и, прикусив от усердия язык, продолжила штриховку.

Я не без интереса следила за ней. Мелок Катя держала крепко, уверенно, рисовала совсем не как трехлетка. Повидала я их мазню. Дети ее возраста вообще быстро устают от подобных занятий, а она вот на удивление с удовольствием задержалась у яркого пластикового мольберта. Возможно, поэтому и говорит так хорошо. Связь моторики и развития речи давно доказана.

Закончив картинку, Катя послушно поспешила к выходу.

— Повеселилась, детка? — спросил ее отец, удосужившись отвлечься от гаджета, услышав голос дочери.

— Да, пап. Рисовала Флинта и Бобсика.

— Супер, — ответил он. — Обувайся и пошли. Домой пора.

— Я вырасту и буду художником, как папа, — заявила мне девочка, опять мучаясь с кроссовками. Я не выдержала и сама присела у лавки, чтобы помочь ей, пока папаша тыкал в телефон.

— Да-да, главное, чтобы не как мама, — пробормотал он еле слышно, чтобы ребенок не слышал. Видимо сам с собой, но я уловила.

Взгляд тут же метнулся к его пальцам. Кольца не было. Боже, зачем я вообще смотрю? Какая разница?

— Сколько я вам должен? — спросил он, не поблагодарив даже за помощь Кате.

Я вернулась к журналу, уточнила время и назвала сумму.

— Почему так много? — возмутился мужчина. — Она была тут полтора часа.

— Почти два, — поправила я его.

— Час сорок пять.

— Считается, как два.

— Вы поэтому заставили меня ждать, пока она дорисует? — наезжал недовольный отец.

— Что? Нет. Конечно, нет. Я даже времени вашего не помнила, пока в журнал не посмотрела.

— Ну, конечно. Очень умно придумали. Вам платят с выручки, похоже.

— Нет, у меня фиксированный оклад.

— Да-да. Безусловно, — фыркнул он, взял ребенка за руку. — Пойдем, Кать.

Я проводила их взглядом, уселась обратно на стул, нашла глазами всех своих подопечных и только потом позволила себе буркнуть под нос:

— Ну и придурок.

— И вам доброго здоровья, — услышала тут же.

Вздрогнув, подняла глаза. Мужчина хлопнул ладонью об стол, оставив таким образом ключ от шкафа. Видимо, он вернулся за Катиной джинсовой курточкой, которую оставлял в шкафчике.

Я даже извиниться не успела, он уже ушел.

Проклятье.

Глава 2

До самого конца рабочего дня меня не оставляло неприятное чувство стыда. Вроде бы и заслужил тот грубиян свое нелицеприятное прозвище, но я не должна была его озвучивать. В конце концов, вокруг дети, могли услышать. Какой пример я подаю? И его дочка уж точно не должна была узнавать это о папе от какой-то нелепой няньки из игровой. До зубного скрежета меня изводила потребность извиниться. В конце концов, я же записала его телефон, когда принимала Катю. Но позвонить так и не осмелилась, решила, что буду мучиться.

Очень скоро всех маленьких посетителей забрали родители. Я расставила по местам разбросанные игрушки, протерла детскую мебель в игровой, взялась за шкафчики. В одном из них нашла рюкзак, из которого торчали уши плюшевого кролика. «Господи, это же Катин», — озарило меня.

Обычно я откладывала забытые вещи в специальный ящик, но в этот раз прекрасно помнила, кому принадлежит пропажа. Сам бог велел позвонить. Листнув журнал, нашла номер татуированного папаши, набрала.

Пф, естественно, занято.

Меня тут же одолели сомнения. Зачем я звоню? Нужно оставить рюкзак и игрушку вместе с другими потеряшками. Должны вспомнить, что оставили именно тут и прийти забрать. Нечего дергать людей. Если есть номер — это не повод докучать глупостями. Тем более что занятому папочке не дозвонишься. Набрав еще раз, я снова услышала короткие гудки. И снова — пф.

Успокоившись на этом, я сняла рубашку-униформу, прошагала в уборную, где распустила и расчесала волосы. Не люблю выпускать на волю свою шевелюру, но за целый день тугой хвост жутко надоел. Даже затылок ноет. Губы неприятно пересохли, мазнула блеском. Лицо сразу же стало выразительнее. Даже веснушки не так раздражали на фоне черных кудрей.

Я вернулась к игровой, накинула чехлы на мебель и уже закрывала, когда в сумке запел мобильный. Взглянув на цифры, я поняла, что это папа Кати. Перезвонил. Ну и дела.

— Да, — откликнулась я и тут же оглохла, потому что мне в трубку истошно орал ребенок.

Сопоставить эти жуткие звуки с миленькой Катей я никак не могла. Но и вряд ли это кто-то другой. А еще вместе с ней оглушительно и звонко лаяла собака.

— Алло, вы звонили? — гаркнул мужской голос, перекрикивая.

— Эээ, да, — ответила я. — Это Ира из детской комнаты. Вы забыли рюкзак и игрушку в шкафчике.

— О, боже! — воскликнул он. — Серьезно? Вы не шутите?

— Розовый рюкзачок и плюшевый кролик, — отчиталась я.

— Да, господи. Да! Катарин, завязывай вопить, нашелся твой Ушастик. Бобс, да заткнись ты уже. Задрал тяфкать, — и опять мне. — Я заеду сейчас, хорошо?

— Боюсь, это невозможно. Торговый центр закроется через пятнадцать минут.