Мы и наша семья - Зацепин В.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот наступает день. Покров, сотканный из солнечных лучей, падает, чудо из чудес подергивается серым пеплом обыденности, алмаз становится углем.
"В любви неизбежна идеализация" - это объясняет, успокаивает, это ослабляет боль утраты. Если идеализация, то, собственно, что же утрачено: мечта, мираж? Идеализация в любви - сон наяву. Стоит ли оплакивать сны?..
А может быть, то, что мы, нисколько уже не задумываясь, называем "идеализацией в любви", на самом деле не идеализация, а нечто иное, несравненно более содержательное и реальное? Может быть, любящий видит единственную, высшую истину о человеке? Это истина о самом ценном и самом лучшем, что в нем заключено. Но заключено как возможность. И тот, кто его полюбит, видит ее явственно, выпукло, будто бы она уже и не возможность, а реальность.
В этом чудо любви. Уголь перестраивается в алмаз, но он и остается им надолго, навсегда, если его огранивать, а не пассивно им любоваться. Если за радостью узнавания последует радость труда.
Нет, вероятно, двух любящих, которые бы видели что-то совершенно одинаковое в тех, кого они любят. Любому открывается в любимом нечто совершенно особенное, единственное, отвечающее потребностям именно его души. Что ни любовь, то новая истина. Но, несмотря на разнообразие этих истин, существует и нечто абсолютное, объединяющее их.
Петрарка в соответствии с терминологией XIV века назвал этот абсолют "отблеском божественной красоты". Мы на языке нашего века и нашего общества назовем его бесконечной ценностью человеческой личности.
Нравственный труд по воссозданию и развитию этой ценности в любимом существе и должен составлять содержание любви. А совершен он может быть только сознательным усилием. Из состояния "для себя"; человек должен перейти в состояние "для тебя", перенести центр личного существования из "я" в "ты",; Истинная любовь - духовное материнство; раскрывается оно в вынашивании лучших частей души любимого; человека, они вынашиваются с материнской самоотверженностыо и материнским терпением. Именно тут и ожидает нас чудо...
Читая письма выдающихся людей к невестам, к любимым женщинам, испытываешь особое волнение потому, что нам известно то, что было им неведомо, когда они писали.
Нам известно, что будет потом и с ним и с ней.
Нам открыто то, о чем не помышляли люди, писавшие эти письма в высокие минуты, когда силы души! сосредоточены на одном чувстве и перо не отстает от учащенного сердцебиения.
"Четыре года назад вы казались мне прекрасной. Ныне я нахожу вас еще прекраснее; такова волшебная сила постоянства - добродетели, наиболее требовательной и редкой", - писал Дидро Софи Волан. В течение почти тридцати лет он написал ей пятьсот пятьдесят три письма. Кроме писем к любимой, с которой они не могли соединиться, он писал философские сочинения, комедии, романы и статьи в "Энциклопедию", ставшую величайшим событием в умственной жизни Европы. Любое из его писем к Софи, когда бы оно ни было послано ей, кажется самым первым. В этой любви торжествует вечное начало. Наверное, потому, что он любил ее, она любила его.
Дидро в эпоху, когда в нравственном мире его века, казалось бы, отсутствовали естественность, доброта, постоянство чувств, размах страсти, не останавливающейся ни перед какими жертвами, когда игры в любовь было несравненно больше, чем самой любви, заставил "орган" играть на все голоса, поражая его полнозвучным богатством.
Он резко расширил интимный мир личности, заложив в нем основы зависимостей и соотношений, которые сегодня, когда любой из нас не отрывает интимное от социального, кажутся чем-то естественным, но тогда обладали большой новизной.
Эти изменения в мире личности были совершены в XVIII столетии не случайно: ведь именно в нем - философствующем, любвеобильном и героическом в последнее десятилетие века - началась та великая метаморфоза, которая и создала небывалый мир, окружающий нас сегодня.
История человеческих чувств - история восхождения ко все большей человечности.
И самое романтическое в истории человеческих чувств - романтизм русской любви. Отношения Онегина и Татьяны известны нам с детства в мельчайших подробностях, как те или иные события в собственной нашей семье, живущие в изустной передаче долгий ряд лет. И так же мало склонны мы удивляться им: это нечто устойчиво-домашнее и само собой разумеющееся. Она его увидела в деревне, полюбила, написала письмо; отвергнутая им, вышла замуж за немолодого генерала, из ничем не замечательной сельской девушки стала великосветской дамой; он увидел ее на балу, полюбил и был ею отвергнут из чувства долга, хотя любила она его по-прежнему. И это не удивляет, а волнует тихо и сладостно, как семейная легенда.
А между тем тут удивительно все, удивительно-ошеломляюще... Написала письмо с романтичным и человечным объяснением в любви... Написала первая... Кто, когда - в литературе ли, в жизни - отваживался из девушек на это? Да еще в век устойчивых нравов и
традиций, когда при всей привольности дворянско-помещичьей жизни девушка не смела и помыслить о том, чтобы объясниться - в письме! - в любви первой.
Ее письмо - героическая попытка стать выше всех условностей, нравов, традиций, чтобы поверх всех барьеров - человечно и высоко - соединиться с любимым. Она отдает себя ему со страхом и бесстрашно, открыто и со стыдом. В истории чувств нет ни одного женского письма, равного по отваге сердца письму Татьяны.
И пожалуй, самое неудивительное в этой удивительной героине то, что она после замужества отвергает любимого человека...
Это единственное событие, которое можно отнести к само собой разумеющемуся.
Татьяна, тайна ее верности хорошо объясняют и героизм жен декабристов, и последующее поколение русских женщин - подруг "идеалистов 30-40-х годов" XIX века, не менее возвышенных, чем их мечтательные возлюбленные, но более решительных, талантливых не в одном лишь чувстве, но и в действии...
Объясняет она и наших современниц. Она объясняет их душевный мир, потому что она же и формирует его.
Письма великих людей...
"Глубокие страсти, которые в результате близости своего объекта принимают форму обыденных привычек, вырастают и вновь обретают присущую им силу под волшебным воздействием разлуки. Так и моя любовь. Стоит только пространству разделить нас, и я тут же убеждаюсь, что время послужило моей любви лишь для того, для чего солнце и дождь служат растению - для роста. Моя любовь к тебе, стоит тебе оказаться вдали от меня, предстанет такой, какова она на самом деле - в виде великана; в ней сосредоточиваются вся моя духовная энергия и вся сила моих чувств. Я вновь ощущаю себя человеком в полном смысле слова..." К. Маркс - Женни Маркс.
"Нам нельзя не любить друг друга. Да, наши души обручены, да будут и жизни наши слиты вместе. Вот тебе моя рука, она твоя. Вот тебе моя клятва, ее не нарушит ни время, ни обстоятельства". А. И. Герцен - невесте Н. А. Захар ъ иной.
"...Ты - тот стержень, вокруг которого постоянно вращаются мои мысли. Как те люди, которые посвятили свою жизнь поискам философского камня, я хотел бы мою жизнь посвятить поискам лучшей формы любви к тебе". Т. Н. Грановский - Е. Грановской.
"Чего я у Вас прошу, на что уповаю, чего от Вас жду - это доверия, это безоговорочной готовности быть на моей стороне даже наперекор миру, даже наперекор мне самому, это что-то похожее на веру, короче - это любовь... Будьте моим подтверждением, моим оправданием, моим завершением, моей избавительницей, моей - женой!" Т. Манн - невесте К. Прингсгейм.
"...Все единственное в себе я уже отдал тебе и больше уже никому не могу отдать... Все, что во мне осталось для других, - это прежде всего ум и чувства дружбы..." А. А. В л о к - жене Л. Д. Блок.
"Ты дала мне то, что я живу сейчас, и моя жизнь стала какой-то хорошей и дорогой. Ты и сын - вот моя жизнь, мой воздух и свет. Сын - это связующее звено в нашей жизни. Ты - друг, товарищ, который не бросит меня в тяжелую минуту и рядом с которым я отдохну и морально и физически". В. П. Чкалов О. Э. Чкаловой.