Немобильный телефон - Евгений Акуленко

   - Я сумасшедший, да?

   - Нет, блин, посмотрите на него! Разговаривает сам с собой по отключенному телефону, да еще и спрашивает! Говорили тебе, не ешь испорченных консервов! - голос продолжал издеваться, - Да, ладно! Психам живется не так уж плохо! "Хорошо быть кисою, хорошо собакою", - с удовольствием декламировал собеседник, - "Где хочу, пописаю, где хочу, покакаю". Компот еще дают...

   - Неужели, я такой хам?

   - Не, - успокоил голос, - Не такой. Хуже. Не может быть двух одинаковых людей. Даже в себе.

   - Философ нашелся... Чего звонишь-то? Соскучился?

   - В кои-то веки, думаю, дай позвоню перед сном, поддержу морально.

   - Лучше бы материально... А скажи-ка мне на милость, друг сердешный, что это у нас за аппарат такой?

   - Никому не расскажешь? - собеседник понизил голос, - Признаюсь как на духу: Хрен его знает!

   - Так ты же со мной разговариваешь как-то!

   - Дык, и ты тоже, вроде, разговариваешь... Лучше меня разбираться должен. Умную мысль хотел сказать... Забыл. А, вот, "Когда привыкаешь к холоду и перестаешь его ощущать, это не значит, что стало теплее".

   - Сам придумал?

   - Слушай! - обиделся собеседник, - Иди спать, давай! Мне завтра вставать рано! - запикал гудок отбоя.

   Евгений покачал головой и повесил трубку.

   На общей кухне соседка в бигудях, одетая в выцветший халат с вытянутыми карманами, и рваных тапках на босу ногу, жарила яичницу. Евгений поздоровался и поставил на плиту чайник.

   "Удивительно", думал он, вглядываясь в сиреневые сумерки за окном, "как жилище накладывает отпечаток на людей, как при свете голой лампочки в патроне бесценная человеческая жизнь превращается, легким движением пальцев превращается в "бытовуху", как выцветают глаза. В коммунальных квартирах водятся", Евгений улыбнулся, "мужики в безразмерных тянучках, одетых коленками назад, с большим пузом, обтянутым грязной майкой, бывшей белого цвета в своем непорочном девичестве. Бреются раз в два месяца, любят дешевую водку и Жириновского, постоянно промахиваются мимо удобств. Раз. Старушки в валенках и халатах до пят, вечно варят воду в ковшиках и целыми днями смотрят в окна и телевизор. Моются реже, чем мужики в тянучках бреются. Два. Мамаши, непрерывно кипятящие белье в огромных баках, которые занимают на плите две конфорки, постоянно стирающие, чистящие морковку и картошку, всегда с красными мокрыми руками, сердитые и недовольные. Три. Их малолетние дети, скользящие в застиранных колготках по драному линолеуму. Они везде таскают за собой пластмассовые машинки, разломанные пистолеты, дудки, самолеты и трехколесные велосипеды. Дети не расстаются с замусоленным черствым печеньем, которое в итоге скапливается где-нибудь за батареей и служит великолепным подспорьем тараканам".

   Соседка Евгения принадлежала к пятому типу. Дама неопределенного возраста, между двадцатью девятью и шестьюдесятью годами, с нарисованным на бледном пергаменте лицом. Тонкие губы и густо зачерненные тушью глаза, выглядели настолько неестественно, что казалось, будто яичницу жарит сам Майкл Джексон после очередной пластической операции.

   - Женя, это у вас вчера телефон звонил? - делая ударение на слове "телефон", спросила соседка.

   Она представилась, как "Татьяна", но Евгений упорно приплюсовывал отчество, подчеркивая разницу в возрасте.

   - Да, звонил, - ответил он, оборачиваясь, - А что?

   - Так он же не работает, - уверенно предположила соседка.

   - Откуда вы знаете?

   - А что тут знать? - женщина пожала плечами, - У нас в квартире телефонной линии нет, и у соседей нет. Во всем доме нет. Как же он будет работать?

   - А откуда здесь вообще взялся этот аппарат?

   - Ой, - махнула рукой соседка, пробуя яичницу, - До вас тут один дед жил. Его и звали все так - Дед, за глаза и в глаза. Вот он и приволок.

   - Зачем?

   - Зачем, зачем... Затем, что сумасшедший был. Он по телефону по этому денно и нощно бубнил. Мы с Тамарой и видели его редко, нелюдимый он был, дикий. Но тихий.

   - А куда он съехал, вы не знаете? - заинтересовался Евгений.

   - Чего ж не знаю. Помер он, прости господи. Взял, да и помер.

   - Вот как...

   - Да-а!.. Только вот когда мебель-то его выносили, так, одно название, а не мебель, - соседка понизила голос, - телефон-то да и зазвонил... Один из грузчиков, молодой парень, снял трубку, послушал. "Молчат", говорит. А мы с Тамарой стоим, ни живы, ни мертвы. Вчера вот опять звонил...

   Соседка выжидающе уставилась на Евгения.

   - То же самое, снимаю трубку - тишина, - пожав плечами, соврал тот, - Наверное, звонок самопроизвольно срабатывает.

   - А разговаривал-то ты с кем? - вкрадчиво поинтересовалась соседка.

   - А разговаривал я по сотовому! - Евгений подхватил закипевший чайник, - На работу опаздываю, извините.

   Жизнь шла своим чередом, проскакали новогодние праздники, словно пьяные казаки с папахами набок и шашками наголо. Телефон молчал.

   Из комнаты потихоньку выветрился нежилой запах, забился в щели под плинтусами, замер под полом, затаился. Медленно, но верно, начал прибавлять в весе день, поблескивать солнышком. А телефон молчал.

   Черную тоску вытеснила, выдавила в форточку странная полузабытая грусть, заставляющая легкие трепетать, словно крылья, и уносящая сквозь бетонные перекрытия куда-то ввысь, в облака. А телефон безмолвствовал.

   Однажды ночью Евгений проснулся оттого, что в дверь тихо, но настойчиво стучали, просяще и, одновременно, извиняясь. Красные цифры часов горели в темноте половиной третьего. Евгений натянул штаны и, покачиваясь, прошлепал открывать.

   На пороге стояла соседка, Тамара Николаевна, в накинутой на плечи шерстяной шали поверх длинной ночной сорочки, с покрасневшими от слез глазами, комкая на уровне груди носовой платочек.

   - Что случилось?

   - Женечка, дайте мне позвонить, - По лицу женщины пробежали две блестящие дорожки, - По-пожалуйста, - голос перехватило судорожным всхлипом.

   Евгений так опешил, что молча отступил в сторону, пропуская ночную гостью вглубь комнаты. Он зажег ночник и отступил обратно к дверям. Тамара Николаевна мелкими шажками, неотрывно глядя на черный аппарат, как сомнамбула, приблизилась к подоконнику. Беспомощно оглянулась, словно ищи поддержки, и, поправив сползшую на глаза прядь, осторожно взяла трубку.

   - Ванечка! Ванечка, это я! - произнесла она скороговоркой, - Мне так плохо без тебя, Ванечка! - плечи женщины сотрясались в рыданиях, - Зачем ты ушел, Ванюша? За что не возьмусь, все из рук валится...

   Евгений отчаянно потер виски, в происходящее не верилось. "Можно считать нормальной ситуацию, когда глубокой ночью врываются в комнату, чтобы поговорить по неподключенному телефону?"

   - У нас все хорошо, - продолжала соседка, немного успокоившись, - Любочка четверть без троек закончила, пальтишко ей новое купила. Растет девочка, уже невеста совсем. Шерсть, вот, достала, хочу ей кофту теплую связать, простужается часто. Но ты не думай, Ванечка, я сильная, я выдержу. Ты за нас не переживай.

   Женщина прижала трубку обеими руками и покачивалась из стороны в сторону, словно убаюкивая младенца. Евгений стоял, опустив плечи, и глупо моргал, не зная как реагировать на происходящее.

   - Ну, все, Ванюша, пора мне. Ты только не пей там, слышишь? Ну, пока...

   Тамара Николаевна медленно отняла трубку и положила на рычаг. На ее лице появилась робкая улыбка.

   - Спасибо тебе, - тихо поблагодарила Евгения, подняв глаза, и вышла, притворив за собой дверь.

   Тараканы бодро сновали по замызганной кухне, взбудораженные запахом традиционной яичницы на прогорклом масле. Рослые, упитанные, с лоснящимися рыжими боками, они мирно сосуществовали с обитателями квартиры в ранге полноправных жильцов, но при виде Евгения тут же прятались кто куда. Может, еще не привыкли, может, тому виной оказалось виртуозное владение тапком, приобретенное Евгением еще в студенческую бытность, но усатые звери относились к нему с должным уважением и почтительно рассовывались по щелям.

   Чайник нырнул под кран и занял место по штатному расписанию.

   - Если вам еще немного за тридцать, - напевала соседка, потрясая бигудями и непрерывно пробуя со сковороды попыхивающий сизым дымом бело-желтый блин.

   - Скажите, а Тамара Николаевна с дочкой вдвоем живут? - спросил Евгений.

   - Ага, - прожевывая, подтвердила соседка, - У нее муж-то, Иван, шофером работал. Ну, и это, - она выразительно щелкнула себя пальцем по кадыку, - закладывал за воротник, да и в аварию влетел по пьяни. Полгода уже как схоронили.

   У Евгения по спине пробежали мурашки, сверху вниз и обратно, зашевелив волосы на затылке.

   - Любка-то без отца совсем от рук отбилась, дерзит по чем зря, пару раз видела как курит во дворе с такими же сопляками. Вчера вот в туалете час просидела, закрывшись! Что там можно час делать? Я уже Тамаре говорила, ремня бы всыпать девке. Да что та сделает без мужика? На трех работах корячится, лица на ней уже нет.