Приди, полюби незнакомца - Кэтлин Вудивисс

По судну рассыпалось тридцать, а может, и больше речных разбойников, повсюду слышались ругательства и шум схватки.

Эштон рывком стянул с себя пальто и набросил жене на плечи, чтобы ее светлое платье не бросалось в глаза и не делало Лирин легкой мишенью для бандитов. Низко пригнувшись, они стали пробираться к лестнице. Опять зажужжали пули, Эштон прижал жену к стене, закрывая ее своим телом. Его внимание привлекли поспешные шаги, он обернулся — и как раз вовремя: сзади на них был готов напасть разбойник. Мощным ударом он отбросил Эштона к стене, а Лирин, испуганно вскрикнув, отступила к перилам. Завязалась яростная схватка. Пират действовал ножом, как гарпуном, пытаясь пригвоздить противника к стене. Такие же стычки разгорались повсюду. Меж тем капитан с рулевым пытались хоть как-то удержать на плаву рыскающий из стороны в сторону пароход. Тут судно зацепилось килем за отмель, которую только что миновал нос корабля, и резко накренилось на левый борт. Его заливало водой. Новый удар по днищу — и новый крен, теперь вправо, причем так сильно, что находившихся в маленькой рубке буквально швырнуло об стену. Рулевой упал, из раны на голове густо потекла кровь, а капитан оказался на коленях и ошеломленно оглядывался по сторонам.

От этого же удара Лирин выбросило за борт — прямо во тьму ночи. Раздался и тут же оборвался, потерявшись в шуме воды, жалобный крик. Эштона словно током ударило. Страх придал ему силу разъяренного быка. Отшвырнув противника, он вскочил и ударил его ногой в лицо. Тот обмяк, а Эштон бросился к перилам. С губ его сорвалось имя жены, а взгляд лихорадочно и безнадежно блуждал по темной глади воды в поисках хоть какого-нибудь следа. Мелькнуло что-то бледно-розовое — это Лирин, задыхаясь, вынырнула на поверхность. Сбросив ботинки, Эштон ухватился за перила, готовый прыгнуть в воду, но тут сбоку на него обрушился страшный удар, от которого в голове что-то оглушительно взорвалось.

— Лирин! Лирин! — закричал он. Ноги его медленно подгибались. Он должен спасти ее! Должен! Она — его жизнь, без нее ничто не имеет смысла. Он опустился на палубу, попытался поднять голову, а ночь все сгущалась и сгущалась над ним. Сквозь пелену, застилавшую глаза, он увидел ухмыляющееся бородатое лицо, почти полностью закрытое копной упавших на него курчавых черных волос. Разбойник наклонился над ним, хищно наставив нож с длинным лезвием, но тут раздался выстрел, разбойник застыл, как бы недоверчиво опустил глаза и увидел у себя в левом боку кровоточащую развороченную рану. Его правая рука безвольно упала, и нож выскользнул из онемевших пальцев. Вокруг Эштона сомкнулась тьма, он так и не увидел, что пират покатился по ступеням.

Лирин была не столь хрупка, как выглядела, и изо всех сил боролась за жизнь. Неугасшее сознание все время сверлила мысль, что не затем пришла к ней любовь, чтобы так легко ее оставить. Она прилагала неимоверные усилия, чтобы удержаться на поверхности, а юбки, ее пышные юбки, тащили вниз, в черную пучину. Но она продолжала бороться... пока не увидела вспышку выстрела и падающее тело мужа. Разбойник рванулся вперед, чтобы убедиться, что все дело сделано, а ее силы иссякли. На место радости и надежды, которые еще так недавно владели ею, пришла сосущая пустота. Поток подхватил ее юбки, закружил ее и повлек вниз. Во второй раз над ней сомкнулась черная вода, и теперь бороться не было уж сил. Руки ее ослабели, она погрузилась в вечную пустоту.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

9 марта 1833 года, Миссисипи.

Порывистый, то и дело меняющий направление ветер весь день швырял на землю косые струи дождя, но позже, когда ночь опустила свое черное покрывало, буря утихла. Земля с облегчением вздохнула и погрузилась в покой. Воздух, казалось, застыл в неподвижности, и низко над землей повис белый туман. Его таинственные полосы лизали болотистую почву, пробиваясь сквозь черный кустарник, заполняя низины и обвиваясь вокруг мощных стволов деревьев. Высокие ветви величественно шевелили своими пушистыми пальцами, роняя на землю капельки влаги. Сквозь редкие облака то и дело пробивалась бледная луна, и в ее серебристом свете предметы приобретали загадочные очертания.

Старый кирпичный особняк, потонувший в листве деревьев и окруженный со всех четырех сторон высоким железным забором, сливался с кухонькой, примостившейся сзади. Туман поглотил их, и время, казалось, замедлило свое движение. На миг все застыло. Скрип ржавых петель нарушил тишину, но тут же прервался. У задней двери дрогнула ветка, и из-за кустов появилась какая-то тень. Похожая на большую летучую мышь фигура бесшумно скользнула к дому и остановилась под навесом у крыльца. Руки в перчатках подняли решетку, уложили ее на камни и поспешно высекли из кремня огонь, от которого сразу загорелась небольшая горка пороха. Взлетели искры, вспыхнул огонь, поднялся столб серого дыма, слившегося с туманом. Три фитиля продолжали тлеть, когда порох уже выгорел. Извиваясь, полосы огня расходились в разные стороны, медленно подбираясь к желобам, забитым порохом, которые, в свою очередь, вели к пакле, сложенной в отдельные кучи, и к хворосту. Укорачиваясь, фитили грозно шипели, и, словно предчувствуя надвигающуюся беду, многочисленная живность, обитающая в подвалах дома, с шумом устремилась в ночь.

Загадочная тень удалялась от дома к железным воротам, низко пригибаясь к земле, выскользнула наружу и поспешно направилась к опушке леса, где была привязана лошадь — великолепное животное с белой звездой во лбу, словно созданное для быстрого бега. Отвязав коня, всадник направил его в сторону торфяника, чтобы не был слышен цокот копыт. Когда нужда в осторожности пропала, он сильно хлестнул коня и погнал вперед полным ходом. Вскоре они растворились в ночи.

Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь приглушенными стонами одинокого дома, который, казалось, предчувствовал свою неминуемую судьбу. С прогнивших карнизов, как слезы, падали алмазные дождевые капли, а в это время глубоко внутри дома уже зарождался странный глухой ропот. Приглушенные крики, тяжелые всхлипы, задавленный безумный смех наполнили ночь диким, бессмысленным звучанием. Далекая луна спряталась за непроницаемым облаком и, невидимая, равнодушная ко всем земным страстям, продолжала свой небесный путь.

Три шипящих змеи слепо, но верно прокладывали себе путь, пока ярко взметнувшееся пламя не засвидетельствовало, что цели своей они достигли; загорелся порох, и в его пламени туман заиграл мерцающим желтым светом. Огонь перекинулся на паклю и кучи хвороста, весело побежал дальше и жадно лизнул деревянные двери. В одной из ближайших ко входу комнат мелькнул тусклый свет, затем он разгорелся адским пламенем, с жутким вздохом облегчения лопнули оконные решетки. Жар увеличивался, накалились подоконники, огненными брызгами рассыпались осколки стекол, и через образовавшийся проем огонь ринулся на штурм каменных стен.