Тайна золотых часов - Адриан Дойл

— Если возможно, подробнее, — попросил Холмс.

— Ну, прежде всего, — начал викарий, — попробую описать, что представлял собой покойный сквайр Трелони. Человек самых строгих нравов, неукоснительно придерживающийся традиций. Так и вижу его перед собой: высокий ширококостный, с крупной головой и седой бородой, которая казалась серебристой на фоне коричневого, словно вспаханное поле, лица. — Заметив ироничный взгляд Холмса, викарий спохватился: — Каждый вечер он удалялся к себе в спальню и прочитывал там одну главу из Библии. Потом заводил часы, которые к тому времени уже почти выдыхались. Ну а затем, ровно в десять, ложился спать и поднимался каждое утро ровно в пять.

— Минутку, — прервал его Холмс. — Скажите, Трелони когда-нибудь изменял своим привычкам?

— Ну, иногда чтение Библии так поглощало его, что он засиживался допоздна. Но такое случалось редко, мистер Холмс. Думаю, в расчет этого можно не принимать.

— Спасибо, вы дали исчерпывающий ответ.

— Теперь второе. С прискорбием должен отметить, что Трелони был не в лучших отношениях с племянницей. Слишком уж суров был, почти жесток. Как-то раз, случилось это два года назад, он высек бедняжку Долорес ремнем для затачивания бритвы, а потом запер в комнате и посадил на хлеб и воду. И только за то, что она посмела съездить в Бристоль, посмотреть там комическую оперу Гилберта и Салливана «Терпение». Так и вижу ее, страдалицу, слезы ручьем бегут по розовым щечкам. Увидев бедняжку, вы тоже простили бы ее за грубые выражения в адрес дяди. «Старый черт, — прорыдала она. — Старый черт!»

— Правильно ли я понимаю, — снова перебил его Холмс, — что будущее благосостояние юной леди целиком зависело от денег дяди?

— О нет, далеко не так. Ее жених мистер Эйнсворт — преуспевающий молодой адвокат, карьера его развивается весьма успешно. Сам Трелони был одним из его клиентов.

— Мне показалось, вы несколько опасаетесь за своего племянника, мистер Эппли, — сказал Холмс. — Но очевидно, доктор Гриффин состоял в хороших отношениях с мистером Трелони, раз тот завещал ему все свое состояние?

Викарий нервно заерзал в кресле.

— Отношения их связывали самые дружеские, — поспешно ответил он. — Однажды Гриффин даже спас сквайру жизнь, в буквальном смысле слова. И вместе с тем, должен признать, он человек горячего, даже буйного нрава. Наши жители настроены против него, не могут простить ему грубости и горячности. Если в полиции сочтут, что Трелони умер не своей смертью, моего племянника тотчас же арестуют.

Викарий умолк и оглянулся. В дверь настойчиво и громко стучали. Секунду спустя она распахнулась, и мы увидели миссис Хадсон, которая маячила за плечом худенького коротышки с крысиным личиком, в клетчатом костюме и с котелком на голове. Когда он увидел в комнате мистера Эппли, в жестких голубых глазах его мелькнуло удивление. Он застыл на пороге.

— Да у вас просто дар, Лестрейд, обставлять свое появление самым драматичным образом, — насмешливо заметил Холмс.

— И делать тем самым кое-кому неприятный сюрприз. — Детектив снял шляпу и положил ее рядом с газовой лампой. — Судя по тому, что преподобный отец здесь, должно быть, уже известно о маленьком, но крайне неприятном происшествии в Шотландии. Факты вполне очевидны, все ясно и просто, как пограничный столб, верно, мистер Холмс?

— К сожалению, пограничный столб не так-то легко развернуть в обратном направлении, — возразил Холмс. — Я имел удовольствие продемонстрировать вам это в прошлом, и не раз.

Детектив из Скотленд-Ярда сердито покраснел.

— Что ж, может и так, мистер Холмс. Вот только на этот раз сомнений нет ни малейших. Налицо и мотив, и возможность. Мы знаем, кто убил, осталось лишь принять соответствующие меры.

— Уверяю вас, мой несчастный племянник… — начал викарий.

— Я ведь еще не называл никаких имен.

— Однако с самого начала дали понять, что этот человек был врачом Трелони. Кому, кроме него, так выгодна эта смерть, если завещание было переписано в его пользу?

— Вы забыли упомянуть о репутации этого человека, мистер Эппли, — мрачно произнес Лестрейд.

— Да, нрав необузданный. Романтик, вспыльчив, горяч! Но хладнокровный убийца… нет, никогда! Я знаю его с пеленок.

— Что ж, посмотрим. Мистер Холмс, я хотел бы перемолвиться с вами словечком.

Во время обмена колкостями между нашим несчастным клиентом и Лестрейдом Холмс сидел неподвижно, уставившись в потолок, и на лице его застыло столь хорошо знакомое мне мечтательно-отрешенное выражение. Оно появлялось всякий раз, когда разум нашептывал: вот она, обозначилась маленькая ниточка, за которую можно ухватиться и распутать весь клубок. Но пока что клубок этот был похоронен под грудой очевидных фактов и не менее очевидных подозрений. Вдруг Холмс поднялся и обратился к викарию:

— Полагаю, вы должны вернуться в Сомерсет сегодня же днем?

— Да, поездом в два тридцать из Паддингтона. — Лицо преподобного слегка порозовело, он тоже вскочил. — Правильно ли я понимаю, мой дорогой Холмс?..

— Мы с доктором Уотсоном отправимся с вами, если вы, мистер Эппли, окажете такую любезность и попросите миссис Хадсон вызвать нам кеб.

Наш клиент выбежал из комнаты и бросился вниз по лестнице.

— Довольно любопытное дельце. — Холмс взял персидский кисет в виде расшитой туфельки и начал набивать трубку.

— Я рад, что вы, друг мой, наконец-то увидели все именно в таком свете, — заметил я. — Ибо вначале мне показалось, что викарий несколько раздражал вас, особенно когда признался в своих медицинских амбициях, а также в рассеянности, из-за которой мог бы вырезать здоровому пациенту желчный пузырь.

Это невинное на первый взгляд замечание произвело неожиданный эффект. Секунду-другую Холмс задумчиво смотрел перед собой, затем вскочил на ноги.

— Бог мой! — воскликнул он. — Господи! — Обычно бледные щеки его чуть порозовели, в глазах появился блеск, так хорошо знакомый мне по старым добрым временам. — Ваша помощь, Уотсон, как всегда, поистине неоценима! — воскликнул он. — Нет, сами вы не источник света, но вы — его проводник.

— Так я помог вам? Упомянув о желчном пузыре?

— Именно!

— Нет, правда, Холмс?

— Сейчас мне необходимо найти одну фамилию. Да, несомненно, надо найти одну фамилию. Будьте добры, передайте мне папку с записями на букву «Б».

Я тут же передал ему объемистую папку, одну из многих, где он хранил вырезки из газет с описаниями разных происшествий, привлекших его внимание.

— Но, Холмс, ни одна из фамилий героев этой истории не начинается на букву «Б»!

— Верно. Я это знаю. Так, Б-а, Ба-р. Бартлет! Гм… Ха! Старый добрый указатель. — Торопливо перелистав страницы, Холмс захлопнул папку, опустился в кресло и, не выпуская ее из рук, нервно забарабанил по обложке длинными пальцами. За спиной у него на специальном химическом столике поблескивали в лучах солнца колбы, пробирки и реторты. — Всех данных у меня, конечно, не было, — пробормотал он. — Даже теперь они еще неполные.

Лестрейд поймал мой взгляд и подмигнул.

— А для меня их более чем достаточно! — ухмыльнулся инспектор. — И они меня не подведут. Этот рыжебородый доктор — самый настоящий убийца. Чистый дьявол. Мы знаем, что это он, да и мотив очевиден.

— Тогда почему вы здесь?

— Потому что мне недостает одной детали, весьма, впрочем, существенной. Мы знаем, кто сделал это, но не знаем как.

За время нашей поездки в Сомерсет Лестрейд задавал тот же вопрос раз пятнадцать, если не больше, пока он не начал отдаваться болью у меня в висках.

День выдался долгий и жаркий, и когда мы наконец вышли из поезда на маленькой станции, лучи заходящего солнца золотили мягко закругленные холмы Сомерсетшира. На склоне холма, за крышами деревенских домов и рядами благородных старых вязов, при одном взгляде на которые, казалось, слышалось звонкое журчание ручейков, высился большой белый дом.

— Да до него не меньше мили, — кисло заметил Лестрейд.

— Не собираюсь сразу заходить туда, — бросил Холмс. — Скажите, в деревне есть постоялый двор?

— Да, «Кэмбервел-армс».

— Тогда идемте прямо туда. Предпочитаю начинать на нейтральной территории.

— Но Холмс! — воскликнул Лестрейд. — Не понимаю, я…

— Это очевидно, — отрезал Холмс и не произнес больше ни слова до тех пор, пока мы не оказались в небольшом и чистом холле старинного постоялого двора. Там Холмс нацарапал что-то в блокноте, вырвал из него листок и разделил надвое.

— А теперь, мистер Эппли, окажите нам любезность и отправьте своего слугу с этой запиской в «Отдых праведника», а вторую передайте мистеру Эйнсворту.

— С удовольствием, мистер Холмс.

— Вот и отлично. Теперь у нас есть время выкурить трубку до прибытия сюда мисс Долорес и ее жениха.