Доктор Данилов на кафедре - Андрей Шляхов

— …вы со студентами дезорганизуете их работу. Скажите, пожалуйста, зачем вам понадобилось водить третий курс в операционные?

— Что-что? — переспросил Данилов, думая, что ослышался.

— Вы водите табуны студентов третьего курса в операционные, — повторил Кулешов, — мешаете работать докторам, они уже жаловались.

— «Табуны» применительно к студентам — это звучит! — оценил Данилов, с удовольствием замечая, как наливается красным цветом лицо Кулешова. — Только я, с вашего позволения, Андрей Евгеньевич, вожу группы. И по предварительному согласованию с заведующим отделением, а не просто так.

— Но зачем? На кафедре же есть учебные аппараты…

— В рабочем состоянии всего два, — напомнил Данилов. — И у всех наших аппаратов есть один существенный недостаток.

— Какой?

— К ним никто не подключен, — объяснил Данилов. — А в операционной совсем другое дело, там — настоящая анестезиология, а не…

— Я вас понял! — перебил Кулешов. — Только учтите, что настоящая, как вы выражаетесь, анестезиология третьему курсу не нужна. Еще не факт, что кто-то из ваших студентов решит стать анестезиологом, а работу своих коллег вы этими посещениями дезорганизуете. Привыкайте обходиться учебным материалом, что есть на кафедре, а в операционные пусть ходят ординаторы, им это реально надо.

— Но в перечне практических знаний и навыков, которыми должен овладеть студент третьего курса, значится определение стадии и глубины наркоза по клиническим признакам, — Данилов для наглядности начал загибать пальцы на правой руке, — профилактика и купирование регургитации[5] и рвоты в период вводного наркоза, выбор метода премедикации[6] в зависимости от состояния больного и срочности оперативного вмешательства… На манекенах мы только интубацию трахеи отрабатываем.

— Что третий курс может понимать в выборе метода премедикации! — Кулешов всплеснул руками. — Расскажите и попросите пересказать — этого вполне достаточно. Не осложняйте жизнь себе и людям!

— Я не осложняю никому жизнь, Андрей Евгеньевич, — возразил Данилов, — я стараюсь сделать свою работу так, чтобы мне не было потом стыдно. А то ведь всякие случаи бывают…

— Какие именно? — вскинулся Кулешов.

— Разные.

Вдаваться в подробности Данилову не хотелось, потому что они могли навредить другим людям.

А можно было бы рассказать, как ординатор второго года Бушмин стеснительно и конфиденциально попросил Данилова показать, как работает наркозный аппарат японской фирмы «Миракл». Ничего особенного, аппаратов много, все и не изучишь, но миракловский аппарат относился к одним из самых распространенных, и в семьдесят седьмой больнице, где базировалась кафедра, использовался уже лет пять. Так что же мешало в первый же год ознакомиться с аппаратом? Одно из двух — или дурака валял молодой человек, или сразу же так «запрягли» на кафедре (это тут делать умели), что ни на что другое времени уже не оставалось. Кого статьи с монографиями писать посадят (их только подписывают корифеи, но пишут ординаторы, аспиранты или ассистенты), кого, по просьбе больничной администрации, в реанимацию дежурить отправят, дырки в графике затыкать. Дежурить, конечно, хорошо для опыта, но опыт получается односторонним, сугубо реанимационным, без анестезиологического.

— Куда-то не туда пошел у нас разговор, — Кулешов в раздражении хлопнул ладонями по подлокотникам своего кресла и покачал головой. — Создается такое впечатление, что вам, Владимир Александрович, доставляет удовольствие делать все наперекор.

— Нет, — Данилов покачал головой. — Отнюдь. Просто я стараюсь проводить занятия не по принципу «и так сойдет», а так, чтобы от них студентам была польза. Это же практические занятия, не так ли, Андрей Евгеньевич?

— Да, — подтвердил Кулешов.

— Ну, хоть по какому-то вопросу у нас с вами есть единое мнение, — пошутил Данилов, желая разрядить обстановку.

Зря пошутил, только подлил масла в огонь, пылавший в душе Кулешова. Андрей Евгеньевич поджал губы, поиграл желваками и уже откровенно недружелюбно выдал:

— Не пытайтесь выставлять себя лучше других! А то, по-вашему, выходит, что вся кафедра ведет учебный процесс спустя рукава, и только старший лаборант Данилов приносит студентам реальную пользу!..

«Ну, насчет всей кафедры я бы не подписался, — подумал Данилов, — но процентов на пятьдесят так и есть. Студенты воспринимаются, как обуза, не более того. Доцент Ряжская называет учебную нагрузку „учебной повинностью“, а Сааков — „каторгой“. Он, впрочем, шутит, утрируя, а Ряжская говорит, как есть. И занятия она ведет так, словно отбывает повинность».

Перед тем как начать самостоятельно вести занятия, Данилов прошел двухнедельный курс молодого бойца: отсидел две недели на занятиях у Ряжской, перенимая ее ценные умения. Опыт давался с великим трудом, потому что приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не заснуть.

Доцент Ряжская монотонно бубнит, студенты записывают, потом два-три человека отвечают на вопросы Ряжской, зачитывая ответы из тетрадок… Лепота благолепная, а не занятие. Можно купить книжку вроде «Анестезиология и реанимация в вопросах и ответах» или «Шпаргалки по анестезиологии и реанимации» и почитывать ее дома, и толку будет ровно столько же.

А если Ряжская ведет студентов в реанимацию или оперблок, то возле больных надолго не задерживается. Заведет в какой-нибудь коридорный закуток и тоже примется бубнить. Ну, не любит человек ни свою специальность, ни медицину вообще, ни преподавание. Любит только себя и свой статус, карьеру. Скоро профессором станет: на декабрь защита докторской назначена, глядишь, и кафедрой заведовать будет. Зубастая дамочка, акула Каракула, у такой на пути лучше не стоять, загрызет. Одни глаза чего стоят: словно колючие ледышки. К Данилову Ряжская относилась нормально, разве же он ей конкурент? А доцента Паршина или Кулешова старалась выставить дураками или просто полить дерьмом при каждом удобном случае.

— …Вы, можно сказать, человек на кафедре случайный, — нагнетал Кулешов, — опыт у вас есть, я не спорю, но он несколько иного характера. Преподавательской работой вы ранее не занимались, так ведь?

— Нет, — кивнул Данилов. — Но как практик, бывший студент и интерн, прекрасно представляю, каким должен быть учебный процесс, чтобы приносить студентам максимальную пользу. Самому, знаете ли, пришлось многому доучиваться в процессе работы, когда надо совершенствовать знания, а не приобретать их.

Кулешов откинулся на спинку кресла и впервые за весь разговор посмотрел Данилову в глаза.

— Если вы так хорошо все понимаете, то, может, возьметесь заведовать учебной частью? — издевательски усмехаясь, спросил он. — Я с удовольствием уступлю вам эту обязанность. Что скажете, Владимир Александрович?

— Могу, — с такой же усмешкой ответил Данилов. — Без проблем. Не боги горшки обжигают, Андрей Евгеньевич. Не подведу, короче.

В разговоре возникла пауза, в ходе которой собеседники обменялись серией взаимоуничижительных взглядов. «Так вот ты какой!» — говорили взгляды, добавляя к этой фразе ряд не самых лицеприятных эпитетов. Хоть и без слов, все было ясно, обмен информацией шел на ментальном уровне.

— Я буду ставить перед Олегом Тарасовичем вопрос о целесообразности вашего преподавания, — первым нарушил молчание Кулешов. — И вообще…

Олегом Тарасовичем звали профессора Погребенько, заведующего кафедрой.

— Вы удивительно непоследовательны, Андрей Евгеньевич, — ответил Данилов, — то вы собираетесь уступить мне заведование учебной частью, то хотите отстранить меня от преподавания. Где логика? А после вашего многозначительного и потому очень зловещего «и вообще» я вряд ли сегодня засну.

Издеваться над Кулешовым было приятно. И совесть не мучила. Он начал первым, сначала попытался докопаться, потом стал ерничать. Напросился, в общем. Ну, раз напросился, то получай!

— Вы, Владимир Александрович, еще не знаете меня с плохой стороны, — прищурился Кулешов. — А когда узнаете — будет поздно.

— Так это пока было с хорошей? — делано удивился Данилов. — А я, признаться, подумал…

— Всего хорошего! — было сказано таким тоном, что прозвучало наподобие: «Чтоб ты сдох».

— И вам! — ответил Данилов.

Кабинет у Кулешова был крошечным, под стать его авторитету. Размер кабинета всегда напрямую зависит от этого, почти аксиома. Выполняя разворот на сто восемьдесят градусов (с негнущимся коленом это не совсем просто), Данилов едва не сбил плечом висевший на стене горшок с каким-то чахлым растеньицем. «Рядом с тобой даже трава вянет», — позлорадствовал Данилов и вышел из кабинета.

Последствий он не опасался. Кого опасаться? Кулешова? Да кто он такой? Чижик-пыжик, пыжится, чирикает, да все без толку. Ишь ты — заведующим пугать вздумал! Как бы самому боком не вышло, ведь Данилов кругом прав, а Кулешов, соответственно, не прав.