Завещание чудака - Верн Жюль Габриэль

Нет, готовившееся торжество было совсем другого рода и носило бы очень печальный характер, если бы его организаторы не были обязаны, согласно воле лица, которого все это касалось, выполнить возложенную на них задачу среди всеобщего шумного ликования.

В этот час Ла-Салль-стрит была совершенно очищена от публики благодаря большому количеству полицейских, поставленных на ее концах, и процессия могла теперь беспрепятственно катить по ней свои шумные волны.

Если Ла-Салль-стрит не пользуется такой симпатией богатых американцев, какой пользуются авеню Прерий, Калюмет, Мичиган; где высятся богатейшие в Чикаго дома, то она тем не менее одна из наиболее посещаемых улиц в городе. Названа она по имени француза Роберта-Кавалье де-Ла-Салль, одного из первых путешественников, который в 1679 году явился исследовать эту страну озер и чье имя справедливо пользуется в Соединенных штатах такой популярностью.

Зритель, которому удалось бы пройти через двойную цепь полицейских, увидел бы почти в самом центре Ла-Салль-стрит, на углу Гёте-стрит, перед одним из великолепнейших особняков колесницу, запряженную шестеркой лошадей. Находившиеся впереди и позади этой колесницы участники процессии были размещены в строгом порядке и ждали только сигнала, чтобы тронуться в путь. Во главе процессии находились несколько отрядов милиции в поной парадной форме со своими офицерами, струнный оркестр, состоящий из сотни музыкантов, и такой же многочисленный хор певческой капеллы, который должен был присоединить свое пение к музыке, исполняемой оркестром.

Вся колесница была затянута ярко-пунцовой материей с золотыми и серебряными полосами, на которой сверкали осыпанные бриллиантами инициалы: «В. Дж. Г.». Повсюду виднелись цветы — не букеты, а целые охапки цветов, но их изобилие здесь, в этой Столице Садов, так называют также Чикаго, никого не удивляло. Сверху колесницы, которая могла бы с честью фигурировать на каком-нибудь пышном национальном празднике, спускались до самой земли благоухающие гирлянды. Их поддерживали шесть человек, трое с правой стороны, трое — с левой.

Позади колесницы, в нескольких шагах от нее виднелась группа лиц, человек около двадцати, среди которых находились: Джемс Т. Дэвидсон, Гордон С. Аллен, Гарри Б. Андрьюс, Джон Аи. Дикинсон, Томас Р. Карлейль и другие члены Клуба Чудаков на Мохаук-стрит, в котором Джордж Б. Хиггинботам был председателем, а также члены других четырнадцати городских клубов.

Как известно, штаб-квартира миссурийской дивизии и резиденция ее начальника находятся в Чикаго, и само собою разумеется, что как сам начальник ее, генерал Джемс Моррис, так и весь его штаб и чиновники его канцелярий, размещенные в Пульман-Бильдинге, в полном составе следовали за упомянутой группой. А за ними шли: губернатор штата Джон Гамильтон, потом мэр города со своими товарищами по должности, члены городского совета, комиссары графства, прибывшие специально для такого дня из Спрингфильда, официальной столицы штата, где находятся многие правительственные учреждения, а также судьи Федерального суда. Их назначение на эту должность, в отличие от большинства правительственных чиновников, зависит не от выборов, а от президента Союза.

В конце процессии толпились коммерсанты, инженеры, профессора, адвокаты, доктора, дантисты, следователи, местные начальники полиции.

С целью защитить процессию от такого наплыва любопытных, генерал Джемс Моррис призвал сюда сильные отряды кавалерии с саблями наголо, с развевающимися на свежем ветре знаменами.

Это длинное описание необычной церемонии должно быть дополнено еще одной подробностью: у всех без исключения присутствующих красовалось в петличке по цветку гардении, который им вручал мажордом, одетый в черный фрак, стоявший у парадных дверей великолепного особняка.

Весь дом имел праздничный вид, и свет его бесчисленных канделябров и электрических ламп спорил с ярким светом лучей апрельского солнца. Настежь открытые окна выставляли напоказ дорогие матерчатые разноцветные обои, покрывавшие стены. Лакеи в праздничных ливреях стояли на мраморных ступеньках парадной лестницы; гостиные и залы были готовы для торжественного приема гостей. В многочисленных столовых накрытые столы сверкали серебром массивных ваз, всюду виднелись изумительные фарфоровые сервизы любимые чикагскими миллионерами, а хрустальные бокалы и кубки были полны вина и шампанского лучших марок.

Наконец на башне городской ратуши часы пробили девять, с отдаленного конца Ла-Салль-стрит прогремели фанфары, и в воздухе раздалось троекратное «ура». По знаку помощника начальника полиции развернулись знамена, и процессия тронулась в путь.

Сначала послышались увлекательные звуки «Колумбус-марша», написанного кембриджским профессором Джоном К. Пэном, исполняемого оркестром. Медленными, размеренными шагами участники процессии направились вверх по Ла-Салль-стрит, и тотчас же вслед за ними двинулась и колесница, которую везла шестерка лошадей, покрытых роскошными попонами, украшенных плюмажами и эгретками. Гирлянды цветов поддерживались руками шести привилегированных участников процессии, выбор которых был, казалось, делом простой случайности.

Вслед за колесницей в безукоризненном порядке двинулись члены клубов, представители властей, как военной, так и гражданской, отряды кавалерии, а за ними широкие массы публики.

Излишне говорить, что все двери, окна, балконы, подъезды, даже крыши домов на Ла-Салль-стрит были полны зрителей всех возрастов, причем большинство их заняло места еще накануне.

Когда первые ряды процессии достигли конца авеню, они повернули налево и направились вдоль Линкольн-Парка. Какой невероятный муравейник людей толпился теперь на двухстах пятидесяти акрах этого очаровательного местечка, окаймленного на западе сверкающими водами Мичигана, парка с его тенистыми аллеями, рощами, лужайками, покрытыми пышной растительностью, с маленьким озером Винстон, с памятниками Гранту и Линкольну, с площадью для парадов и с зоологическим садом! Из сада в эту минуту доносился вой хищных зверей и обезьян, желавших, по-видимому, порезвиться и принять участие во всеобщем торжестве. Обычно в будни Линкольн-Парк представлял собой пустыню, и попавший сюда случайно иностранец мог подумать, что этот день был воскресеньем. Но нет! Это была пятница, обычно неприятная, унылая пятница 3 апреля.

Об это никто не думал в толпе любопытных, обменивавшихся замечаниями об участниках процессии и сожалеющих, без сомнения, что сами не принимали в ней участия.

— Да, — говорил один из них, — эта процессия так же великолепна, как та, которая была при открытии нашей выставки.

— Верно, — отозвался другой, — во всяком случае, она стоит той, которую мы видели двадцать четвертого октября в Мидуэй-Плезанс.

— А эти шестеро, которые маршируют около самой колесницы! — воскликнул один из чикагских матросов.

— Некоторые вернутся с полными карманами, — прибавил кто-то в группе рабочих завода Кормика.

— Можно сказать, счастливый билет они вытянули, — вмешался владелец ближайшей пивной, человек громадного роста, у которого пиво, казалось, сочилось из всех пор тела. — Я бы отдал все, что у меня есть самого ценного, чтобы быть на их месте!..

— И вы, во всяком случае, не прогадали бы! — ответил широкоплечий мясник со Сток-Ярда.

— День, который принесет им целые груды кредитных билетов! — послышался чей-то голос.

— Да… богатство им обеспечено!

— И какое богатство!

— Десять миллионов долларов каждому!

— Вы хотите сказать — двадцать миллионов?

— Ближе, кажется, к пятидесяти, чем к двадцати!

В том возбуждении, в котором они находились, эти люди очень быстро договорились до миллиарда — цифра, между прочим, чаще всего употребляемая в разговорах, ведущихся в Соединенных штатах.

Но, разумеется, все эти предположения основывались только на гипотезах.

Ну, а что же дальше?.. Неужели эта процессия решила обойти весь город?

Если в программу входила такая «прогулка», то на нее не хватило бы и целого дня!..