Российское культурное пространство в региональном измерении - Андрей Мурзин

После распада СССР и утраты прежней государственно-идеологической основы обнаружилось, что прежнее единство России было во многом формой преодоления реального многообразия образующих ее регионов и национальных территорий. Утрата прежнего представления о единстве страны, неопределенность образа целого, потеря регионами своего прежнего места внутри общероссийского пространства спровоцировали начавшийся кризис регионального самосознания. Поставленные перед необходимостью самоопределяться в условиях начавшихся реформ, в условиях ослабления центральной власти и усиления процессов дезинтеграции в стране, российские регионы в поиске новой идентичности, стратегии внутреннего развития пытались найти опору в собственном историческом прошлом, в местной истории.

Перспектива движения в будущее закономерно связывалась с восстановлением исторической связи с прошлым как с залогом обретения прежнего реального или мифического могущества и процветания. Этим был обусловлен взлет регионального мифотворчества. Оказалось, что для саратовцев их город всегда оставался столицей Поволжья, а для оренбуржцев Оренбург – «вратами в Азию», «Южной Пальмирой». «Металлургический» Череповец вспомнил, что некогда его за внимание к развитию образования называли «Северными Афинами», а Омск – «Северным Лейпцигом», в Тамбове же все – от конфет до бизнес-комплекса – стало «рахманиновским» и т. д.

На практике следствием этого процесса нередко становилось смешение вопросов обновления образа региона как поиск начала, выражающего его глубинную сущность, и создания туристического имиджа, бренда территории. Вообще стремление искусственно создать новый образ во многом было связано с инерцией, идущей от прошлого, когда все существование региона как культурного феномена должно было сводиться к некоему эмблематическому обозначению его как составной части всесоюзного пространства.

Определяющим (если говорить, прежде всего, о восточных регионах – Урале, Сибири, Дальнем Востоке) здесь было не их стремление противопоставить себя столице или обособиться от всех, а вырвавшаяся наружу потребность регионов в самоутверждении, в отстаивании своей духовной состоятельности и культурной самодостаточности. Потребность каждого из регионов в поиске себя, обновлении своего образа требовала переосмысления отношений с другими регионами и столицей, в конечном счете переформирования внутрироссийского пространства на новых основах.

Важно отметить то, что относится к специфике регионов как культурных пространств: относительность их автономности, генетическую связь с общероссийским пространством. В содержательном смысле региональные культурные пространства определяются характером региональной культуры (там, где они исторически оформились, как, например, на Урале). Но региональная культура имеет единое с общероссийским соционормативное ядро. Их своеобразие как региональных феноменов исторически формировалось по компенсаторному принципу, в ходе адаптации общенациональной культурной традиции к местным условиям. Это обеспечивало неразрывную связь региональной и общенациональной культуры.

Можно предположить, что региональное культурное пространство так же изначально обретает, осознает и созидает себя в качестве составляющей общего культурного пространства страны и в связи с ним. Поэтому, насколько бы независимо и самостоятельно ни ощущал себя тот или иной регион в экономическом, производственном отношении, как культурное пространство он продолжает осознавать себя частью общенационального культурного пространства.

Современные российские регионы пытаются найти выражение прежде всего гуманитарному, общекультурному потенциалу территории, продемонстрировать ее готовность к духовному лидерству. Экономический, промышленный потенциал, исторические заслуги выступают лишь в качестве основы того облика, который стремятся иметь регионы в общественном сознании. Характерно в данном отношении то, какую настойчивость (подкрепленную огромными инвестициями) проявляет, например, главный нефтегазодобывающий район страны – Западная Сибирь – в формировании отношения к Тюмени как заметному культурному центру на карте страны.

Сюда же можно отнести и острую конкуренцию за столичный статус. Так, если за Петербургом признано право быть «культурной столицей России», то за неофициальное звание «третьей столицы» соперничает между собой целый ряд городов (Нижний Новгород, Екатеринбург, Краснодар и др.). «Столичность» же в данном контексте олицетворяет для регионов универсализм, полноту существования, отличительным признаком «столичности» выступает способность территории к активным культурным инновациям, производству норм и ценностей, новым моделям поведения.

В этом же смысле следует рассматривать охватившее все регионы, невзирая на конкретные условия и возможности, желание приобрести туристическую привлекательность. Как правило, усилия городских и региональных властей не конвертируются немедленно в доходы и инвестиции, но для самого региона заявка в качестве туристического центра становится ориентиром на пути преодоления сознания культурной несостоятельности, непривлекательности в качестве места жизни и личностной самореализации.

Основой данного процесса является признание абсолютной ценности человеческого существования, его конкретных культурно-исторических форм вне зависимости от его географического местонахождения. Для российских регионов это означает стремление к осознанию собственной культурной состоятельности. По сути, началось конструирование регионального культурного пространства как особой реальности. Вероятно, мы находимся в начале пути осмысления региона как феномена культуры. Представляется необходимым попытаться рассмотреть развитие регионального культурного пространства как процесса, отражающего особенности жизни его регионального сообщества.

Сегодня в регионах продолжается процесс, начавшийся в 90-е годы, связанный с их потребностью в самоутверждении, в отстаивании своей духовной состоятельности и культурной самодостаточности, требующих переосмысления отношений с другими регионами и столицей, в конечном счете, переформирования внутрироссийского пространства на новых основаниях. Особенно это касается Урало-Сибирского региона, имеющего исторически сформировавшееся, выраженное региональное самосознание. В ходе этого процесса регионы выступают как конкурирующие субъекты (чье соперничество приобретает порой достаточно острый характер), в их состязании определяются взаимные диспозиции и формируется новая система отношений внутри культурного пространства страны.

Одновременно продолжается процесс регионообразования. Урал, Сибирь, во многом сконструированные как огромные макрорегионы в советский период, начинают ощущать себя в качестве таковых по-иному, ввиду того что составляющие их территории также, в свою очередь, переживают рост регионального самосознания, все больше ощущая себя субрегионами, претендуя на самостоятельную роль, равноправные отношения как внутри макрорегиона, так и вне его, в отношениях со столицей, другими российскими регионами, зарубежными странами. Например, в рамках уральского макрорегиона Челябинская область все больше выступает от лица Южного Урала, Пермская область, превращенная в Пермский край, самостоятельно утверждается среди регионов Приволжского регионального округа и т.д. Это ведет к тому, что и Екатеринбург начинает ощущать себя столицей не всего региона вообще, а именно Среднего Урала (что толкает его к поиску нового имиджа вроде «сердца Евразии», «моста между Европой и Азией» и т.п.).

Схожие процессы, связанные со стремлением субрегионов более четко обозначить себя внутри общего пространства макрорегиона, характерны и для Сибири, где они протекают в еще более острой форме, обусловленной историческим соперничеством различных городов и территорий.

Одновременно следует говорить о разрыве в традиции самоописания пространства культуры российского общества, кризисе прежних модели и схем его восприятия (внутри которых наличная сверхцентрализация культурной жизни представлялась естественной, самоочевидной и единственно возможной), утрате образа этого пространства, запаздывании в осознании происходящих внутри него глубинных сдвигов. Проблема заключается в том, что актуальное российское сознание не содержит образа культурного пространства страны как организованного иначе, чем в соответствии со строго иерархиезированным принципом, как единственно обеспечивающем ее внутреннюю интегрированность. И это несмотря на то, что в плоскости политики, демократизации и развития федерализма обсуждаются различные модели развития, и осваиваются они сознанием гораздо легче.

Важным фактором в данной ситуации является позиция центральной власти. В изменившихся внутриполитических условиях ее реакцией на усиление центробежных тенденций 1990-х гг. стало выдвижение на первый план в качестве первоочередной задачи по укреплению единства страны, что нашло свое конкретное оформление в виде курса на усиление «вертикали власти», повышение «управляемости» регионов, установление «жесткого» федерализма.