Подавленные сны - Владимир Владимирович Голубченко

— А тебе не хочется вернуться и взглянуть на свое прошлое? — наигранно удивился Вадим: —В конце концов из нас двоих это я оказался там в психушке, а ты вполне неплохо смог мигрировать в Москву.

— Бесишь! — с еле заметной улыбкой буркнул Никита, давая понять, что ждет ответа на свой вопрос.

— Ладно, ладно, — вскинув руки в притворной капитуляции, затараторил Вадим. — Прежде я никогда не придавал значения снам. Так, какие-то несвязные образы, которые на утро вылетали из моей головы. Но этот сон… Это был жутчайший кошмар, после которого я проснулся и не мог понять, действительно ли это сон или воспоминания из моей прошлой жизни.

— Твой мать, Вадим! — воскликнул Никита: —Выключай своего писаку и заканчивай с саспенсом!

— Да все, все, — вновь рассмеялся Вадим. — Представь: я прихожу в себя в какой-то затхлой каморке. Стены на советский манер выкрашены в два цвета: бледно-голубая краска покрывает нижнюю часть стен, а верхняя когда-то была белой, но сейчас вся в какой-то копоти и грязи. Помещение закрыто, а на окнах металлические решетки. В общем, или псих больница, или тюрьма, что, как мне кажется, не сильно друг от друга отличается.

— Ты был там один? — заинтересовался рассказом Никита.

— Нет. Нас было четверо. Кроме меня была еще девушка и двое мужчин или даже подростков. Мне кажется, мы все были подростки. Но никого из них я не знаю. А что?

— Ничего, рассказывай давай, — небрежно махнул Никита.

— Я попытался выйти, но единственная дверь была заперта, а на окнах, как я уже сказал, были решетки. Но странным было не то, что мы были заперты, а то, что, кроме меня, никто не пытался выйти или сбежать. Наоборот, понаблюдав за моими безуспешными попытками сорвать решетки или выбить дверь, девушка попросила меня остановиться, а после выдала это, — запнувшись, Вадим потянулся за новой сигаретой и, обогнав маячивший перед носом «кабана» грузовик, внезапно умолк.

— Что она выдала? — спустя несколько секунд с нескрываемым негодованием переспросил Никита.

— Сказала, что меня не выпустят, потому что я убийца. И в красках рассказала, как я убил человека.

— И как?

— Я уже столько раз в голове прокрутил тот диалог, что некоторые детали размазались, смешались с мыслями и идеями, которые, мне кажется, безостановочно генерятся у меня в голове. Но зато я отчетливо помню ее слова, — умолкнув, Вадим набрал полную грудь воздуха и, словно сквозь зубы, выпалил окончание фразы: —Отсек половину лица…

Окончив рассказывать о своем сне, Вадим потянулся, и, спустя мгновение, салон автомобиля наполнился звуками, казалось, излишне жизнерадостной песни. Прежде, неоднократно прокручивая этот сон в голове, Вадим не подозревал, что рассказать его от начала и до конца кому-то, пусть даже лучшему другу будеттак сложно. Ему было стыдно, Стыдно за то, что этот сон, со всеми деталями убийства, которые он намеренно опустил, есть не что иное, как порождение его собственного сознания. Рассказать кому-то о том, что в своем сознании он — хладнокровный убийца, да еще и безжалостный мясник, оказалось невероятно сложным.

Впрочем, все детали сна он даже не смог рассказать Ирине. Той самой, которая знает о нем много больше, чем кто-либо на всей этой земле. Ведь это именно она — тот самый психолог, что сумел его вывести из состояния, в которое он угадил пятнадцать лет назад. Она сумела разглядеть в нем человека тогда, когда абсолютно все вокруг списали как неизлечимо больного психопата, который не может связать двух слов.

— А как на этот сон отреагировала Ирина? — словно услышав рвавшиеся из головы Вадима мысли, спросил Никита.

— Что значит, как отреагировала Ира? — неуверенно переспросил Вадим.

— Ну она твой лечащий врач.

— Сказала, что мне будет полезно вернуться домой.

— Если ты задумываешься о карьере в покере, то брось эту затею! — вспыхнул смехом Никита, но, спустя мгновение успокоившись, испытующе уставился на друга: —Ты месяц прожил в лесу, забыл, как разговаривать, и, очевидно, пережил там что-то, что не должны переживать люди… Очень сомневаюсь, что она с воодушевлением отнеслась к твоему возвращению к истокам. Как бы ты снова не стал пускать слюни от нахлынувших воспоминаний! — заканчивая фразу, Никита дернул плечом и, потянувшись, вытащил из полупустой пачки сигарет друга сигарету.

— Эй! — воскликнул Вадим: —Ты же бросил!

— Бесишь! — не скрывая своего негодования, огрызнулся Никита и глубоко вдохнул дым: —И что же, по-твоему, значит этот треклятый сон?

— Да ничего! «Просто воспаленная фантазия», — словно извиняясь, промямлил Вадим.

— На кой мы тогда тащимся через половину страны туда, где так все хреново было в прошлый раз?

— Затем, что мне это нужно! — наконец взорвался Вадим, тут же окатив друга яростным взглядом.

— Зачем?

— Затем, что я исписавшийся писатель, не родивший ни строчки за последние несколько лет. А этот сон подстегнул во мне что-то! У меня словно упали какие-то барьеры! Я вчера перед сном за час написал больше, чем за весь прошлый год. Я не упущу возможность вновь вернуть вдохновение.

Никита словно собирался что-то возразить на эмоциональный выпад товарища, но в последний момент буквально осекся и, примерив на лицо добродушную улыбку, показал другу средний палец. Несмотря на весьма нелицеприятный жест, Вадим знал, что это игра, и не приминул тут же ответить другу аналогичной любезностью.

— Ладно, черт с тобой, Хемингуэй! — спустя несколько секунд неловкого молчания со средним пальцем на перевес засмеялся Никита: —Хочешь домой — поехали домой, искать твое вдохновение… Я сменю тебя через пару часиков, а сейчас, пожалуй, подремлю, — с этими словами Никита откинулся на кресле и, спустя каких-то пару минут, мерно засопел, в очередной раз удивляя товарища своим умением спать где и как угодно.

— Да, уже едем… — загадочно улыбнулся Вадим и, сосредоточившись на дороге, сильнее надавил на педаль акселератора.

Дальнейший маршрут друзей включал в себя обязательные перекуры, плотные перекусы на заправочных станциях и под конец весьма недурной конкурс не совсем юных талантов, который они устроили, пытаясь подпевать песням, что лились из колонок кабана.

К вечеру они были в Ростове-на-Дону. Заселились в ближайший отель, откровенно начхав на весьма посредственный сервис и еще более посредственное убранство помещения, и улеглись, чтобы наконец дать уставшим мышцам расслабиться в гораздо более естественном положении.

Утро следующего дня встретило друзей зябкой, но по-южному ясной погоде. Кабан мерно поглощал километры в этот раз, впрочем, продираясь не по скоростной магистрали, но богом забытой двухполосной дороге, которую, если и ремонтировали, то в те времена, когда флаг у страны был красный.

— Как долго ты собираешься там быть? — спросил Никита, которому сегодня выпала честь первым сесть за руль.

— Я думаю, двух-трех