Некоторые вопросы истории хуннов - Лев Гумилев

Переворот в Китае, произведенный Ван Маном, и последовавшая за этим гражданская война вернули хуннам свободу, но совершенно разрушили экономический симбиоз Степи и Китая. Хуннам снова пришлось набегами добывать продукты земледелия и ремесла, к которым они успели привыкнуть. Разоренный Китай не мог без ущерба для себя удовлетворить их потребности, и война в I в. н.э. приняла более жестокие формы, чем до тех пор. Династия Хоу-Хань, приняв власть над разоренной в минувшей внутренней войне страной, не могла сдержать хуннского напора, но в самом Хунну начался процесс распадения, который спас Китай. Еще раньше среди хуннов наметились два течения, породившие две враждебные группировки: ближайшее окружение шаньюев из принцев крови, фаворитов и китайских перебежчиков, вроде Вэй Люя и Ли Лина ("Хунну". С. 146-148; 155), и родовые князья, как, например, Ли-ву, Гуси, Хючжуй, Югянь и др. (Там же. С. 148-149.) Условно их можно назвать: первую - "придворной" и вторую - "старохуннской" партиями. Одна вбирала иноземную культуру, которая несла собственные традиции; борьба "партий" привела Хунну к крушению в 53-50 гг. до н.э. Во главе возрожденного Хунну стали наследники бывшей "придворной" партии, шаньюй Хянь и Юй. Следовательно, глава потомков "старохуннов" царевич Би оказался в оппозиции и, спасая жизнь, откочевал в Китай со своими сторонниками в 48 г. н.э. С этого времени у хуннов началось интенсивное разложение родового строя.

До сих пор единицей в хуннском обществе был род, выступавший во внутренних войнах как монолит. Теперь члены одного и того же рода оказывались на юге и на севере и должны были бороться друг с другом. Война, начавшаяся в 48 г., протянулась до 93 г., причем между сторонами шел непрерывный обмен населением. Разве можно задержать кочевника в степи?

Однако это деление хуннов было не случайным фактом ("Хунну". С. 213-216). Вокруг Би собираются бывшие сторонники "оппозиции", поборники родового быта, наиболее консервативные элементы хуннского общества. Поскольку Китай не вмешивается в их внутреннюю жизнь, они согласны сносить китайское господство.

Но жизнь внутри рода тяжела и бесперспективна для энергичных молодых людей, дальних родственников. Несмотря на свои личные качества, они не могут выдвинуться, так как все высшие должности даются по старшинству. Таким удальцам нечего делать в Южном Хунну, где предел их мечтаний - место дружинника у старого князька или вестового у китайского пристава. Удальцу нужны просторы, военная добыча и военные почести - он едет на север и воюет за "господство над народами".

Под властью северных шаньюев скапливается весь авантюристический элемент и огромная масса инертного населения, кочующего на привычных зимовках и летовках. В новой державе родовой строй не нужен; больше того, он ей вреден. Общественная активность упала настолько, что с помощью кучки удальцов можно направлять лишенную родовой организации массу. Родовая держава медленно трансформируется в орду.

Раскол облегчил этот процесс. На юг ушли почтенные старцы и почтительные отроки, носители традиций и любители благообразия. Своим уходом они развязали руки воинственным элементам племени. Что из этого могло получиться?

Во-первых, держава северных хунну из родовой превратилась в антиродовую и, следовательно, поборники родового быта - южные хунну, ухуани, сяньби - стали заклятыми врагами северных хуннов, более ожесточенными, чем сами китайцы. Возникла борьба между двумя системами: родовым строем и военной демократией [22]. Во-вторых, среди удальцов, окруживших северного шаньюя, должна была возникнуть борьба за места и влияние, так как сдерживающие моральные родовые начала исчезли вместе с традициями. И отзвуки смут дошли до китайских историков, хотя подробности остались неизвестными. В-третьих, массы хотели мирной жизни, и опора на них была ненадежна. Меняя господ, они ничего не выигрывали и не теряли, для них не было смысла держаться за шаньюев. Поэтому в решающий момент они отказали в поддержке шаньюям, и это обусловило разгром северных хунну в 93 г.

Однако удальцов, составляющих силу северных хунну, можно было перебить, а не победить. Перебить их не удалось, они ушли на запад, и потомки их, придя в Европу, сделали имя "гунны" синонимом насилия и разбоя.

Нет нужды прослеживать всю историю гибели Северного Хунну, но важно отметить, что это государство сопротивлялось Китаю и сяньбийцам не до 93 г. н.э., а до 155 г., когда окончательный удар был нанесен сяньбийским вождем Таншихаем ("Хунну" С. 237). Вслед за этим в 160 г. встречается первое упоминание о гуннах в Восточной Европе. Следовательно, весь переход от Тарбагатая до Волги произошел за два-три года. А это значит, что 2 600 км по прямой были пройдены примерно за 1 000 дней, т.е. по 26 км ежедневно в продолжение трех лет. Совершенно очевидно, что нормальная перекочевка на телегах, запряженных волами, в этот срок не могла быть осуществлена. К тому же надо учесть, что хунны должны были вести арьергардные бои с преследующим противником. Но именно эта деталь дает возможность понять событие. Сяньбийцы не могли не настичь обозы и, видимо, отбили их, пленив стариков и детей. Воины и частично их жены, бросив все на произвол судьбы, верхом оторвались от преследователей и потерялись в степях около Урала. В этих просторах изловить конный отряд, твердо решивший не сдаваться, практически было невозможно, и сяньби повернули назад, сочтя свою задачу выполненной.

Предлагаемое решение проблемы сопоставления западных и восточных источников является интерполяцией, но все дальнейшее подтверждает вывод, построенный на расчете [23].

Согласно нашей реконструкции хода событий, не все хунны ушли из своей родной степи. "Малосильные", которые не в состоянии были следовать за ним (т.е. северным шаньюем), остались в количестве 200 тыс. чел. в области "от Усуни на северо-запад" и "к северу от Кучи" [24]. Этим данным соответствует район Западного Тарбагатая и бассейна Иртыша [25]. Позднее, видимо, они продвинулись на юг до р. Или. Юебаньцы были кочевым народом с привычками, обычными для кочевников, но отличались удивительной чистоплотностью. Они мылись по три раза в день и только после этого принимались за еду [26]. Что же, "малосильным" хуннам было у кого заимствовать культурные навыки: Согдиана была рядом. К сожалению, история их до V в. совершенно неизвестна.

Помогает историческая география: на карте эпохи Санго (220-280 гг.) все Семиречье принадлежит усуням, на карте эпохи Цзинь усуни локализуются в горах около оз. Иссык-Куль и в верховьях р. Или [27]. Карта составлена до 304 г., поэтому мы вправе сделать заключение, что в конце III в. "малосильные" хунны с Иртыша переместились в Семиречье и оказались достаточно мощными для того, чтобы загнать усуней в горы. В конце V в. Юебань была покорена телесцами, основавшими на ее месте ханство Гаогюй.

С 155 г., когда северные хунны оторвались от победоносных сяньбийцев на берегах Волги, до 350 г., когда гунны начали упорную борьбу с аланами, их история совершенно неизвестна.

Первое упоминание племени "гунн" в Восточной Европе имеется у Дионисия Периегета, писавшего около 160 г., но Мэнчен-Хелфен отводит этот довод, считая, что тут описка переписчика [28]. Сведения же Аммиана Марцеллина и Иордана относятся уже к IV в.

Что же делали хунны в продолжении 200 лет? Их тесное взаимодействие с окружающими племенами было неизбежно, тем более что у них, естественно, должно было не хватать женщин. Не каждая же хуннка могла выдержать 2000-верстный переход в седле!

Обратимся к литературным источникам. По сообщению Иордана, гунны - народ, возникший от сочетания скифских ведьм, изгнанных готским королем Филимером, и "нечистых духов", скитавшихся в пустыне. Самое вероятное предположение, что под "нечистыми духами" понимались пришлые кочевники, искавшие жен среди местного населения.

Против такого понимания источника Отто Мэнчен-Хелфен возражает в другой статье о происхождении гуннов. Сведение Иордана он считает списанным из христианских и позднеиудейских легенд и в доказательство приводит много аналогий [29]. Однако можно возразить, что эта гипотеза родилась у древних авторов для объяснения таких уклонений от нормы, которые им представлялись чудовищными. (Там же. С. 246.) Равным образом представлялись чудовищами гунны готам, чего не могло бы быть, если бы гунны жили по соседству с готами: тогда к ним успели бы привыкнуть.

Таким образом, тезис К.А. Иностранцева о широкой метизации пришлого, тюркского, и местного, угорского, элементов, при нашей реконструкции хода событий подтверждается, а это объясняет проблему несходства хунну и гуннов.

Но не только факт смешения объясняет нам то, что быт и строй хунну и гуннов были весьма непохожи. Уже после разделения державы в 48 г. на севере скапливался активный элемент, терявший родовые традиции и приобретавший за счет этого навыки военного дела. На запад в 155-158 гг. ушли только наиболее крепкие и отчаянные вояки, покинув на родине тех, для кого седло не могло стать родной юртой. Это был процесс отбора, который повел к упрощению быта и одичанию, чему способствовала крайняя бедность, постигшая беглецов. Все это определило изменение этнографического облика народа. В то же время были утеряны высокие формы общественной организации и институт наследственной власти.