Вернувшийся - Денис Лапицкий

— И, тем не менее, это так, — продолжал Габриэль. — Именно потому, что мы уважаем закон, мы и называемся Семьями. Семьями, Джереми, а не бандами. Мы — это не Синдикат и не Новые Триады. У нас есть Кодекс. Ты знаешь, что ни одна из Семей не связана с распространением наркотиков — ибо это зло, оправдать которое не могут никакие прибыли. И, как гласит Кодекс, Джереми — любой, кто совершает насилие в отношении женщины или, не приведи Господь, ребенка, будет казнен самой же Семьей. То же самое и с наркотиками — любой, кто свяжется с ними, подписывает себе смертный приговор.

— Я знаю, — кивнул Джереми. — Я сам состоял во Внутренней Чистке…

— Тогда что же я тебе рассказываю, — хмыкнул Габриэль, отправив себе в рот ложечку желе. — Но где же твой ужин? Десять минут уже почти истекли…

В дверь негромко постучали.

— Ну наконец-то… Войдите!

— Да уж мы-то войдем, войдем!

Дверь распахнулась, и в комнату буквально ввалились два человека. Один был толст, словно бочонок — правда, этот «бочонок» был затянут в отличный костюм от Бешавро. На круглом лице толстяка сверкала улыбка. Звали толстяка Джанфранко Фини, и он был первым человеком в Семье Фини. Второй — болезненного вида субъект с покрытым глубокими морщинами лицом — именовался Гвидо Босси, и был одним из Отцов Семьи Босси, которой, кстати, и принадлежал «Эксельсиор». Гвидо тоже улыбался. Следом за ним вошли два стюарда, вкатившие в комнату столики, уставленные яствами. Их было намного больше, чем заказывал Габриэль — и при взгляде на них становилось ясно, что даже отличным поварам, которыми славился «Эксельсиор», пришлось основательно потрудиться, чтобы создать такое великолепие. А вино? Гвидо наверняка пожертвовал парой бутылок из своего личного винного погреба, который он пополнял самыми лучшими винами уже не много ни мало сорок с лишним лет, и который считался одним из главных «отличительных знаков» Семьи Босси. Стюарды, оставив столики, вышли, повинуясь чуть заметному движению руки Гвидо, а еще через секунду в комнату вошла девушка. Пышные темные, слегка вьющиеся, волосы, тонкие брови вразлет, темные глаза, опушенные длинными густыми ресницами, легкий румянец на гладкой матовой коже, сочные алые губы, словно вырезанные из цельного рубина… Узкое черное платье облегает тело, оставляя открытыми большую часть спины и руки.

— Габриэль, мальчик мой! — Джанфранко обнял Маруна так, что у того затрещали кости.

Не сдержавшись, Габриэль застонал.

— Осторожнее, медведь, — с улыбкой сказал Гвидо. — Ты же не хочешь убить мальчишку.

— О, Иисусе, прости старика, — Джанфранко тотчас же отстранился от Маруна. — Я и забыл, что ты еще не совсем пришел в себя…

— И не приду, если меня будут встречать так гостеприимно, — усмехнулся Габриэль, потирая рукой бок.

— Как я рад тебя видеть! — лицо Джанфранко сияло улыбкой. — Честно говоря, я не очень-то верил в то, что мы сможем вытащить тебя. Но ты здесь, Габри, мальчик мой, и это превосходно! Это нужно отметить! Гвидо, где это прекрасное вино, о котором ты прожужжал мне все уши?

Гвидо уже откупоривал бутылку.

— Кстати, Габриэль, что за фокусы ты тут вытворяешь с заказами в номер? В ресторане гостиницы для тебя заказаны лучшие блюда, а повара получили, так скажем, очень ценные указания по поводу того, как и чем тебя потчевать… А теперь они уж и не знают, что делать — плакать или смеяться. — Джанфранко указал на стол, где красовались чашки из-под бульона и тарелочки с недоеденным желе.

— А, — усмехнулся Габриэль, — за это я должен благодарить моего телохранителя, Джереми, которого, кстати, вы сами ко мне и прикрепили.

Гвидо и Джанфранко посмотрели на сопровождающего Габриэля парня так, словно впервые его увидели.

— Это не дело, — сказал Джанфранко, покачав головой. — По-моему, молодой человек с излишним рвением относится к своим обязанностям.

— И то правда, — кивнул Гвидо. — Прилететь на родину, и не спрыснуть это событие? Куда это годится?

— Подождите, — вскинул руку Габриэль. — Не стоит его ругать. Я думаю, он прав — пока мне еще рановато чревоугодничать. А то вдруг хуже станет…

Гвидо удивленно вскинул брови.

— То есть, ты хочешь сказать, что все это, — он указал на уставленный разносолами столик, — приготовлено зря?

— Ну, почему же зря, — Джанфранко подхватил с широкого блюда маленький бутербродик со светло-серой белужьей икрой и принялся жевать. — М-м, божественно!

— Обжора, — хмыкнул Гвидо, глядя на то, как Джанфранко хрустит хорошо прожаренной шляпкой ледникового гриба с Фроста. Потом повернулся к Маруну.

— Ладно, бог с ней, с едой. Но хоть глоточек вина ты выпьешь? А, Габри?

Габриэль рассмеялся. Тут же заныли ребра, но Марун и виду не показал, что ему больно.

— Ну, разве что вина…

— Вот это другой разговор, — заулыбался Гвидо.

Откупорив бутылку, он наполнил бокалы густым темно-красным вином, передал один Габриэлю, остальные раздал Джанфранко и Джереми.

— Кстати, Гвидо, — сказал Марун, — не пора ли представить нашу очаровательную гостью?

Он указал на девушку, которая сидела в углу комнаты в широком низком кресле, и неторопливо листала толстый глянцевый журнал.

Если бы Гвидо не держал в одной руке бутылку, а в другой бокал, он непременно хлопнул бы себя по лбу.

— Господи, совсем забыл! — Он повернулся к девушке. — Это Кэролайн, познакомься. Не правда ли, она красавица?

— Вне всякого сомнения, — признал Габриэль, нисколько не покривив душой. Девушка, поднявшаяся из кресла, ослепительно улыбнулась и протянула Габриэлю узкую ладонь. Он учтиво коснулся губами тонких прохладных пальцев.

Кэролайн приняла из рук Гвидо бокал с вином.

— Очень рада познакомиться, господин Марун, — сказала она. Голос у нее был глубокий, с чувственной хрипотцой. Красивый, одним словом, голос.

— Взаимно, — кивнул Габриэль.

Собственно, он сразу понял, что Гвидо и Джанфранко привели эту девушку с одной конкретной целью — чтобы ночью она осталась с Маруном. Но он также и понимал, что это не просто девушка по вызову. Нет, Кэролайн была куртизанкой. Гетерой. Гейшей, если хотите. Она относилась к женщинам, о связи с которыми мужчины помнят всю жизнь, и эти воспоминания относятся к числу самых сладких. Красива, обворожительна, великолепно воспитана, может поддержать разговор практически на любую тему и наверняка имеет в своем «активе» диплом престижного университета, а то и два.

Марун открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но тут Джанфранко хлопнул его по плечу.

— Неплохое вино приволок этот старикашка, правда, Габри?

Кивнув улыбнувшейся девушке, которая вернулась к своему журналу, Габриэль повернулся к Фини.

— Правда, этот ветхий оболтус, как всегда, пожадничал, и прихватил лишь две бутылки! — продолжал тем временем Джанфранко. — Жмот… Взял бы хоть полдюжины — разве ж его погреба от этого опустеют?

— Я, конечно, мог бы взять и полдюжины, и даже целую дюжину, — парировал Гвидо, — но вот только смог бы ты оценить это вино? Ведь тебе, Джанфранко, не отличить хорошее вино от подкрашенной воды… А остальным — тем, кто умеет ценить тонкие вина — вполне хватит и двух бутылок…

Джанфранко вскинул руки, ухмыляясь.

— Туше!

Потом, продолжая улыбаться, повернулся к Габриэлю.

— Что ж, мальчик мой, я думаю, нам пора откланяться. Отдыхай, а через пару дней жду тебя на Совете Семьи…

— Джанфранко, да ты что, совсем ополоумел? — вмешался Гвидо. — Дай ты парню хоть в себя-то прийти! На курорт его отправь, пусть отдохнет хотя бы месяц… На нем же лица нет!

— Не беспокойся, Гвидо! — отмахнулся глава Семьи Фини. — Будут потом и отдых, и курорт — это само собой. И никакого месяца — тридцать дней, не меньше!

Он рассмеялся своей неуклюжей шутке.

— А если серьезно, — продолжил Джанфранко, — то конечно, Габриэль, ты должен отдохнуть. Но сначала надо просто показать тебя Семье — чтобы они убедились, что с тобой все в порядке. Надеюсь, ты не против встречи?

— Конечно, нет… Я ужасно соскучился по всем — по Луиджи, и по Марко, и по Франческо…

— И по тетушке Эсмеральде, я надеюсь! — расхохотался Джанфранко. — Видит Бог, Габри, я не вру — эта старая карга не меньше, чем по три раза на дню интересовалась тем, как у тебя идут дела! Словно ты был в отпуске, а не… Впрочем, ладно, не будем вспоминать. Так что, готовься — эта кошелка спит и видит момент, когда сможет зацеловать тебя своими слюнявыми губами…

У Габриэля в горле встал шершавый горячий комок, и захотелось сглотнуть.

— Ты не поверишь, Джанфранко, но по тетушке Эсмеральде я соскучился не меньше, чем по всем остальным…

Джанфранко посерьезнел. Потом, отставив в сторону опустевший бокал, он по-отечески обнял Габриэля за плечи.