Француженки не крадут шоколад - Лора Флоранд

Все здешние работники отличались худобой. Удивительно для людей, целые дни проводивших рядом с соблазнительным шоколадом. Только один высокий здоровяк выделялся небольшим брюшком, хотя при этом казался вполне довольным собственной комплекцией. Все были в белой униформе и бумажных поварских шапках разных фасонов. В этом мире царила строгая иерархия, заметная для любого наблюдателя. Над раковинами висели кухонные кисточки, лопатки и мутовки. На мраморной столешнице стояли большие электронные весы и огромный миксер. По одному краю рабочего стола располагались контейнеры и миски разных размеров. Заполненные изюмом, цукатами, сахарным песком, они окружали работавших на этом просторном мраморном островке. Люди мельком взглянули на вошедшую особу, но большинство вновь сосредоточились на работе. Лишь один мужчина, мастерски пластовавший шоколад на мраморе, подарил ей долгий взгляд, выражавший особую властность и, вероятно, некоторое пренебрежение.

Высокий и худощавый брюнет с ниспадающими волнистыми волосами. Небрежно заправленные за одно ухо, они позволяли хорошо видеть идеально соразмерные черты его лица. Белый поварской колпак минимизировал риск попадания его волос в конфеты невезучих клиентов. Спереди на его поварской куртке темнели размазанные шоколадные пятна. Он был красив.

Кэйд судорожно сглотнула, почувствовав, что во рту пересохло. Витавшие здесь ароматы, сосредоточенная работа кондитеров, осознание того, что лучший шоколатье Парижа оказался в реальности более привлекательным, чем на фотографии, – все это кружило ей голову, порождая еще более сильное волнение. Она попала сюда: сбылась ее мечта!

А вот Сильван Маркиз выглядел раздраженным.

Наверное, она перенервничала. Может, не так уж он великолепен? Ладно, на своих фотографиях он смотрелся потрясающе, и снимок его руки постоянно являлся ей во снах, но Кэйд всегда старалась относиться ко всему этому критически.

Однако сейчас, при личной встрече, она ощутила исходящую от него энергию и власть, страсть, укрощенную самодисциплиной. Это увеличило ее волнение, провоцируя на чрезмерную чувствительность. Кэйд вдруг представила себя упавшей банкой кока-колы, взорвавшейся пенной струей.

– Bonjour, monsieur, – старательно произнесла она, следуя советам своих французских наставников, и самонадеянно шагнула вперед, протягивая руку.

В ответ, обескуражив ее, он выставил локоть. Удивленно взглянув на предложенную часть руки, Кэйд посмотрела на шеф-повара.

Он выразительно приподнял брови и произнес:

– Hygiène. Je travaille le chocolat. Comment puis-je vous aider, mademoiselle Coree?[10]

Она мысленно перевела его слова с французского, еще больше разволновавшись оттого, что смогла понять их, что ее учеба дала хорошие плоды. Он выражался так изысканно, что ей захотелось в восторге буквально обнять сам его голос. Вместо этого она неловко коснулась его локтя, невольно заливаясь румянцем. Как, черт возьми, можно пожать чей-то локоть?

Его рука опустилась. С сосредоточенным видом он коснулся пальцем разогретой шоколадной массы. А о Кэйд, похоже, уже забыл. Странно. Он же знал, кто она такая. Она ведь явилась не с неожиданным визитом. Шеф-повар должен сознавать, что она может существенно повысить его доходы. Почему же он не обращает на нее внимания?

Но он, видимо, считал ее визит менее важным, чем процесс пластования шоколада.

– Не могли бы мы побеседовать с вами в более уединенной обстановке? – спросила Кэйд.

Его брови сошлись у переносицы.

– Это важный момент, – отозвался он. Имея в виду шоколад.

Неужели Сильван Маркиз полагает, что она зашла сюда просто из любопытства, как турист, интересующийся производством любимых шоколадок?

– Мы ищем партнера для создания новой линии шоколадной продукции, – спокойно произнесла Кэйд, мысленно прибавив: «Так что же для вас важно, Сильван Маркиз, процесс или результат?»

Много раз она репетировала со своим французским учителем эту речь, и теперь, произнося ее вслух в этой кондитерской, Кэйд испытывала головокружение от успеха.

– Мы будем выпускать шоколад высшего качества и полагаем, что будет очень изысканно, очень по-парижски, если на нем будет значиться ваше имя.

«Наконец-то он обратил на меня внимание!» – самодовольно подумала Кэйд, заметив, как пристально Маркиз взглянул на нее, а его длинная узкая лопатка замерла на шоколадной массе. Ей показалось, будто она буквально видит, как вспыхнули в его мозгу денежные знаки. Или он просто добавил несколько нулей к концу своего банковского счета?

– Pardon, – медленно и настороженно произнес он. – Вы хотите поместить мое имя на вашу продукцию?

Кэйд кивнула, довольная тем, что все-таки потрясла его. Ее волнение вновь взлетело к небесам с напором струи гейзера «Верный старик» из Йеллоустонского парка. Новая линия шоколада для гурманов станет ее подарком семейному делу. Она сама будет заниматься его производством и обеспечит новую продукцию всеми изысканными достоинствами выпускаемого в Париже шоколада, какими ей только захочется.

– Вероятно. Именно это я и хотела бы обсудить с вами.

Его рот открылся и закрылся. Кэйд торжествующе усмехнулась. Что, интересно, почувствует его рука, когда они скрепят рукопожатием такую сделку?

Сердечное тепло. Силу. Уверенность. Полноту энергии и власти, способной превратить сырые необработанные ингредиенты в некую совершенную чувственную редкость. В Кэйд вновь забурлили пузырьки восторга. Она окинула взглядом эту скромную laboratoire, чудо мастерства и творчества, разительно отличавшуюся от знакомых ей с детства просторов шоколадных фабрик.

– Vous…[11] – Сильван Маркиз оборвал начатую фразу, решительно сжав губы. Что-то вспыхнуло в его глазах, разбив маску холодного самообладания.

Ярость, гнев?

– Вы хотите поместить мое имя на вашей продукции? – повторил он, с трудом контролируя свой голос и пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, хотя глаза его практически полыхали. – Мое имя? – Он жестом показал на пару боковых столов, где коробка за коробкой с соблазнительным оттиском его имени заполнялись, закрывались и связывались. – Имя Сильвана Маркиза?

– Я…

– На «Шоколад Кори»?

По тридцать три цента в «Уол-марте». Кэйд покраснела до корней волос и, опустив руку в дамскую сумочку, сжала заветный прямоугольник в яркой золотисто-коричневой обертке, воспользовавшись им словно талисманом и одновременно смущенно засовывая его поглубже.

– Это же будет совершенно иная продукция. Для гурманов…

– Мадемуазель… – Его губы сурово сжались, заморозив бутылочку с ее пенистой «колой» так быстро, что Кэйд почувствовала надвигающийся взрыв. – Вы тратите мое время. А я трачу ваше. Я никогда не соглашусь сотрудничать с компанией, выпускающей «Шоколад Кори».

– Но вы лишь взгляните на список наших предложений…

– Au revoir[12].

Он точно застыл. Стоял над своим остывающим шоколадом, пронзая ее глазами цвета очищенных какао-бобов и заставляя ее – одним своим взглядом, вкупе со словами и властью в собственном заведении – развернуться и удалиться.

Сделав пять шагов к входной двери, Кэйд задрожала от замешательства и ярости, осознав, что именно позволила ему сделать. Она позволила ему сохранить абсолютную власть в его мире, а выгодное предложение вышвырнуть вон. Кэйд не принадлежала к людям, готовым безропотно подчиняться. Ей следовало бы остаться и отстоять свои предложения.

Она попыталась собраться с духом, чтобы развернуться и вновь отважно встретить это унижение, но дверь находилась уже в трех шагах. Кэйд сжала «Плитку Кори» в своей сумочке и постаралась с презрительным видом пройти эти три шага. Но невозможно отступать с достоинством. Никого не обманет спина с презрительно вздернутой головой.

«Ну и черт с вами, Сильван Маркиз! – в отчаянии думала она. – В Париже найдутся и другие шоколатье, вероятно, получше вас. Вы – всего лишь минутная прихоть крупной корпорации. И вы еще пожалеете!»

Кэйд вышла из лаборатории в магазин, громко хлопнув дверью, чем заработала неодобрительные взгляды как от клиентов, так и от продавцов, выразительно показавших мнение о невоспитанности американцев слегка опущенными уголками губ.

Америка могла купить и продать этих снобов с потрохами без проблем. Если бы только они захотели заработать деньги, наклеив на себя товарный ценник.

Решительной походкой она направилась к стеклянной двери на улицу.

– Мадам, – обратилась к ней девица, сидевшая за кассовым аппаратом, рядом с большим пакетом древесного коричневого цвета, украшенным фирменным логотипом «Сильван Маркиз». – Ваш заказ.

На лице этой француженки было такое выражение – нейтралитет, подкрепленный скрытым убеждением превосходства, – что Кэйд внезапно захотелось дать ей пощечину. Кэйд колебалась. Ее кредитную карту также могли воспринять в штыки, поэтому, еще больше разозлившись, Кэйд высокомерно вытащила свою кредитку и вручила ее кассирше. Оглянувшись, она заметила, что Сильван Маркиз наблюдал за ней из-за окна, изгиб его тонких губ выражал изумление, раздражение, презрение. Кэйд сжала зубы с такой силой, что не удивилась бы, если бы они хрустнули и сломались. Но он тут же вернулся к своей работе. Наверняка уже выбросил ее визит из памяти.