Мальтийский крест - Олег Борушко

– Да за каким бесом нам эта Мальта, матушка? – Потемкин выпростал из мысленного кавардака единственный вопрос, хоть как-то относящийся к делу. И обвел мутным глазом кабинет – нет ли где бутылочки портеру. Он об настоящем деле думает, а она все только кружева плетет. А ведь была – боец! Стареет.

Екатерина позвонила.

– Портеру, – коротко сказала она камер-лакею. – Гриша, – она повернулась к Потемкину, – да ты газеты французские давно ли читал?

Потемкин жалобно поглядел на свежую Екатерину, мозговые часики которой в утренние минуты всегда поражали точностью хода.

Лакей внес на подносе бутылку и при ней бокал.

Потемкин, не выдержав, шагнул навстречу и двинул прямо из горла и прямо в желудок, минуя бездарные глотательные паузы.

– Еще? – спросила Екатерина.

Потемкин взял лакея за лацкан, вытер губы.

– Каюсь, – сказал он.

– Что уж тут, – потупилась Екатерина, – не впервой…

– Что газет, говорю, французских не читал – каюсь.

– А! Значит, пришел в себя? Ну, добре, как говорит собутыльник твой Безбородько.

– И чего там с французами? – оживился князь. – Постой, а что-то мне из Варшавы покойный Браницкий… уподобь, Господи, его беспокойную душу… э-э… успокой, Господи, его бесподобную… – Потемкин не докрестился и махнул рукой. – Ну-ка, ну-ка! У них же там какие-то поместья… У Мальтийского ордена, говорю, в Польше…

– Острог называется, – подбодрила Екатерина. – Ну-ну?

– И католиков у тебя теперь под рукою в новых польских землях, я чай, мильенов пять.

– Ну, не пять.

– И поляки с французами подружились, как польку Людовику сосватали. А у Людовика крестьяне бунтуют, казна пустая. Ну и чего? – с разгону остановил сам себя Потемкин.

– Может, все-таки еще?

– Да нет, лучше сяду. Позволите, ваше величество?

– Да уж лучше, чем лежа. А то ты в последнее время…

– Да все самое интересное мы ведь с тобой лежа-то и придумали! – брякнул князь.

Екатерина вспыхнула.

– Ты так думаешь? – сказала она.

– Да я не то имел, – нехотя поправился Потемкин, ни капли не смутившись.

– Отчего ж? – перебила царица. – Стара стала?

"Все мысли читает, дьявол!" – Потемкин покраснел.

– Катя! – князь вскочил так, что дубовое кресло с грохотом перевернулось на спинку и по полу покатились деревянные маковки, венчавшие резное изголовье. – Да что ты, Бог с тобой!

– Сиди уж. – Екатерина в восхищении поглядела на кресельную руину. – Да-а. Как же я от тебя родить-то не умудрилась?

– М-м-м… – Потемкин припомнил курносое лицо великого князя Павла Петровича. Вздернул одной рукой кресло обратно, как провинившегося прапорщика за шкирку. – Как подумаю, что все, чего мы с тобой навоевали, под эдакого монарха попадет…

Он давно понял, что матушка не хочет растолковать впрямую. Наталкивает исподтишка, чтобы заодно проверить и себя – верно ли разложила партию.

Но последнего доворота ключа у князя что-то сегодня не выходило. Да и на кой оно ему сдалось, когда у него совсем другой ключ в голове – от одной турецкой крепости в устье Южного Буга?

– Мы как говорили, Гриша? – Екатерина зацепила щепоть песку из чернильного прибора и стала просеивать сквозь пальцы. – Александр Павлович будет у нас российским императором. – Екатерина поежилась. – Константин Павлович – греческим царем. А Павлуша? Внуки пристроены, а сын…

– А что Павлуша? – Потемкин подумал, что напрасно отказался от второй бутылки.

– А куда его? Как Иоанна Антоновича – в Шлиссельбургский равелин? Что из этого получается – известно…3

Стряхнув с пальцев остатки песка, царица поднялась.

– Что такое в России обиженный наследник престола? – сказала она. – Плевать мужики хотели на букву закона: по моей монаршей воле Павлушу обидели или не по моей. Русский мужик – это тебе не прусский пехотный полк.

– Матушка, да ты на что намекаешь?… – Потемкин присел на ручку кресла и интимно обнял поврежденную спинку. – А то ведь это у меня быстро.

– Дурак! – сказала Екатерина, останавливаясь. – Чтоб я такой грех на душу… Ты когда кого невзлюбишь, у тебя мозги, словно телега немазаная, все какие-то гадкие звуки производят…

– Да раньше-то мы же… – сбитый с толку, начал князь.

– А раньше у нас с тобой впереди было много времени, – перебила Екатерина. – Понимаешь, фельдмаршал? Не будет покоя, и все тут, – подытожила царица.

Она вновь мягко пошла по кабинету, с усилием потирая рукою горло.

– Не ты ли мне доносил, что иезуиты4 вокруг Павлуши сети плетут? – терпеливо приступила она с другой стороны.

– Дак и я же тебе про это самое.

– Что Кутайсов ему нашептывает: а не худо бы на крайний случай корону подыскать, пусть завалящую – да все лучше, чем в крепости томиться?

"Во дает баба!" – подумал Потемкин.

– Ничего себе завалящая корона! – сказал князь, чтобы что-нибудь сказать. – Великий магистр суверенного, как его… ордена больницы? Так-так-так. – Потемкин, подняв с пола деревянную маковку, пытался присобачить ее на место. – А народ?

– Гриша! Да что с тобой сегодня?

Потемкин вдруг снова вскочил, отшвырнув в сердцах деревянный шарик.

– Ты что, не понимаешь, что я к армии еду? – почти выкрикнул князь. – Где судьба России решается? А ты мне про какой-то хрен моржовый, прости Господи…

– Фельдмаршал – он и есть фельдмаршал, – тихо сказала Екатерина, глядя на князя. – И правильно. И с Богом.

Потемкин пошел пятнами, рубец на брови побагровел.

– С каким Богом? – со сдержанной яростью сказал он.

– Ты-то? С православным. А вот Павлуша – тот с католическим…

Потемкин с минуту тупо смотрел на императрицу и вдруг опустился обратно в кресло. Он все понял.

Князь провел рукою наискось по шраму, словно пытаясь восстановить стереоскопичность зрения. "Если Павел Петрович Романов сделается магистром ордена, хоть иезуитского, хоть Мальтийского, – он должен будет перейти в католичество. А за католика русские мужики никогда не пойдут бунтовать. Будь он хоть трижды раззаконный наследник престола…"

Случайные кусочки моментом сложились в простую, как удар шпагой, мозаику.

Екатерина мягко подошла, остановилась перед светлейшим и, сцепив руки внизу живота, кивнула головой.

До Потемкина долетел запах ее любимых "Пиров Шамахана" – душистых пачуль, привезенных по его приказу из каспийской орды.

– Я-то ведь своего окна в Европу еще не прорубила, – сказала она.

– И это будет уже не изгнание наследника, а почетная государственная миссия, – тихо добавил Потемкин, напомнив Екатерине лучшие годы, когда мысли их неслись взапуски, обгоняя и дополняя друг друга.

Потемкин расстегнул пуговицу на мундире. "А я-то со своим дурацким Очаковом! Матушка Очаков давно взяла, и крепость отстроила, и плывет дальше на всех парусах, – с горечью думал он. – С севера Европы – русские Кронштадт и Выборг, с юга – русские Греция и Мальта. Потом Менорка и Гибралтар. Европа в клещах Великой России…"

– Посла, значит, на Мальте не примут… – заговорил Потемкин, словно стараясь перебить давешнюю тупость запоздалой прозорливостью.

– А как к Гибралтару подберемся – пусть англичане в Индию через Северный океан ходят, – подхватила Екатерина. – Поостынут, с японцами подружатся. Это у них будет серьезный союзник…

Потемкин только тут заметил, что все еще держит смятый черновик царского письма.

Он расправил лист, поднес к лицу и еще раз пробежал.

– Посла нашего на Мальте принять не смогут – папы римского испугаются, – сказал князь. – Отказать побоятся – у нас теперь в Черном море флот. – он сверкнул глазом на царицу.

– Ну, ты бы как? – Екатерина стала вновь прохаживаться по кабинету.

– В большом откажем – посла не примем, – сказал Потемкин. – В малом уступим – капитанчика для Балтийской эскадры пришлем. Авось русские и не обидятся…

– Вот тут Очаков нам и не помешал бы! – вдохновенно добавила Екатерина. – Пока Волконский на "Святом Николае" до Мальты дойдет – ты как раз и… Ты уж постарайся. На Мальте понимают только один язык – морских флагов. Как только турки нам проливы отдадут…

– Ну уж, сразу и проливы…

– Так я тебя для чего к армии командирую?

Потемкин поднялся. Полный злобной похмельной энергии при входе в кабинет, теперь он стоял перед ней опохмеленный по всем правилам целительства. Ему не увидеть Великой России. Он просто уже не способен видеть дальше победы – после стольких побед. Требуется зрение поострее. А он… Он возьмет Очаков и поставит последнюю потемкинскую веху на границах любимой державы.

– Вечером заглянешь? – спросила Екатерина, глядя в сторону. – Никого не будет, – быстро добавила она. – Я уж тогда и благословлю на дорожку.

– Очаков, говорите, ваше величество? – Потемкин, встрепенувшись, задорно поглядел на нее. – Эхма, дам прикурить! Напоследок…

– Не зарекайся. Ненароком в лес пошел, да невзначай топорище вырубил, – сказала Екатерина, подошла вплотную и, твердо взяв руками за седые виски, поцеловала прямо в губы.