Разделительная полоса - Кир Неизвестный

class="p1">Этот дом, если полуразвалившийся сарай можно назвать домом, сразу напугал его. Он словно одинокий дикий зуб, который никогда не видел зубной щетки, криво вросший в землю, и оттого, лопнув посредине, выдавил из себя два крайних окна, которые изувеченными осколками, словно части живого существа, висели в пустых глазницах.

— О да, этот дом видел лучшие времена. — словно поняв его мысли и не оборачиваясь, прокомментировал он. — Я даже помню его почти новым. Теперь он такой. — Он развел руками, словно охватывая пространство, обнимал скелет коттеджа-мертвеца. — Говорят, всему виной грунтовые воды. Я, конечно, не верю в эти байки. — Он немного помолчал, наверное, для театральности. — Правда в том, что ему столько лет и он столько всего видел, что просто устал жить. Этот дом хочет умереть, — на этих словах он обернулся и засиял своей безупречной белоснежной улыбкой, — но я ему не даю. Ведь он мой давний друг. — Он снова махнул рукой, приглашая. — Пойдём, я вас познакомлю!

Ни знакомиться, ни приближаться, ни тем более заходить внутрь этого страшного дома он не хотел. Но словно некая сила, которая была ему неподвластна, тянула его вслед за новым знакомым, за его идеальной улыбкой. Нет, сил у него было предостаточно, чтобы отказать этой «голливудской звезде», и он даже смутно понимал, откуда это его влечение к явно опасному, но все же ему было интересно, что будет дальше. И все же он решил спросить:

— Слушай, дружище, — неуверенно начал он, — давай в следующий раз. Сейчас вовсе не время и не место.

Его новый знакомый, уже взобравшись на покосившееся крыльцо и встав «казаком», блеснувшим серебряной пряжкой из-под штанины джинсов, на придверный коврик, обернулся и, хищнически улыбаясь, произнес:

— Что, страшно?

ДЕНЬ 1. УТРО

— Гоша, все же ты не прав. Как можно испугаться знаний? Это же противоречит логике! — Долговязый и прыщавый, сверкая блестевшими слюной брекетами меж пухлых губ, Олег, абсолютно уверенный в своей правоте, рубил ребром ладони воздух. — Так ненаучно и весьма субъективно!

Они шли вдоль бетонного забора, выкрашенного белым, олицетворяющего последний атрибут теперь не существующей страны. Многие пролеты в бетонных секциях были заклеены плакатами, и были среди них такие, словно повесили их еще во времена большого развала. Эти плакаты, как плохие фотографии, с размытыми лицами, неясными фонами, а бывало, еще забрызганные дорожной грязью, выпячивались наружу дурнотой вкуса и заскорузлым, словно застарелая оспина, профессионализмом. Они шли мимо и не смотрели в лица плакатам.

— Ненаучно, говоришь, — уже твердо решив доказать свою правоту, ответил Гоша. — А вот если докажу, что дело не в науке, а просто в человеке? Вот конкретно в тебе, Олег. — Иногда, рассказывая о лучших чертах собеседника, Гоше удавалось побеждать в споре тем, что человеку все труднее становилось соответствовать Гошей же придуманному и навязанному идеалу. Хотя Игорь искренне верил в каждое слово, каждый эпитет, характеризующий собеседника.

— Да как же! Во мне! — хмыкнул Олег. — Даже не начинай, а то потом будешь оправдываться, что неудачный пример. — Такое часто бывало: когда Олегу предлагали спор или выводили на «слабо», он пытался спрятаться за критику. Эти маневры хорошо знал Гоша, а также знал, что любознательность Олега возьмет вверх и он уступит.

— А я попробую, — предложил Гоша. Они немного отошли в сторону, пропуская прохожих, отчего замешкавшийся Олег наступил в осеннюю жижу натекшей с беленого забора жидкой грязи, попадающей на него из-под колес проезжающих мимо машин.

— Хорошо, — упрямо поджав губу и очищая обувь от грязи, ответил Олег. Он приготовился разбить в пух и прах любую логику друга, но все же в его глазах предательски, солнечными зайчиками, заинтересованно вспыхнули искры интриги. Любые их споры, обычно образовываясь на пустом месте, перерастали в нечто интересное и объемное, открывая новые мнения и взгляды, иногда даже совпадая с общепринятой истиной.

— Вот тебе и пример. — Гоша ткнул пальцем, как казалось, в первый попавшийся плакат, на котором размалеванный черным по белому седой старец с белой всклоченной бородой, обведенными краской глазами и прокрашенными черными прядями головы и бороды вещал с трибуны. Старик был очень похож на тех индусов, что обычно вещают о карме и пользе перерождения. — Вот Брахмапутра проводит семинар, и совсем не важна тема, — проследив за взглядом Олега, Гоша прикрыл ладонью текст на плакате, — он словно Ленин на броневике, только у этого тумба. И посмотри на его возраст, уважаемую седину, мудрость в глазах. — Довод Игоря про мудрость в глазах явно был притянут за уши — у кривляющегося за президиумом старца, выдающего себя за просветленного индуса, можно было прочитать что угодно, но мудрость в этом списке была на последнем месте. — Как ты думаешь, сколько ему лет? Я просто уверен, что ему есть что сказать. Возможно, многое из того, что он скажет, будет околонаучно, и вероятно, с некоторой его частью тебе сложно будет согласиться, но я все же допускаю: будет и то, что близко тебе. — Этой фразой Гоша специально акцентировал, что возможен любой исход посещения лекции старика-индуса.

— Ну и что? — недоуменно спросил его Олег. Он всегда считал, что все подначки Гоши возникают спонтанно и не имеют никакого отношения к его личному мнению. А потом, когда спор уже разгорался, тогда Гоше становилось важно доказать во чтобы то ни стало свою правоту. В большинстве своем ничего, кроме азарта, в таких спорах не было, но именно тогда это становилось особым мнением.

— Как что? А то, что факты, которые тебе придется принять, скорее всего, будут вразрез противоречить всему тому, что ты знал до этого. Ты понимаешь, что это вызов?

— А мне кажется, что это просто очередной прорицатель и шарлатан, возможно, бывший бомж, который лет сорок просветлялся водкой, а теперь на него снизошло.

— Так тем более надо идти, послушать человека! Если это так, то представь, что он может рассказать о своем пути, который привел его на это собрание. Ведь что-то заставило человека прийти к этой философии, чтобы привлечь людей, продать свои слова. — Игорь посмотрел на Олега и по краснеющим щекам и ушам понял, что тот готов взорваться опровержениями и доводами. — Я даже знаю, что ты хочешь мне сказать — что это потеря времени, чушь, дурь и белый шум.