Северный пламень - Михаил Голденков

— А что так?

— Накрыло наш Порт-Ройал. Средь бела дня, якорь мне в глотку! Этим летом. Погода была хорошей, ясной. И вдруг — бум! Гром среди ясного неба или еще что… А потом порыв ветра деревья согнул. Я в это время находился в самом порту, на борту английского судна «Свон» — «Лебедь», то бишь. Пришел к капитану, чтобы купить его судно со всеми потрохами и плыть в Гданьск, где собирался открыть свое дело. Но… Повезло мне, правда. Англичане не зря корабль «Лебедем» назвали. Спасся я только тем, что судно забросило волной на крыши домов. А так, две трети города под воду ушло.

И со всем моим богатством. И дом покойного Моргана тоже накрыло. Повезло, что старый черт не дожил до этого ужасного дня. Вот только то, что у меня в карманах для покупки судна было, то и схоронил. А могло ведь и еще хуже статься.

— А что вы от моего отца хотели? — несколько холодно спросил оршанский князь, глядя в дно своего уже пустого бокала.

— Он ведь человеком всегда был добрым. Ну, за память о нем! — Попович разом выпил вино, даже не поморщившись. — А у меня сейчас из всех знакомых и близких в Литве только он да капитан Александр Семенович. Вот теперь к нему, к Семеновичу, и поеду в Полоцк. Я бы сразу к нему напрямую поехал, но вспомнил, как он не одобрял мой выбор плавать с капитаном Генри Морганом, а ваш отец, — Попович быстро перекрестился, указав в конце пальцем вверх, — похоже, сам был готов со мной плыть, да вот турок хотел вначале разбить.

— Так, верно все, — кивнул длинными волосами Микола, а Попович вновь оскалился щербатым ртом:

— А вы на него не очень похожи! Глаза вроде такие же, серые, а вот волосы, лицо… Нет, вы уж извините, сэр, но не похожи.

Микола, третий ребенок в семье, свои серые глаза и впрямь унаследовал от отца, а у своей матери Алеси Биллевич — пышные темно-каштановые волосы и правильные черты самого лица, не такого мужественного, как у Самуэля Кмитича, с более утонченными чертами, как у матери Алеси.

— Значит, в Полоцк поедете, — задумчиво кивнул князь, — наверное, денег хотите попросить?

— Да что вы! Не в деньгах дело! Я просто думал о дальнейшей карьере, и ваш отец мог бы мне здесь что-то дельное посоветовать, дать, так сказать, рекомендацию. Все-таки боевые товарищи… — сокрушенно покивал головой Попович, но тут же встрепенулся:

— Но у вас я этого просить не буду. Вы, верно, меня не знаете, да и знать не должны. Денег… — скривил блестящую отполированную солнцем и соленым ветром физиономию Попович, но видя, как Микола выложил перед ним на стол стопку монет, добавил:

— Хотя, оно, правда, неплохо бы. Совсем немного, мистер Кмитич. Только лишь бы до Полоцка добраться. Нет! Деньги у меня есть, не нищие мы, но только лишь на всякий непредвиденный случай! Знаете, дорога с Ямайки до Литвы не дешево стоила, дороже, чем я думал! Уж поверьте на слово старому моряку, потерявшему все из-за чертового землетрясения. Но мир не без добрых людей! В Англии я очень хорошего человека встретил, он мне и дал денег, чтобы из Лондона в Голландию перебраться. Даниэль Дефо его зовут. Писатель! — поднял с важным видом палец Попович.

— И с чего это он вдруг вам денег дал? — недоверчиво усмехнулся оршанский князь.

— За мои рассказы. Он хотел роман написать про морские приключения. А я, сэр, целых полтора месяца провел на необитаемом острове, куда меня выбросило после того, как наш с Морганом корабль разнесло в щепки от взрыва пороха. Только он да я и спаслись. Моргана подобрала шлюпка, я же вместе с ящиком мушкетов и корабельным псом выбрался на берег какого-то чертового острова. Там людей вообще не было! Только звери дикие, якорь мне в глотку. Не поверите, сэр, я там целую ферму завел из диких коз, дичь стрелял из мушкета… Конечно, надолго пороха не хватило бы, но, слава Богу, забрали меня с острова. Так этот англичанин Дефо очень заинтересовался этой историей. Заодно все меня про Тартарию, то бишь Московию, расспрашивал. Но там я ему мало что смог поведать.

— Даниэль Дефо? — Микола вдруг подумал, что уже слышал это имя. В Лондоне… Кажется, если ему не изменяла память, когда он был в английской столице в последний раз, то весь Лондон возмущенно шумел, что этого талантливого эссеиста незаконно посадили в тюрьму за острый язык. Значит, не врет этот морской волк?

— И где же вы познакомились? Не в тюрьме ли? — усмехнулся Кмитич, уверенный в том, что этот джентльмен удачи все же привирает.

— Верно! — округлил свой единственный глаз Попович. — А откуда вы знаете? Я там за драку в таверне сидел, а он за стишки свои сатирические! А откуда вы знаете, сэр?! Да вы, похоже, знакомы с ним!

— Нет, не знаком, — несколько пристыженно промолвил Микола, думая, что все же ошибался насчет Поповича — не такой уж этот человек и прохиндей.

— Столько хватит? — оршанский князь кивнул на монеты, уже исчезнувшие в кармане гостя.

— Так, — кивнул Попович, уже успев осмотреть единственным глазом стопку серебряных талеров, — думаю, хватит. Это добрые деньги. Как говорят у вас тут — дзякуй вяликий! Вы такой же великодушный, сэр, как и ваш отец, царствие ему небесное. Эх, жаль…

Оршанский князь не горел желанием долго общаться с этим типом, пусть тот и знал когда-то его геройского отца. Но… мало ли таких, кто знал пана Кмитича! А этот, с рожей морского разбойника, вообще не вдохновлял Миколу на дальнейшие расспросы о его разбойничьих похождениях под «веселым Роджером» капитана Моргана. Тем не менее, его растроганное недавними похоронами отца сердце защемило. Жаль стало этого бродягу.

— Пан Попович! — окликнул гостя Микола, когда тот уже направлялся к двери.

— Да, сэр?

— Если вы не найдете своего капитана Семеновича в Полоцке, то обратитесь по поводу работы к архимандриту Якубу Кизиковскому, он в храме базилиан проживает. Сошлитесь на меня, и он вам обязательно поможет. Добрый старик.

— Вяликий дзякуй вам, сэр, — вновь поклонился, снимая треуголку, Попович. — Якуб Кизиковский, говорите?

— Так, Якуб Кизиковский. Не забудьте.

— У меня хорошая память, сэр! — усмехнулся Попович…

Глава 2

Череда смертей и скандалов

И тут, как только дверь за гостем захлопнулась и Миколай Кмитич остался один, он вспомнил Поповича, точнее, вспомнил один-единственный рассказ отца о побеге с галеры, и что именно некий Попович приносил тайком на галеру порох, чтобы взорвать его на палубе… Попович… Вот, значит, каким он стал! И верно ведь сказал — ужасный год. Почти одновременно со смертью отца, умер и Андрей Потоцкий, старый боевой товарищ еще по Каменцу и Хотину, с которым Самуэль Кмитич особенно сблизился за последние десять лет, с года кончины Михала Казимира Радзивилла, главного закадычного сябра оршанского полковника… Потоцкие несколько раз гостили в Орше и Менске в доме Кмитича, а Кмитичи не раз навещали Потоцких. Сын Андрея Потоцкого, Павел, несмотря на небольшую разницу в возрасте — Павел был младше на три года — понравился Миколе еще с детства, они часто играли, гоняли на конях, фехтовали вместе, учились трюкам в седле и очень хорошо ладили. Пан Кмитич любил и немножко баловал своего Миколу, которого назвал в честь своего старшего брата, знаменитого в свое время в Литве поэта и педагога, славе которого даже чуть-чуть завидовал.

— Вот чем должны прославляться люди, — говаривал не раз Самуэль Кмитич, — а не убийствами сотен людей на войне, как я…

Микола вернулся к опустевшему столу, сел, налил себе полный бокал вина и залпом выпил, взглянул на черное распятие на стене. Встреча с Поповичем растревожила оршанского князя.

«Не к добру этот полночный гость», — думал Микола, сам не зная, почему он так подумал… Скорее потому, что Попович оживил воспоминания об отце, с которым часто пытались сравнивать Миколу и на которого новый оршанский староста был едва ли похож, да и не стремился…

Его старший брат Януш выучился на доктора медицины в Праге, а затем и в Венеции, и сейчас с немецкой женой и двумя детьми жил где-то в северной Италии. Януш, впрочем, не забывал отчий дом, но приезжал в Оршу редко, все отцовское наследство — следить за состоянием дел в Орше, Менске, Гродно — перешло к Миколе. Миколе Кмитичу шел двадцать седьмой год, но в делах хозяйственных, торговых и экономики он преуспел так, как не всякий пожилой и опытный шляхтич, удивляя своей рассудительностью и пониманием наук уже с шестнадцати лет. Причиной тому были усердие во всем и любовь к книгам, коих всегда было много в отцовской библиотеке, а также путешествия в Англию, Швецию, Пруссию и Лифляндию, где младший Кмитич набирался опыта дипломатии… Невысокий, в отличие от отца, но стройный, ладно и пропорционально сложенный, Микола всегда пользовался успехом у женщин и постоянно выглядел несколько моложе своих и без того молодых лет, благодаря, возможно, несколько женственному бледному лицу с выразительными серо-голубыми глазами, длинными почти девичьими ресницами, черными бровями и кофейного цвета шевелюрой пышных волос… В отличие от отца он пока что ни разу не бился из-за женщин на дуэлях, а вот несчастная первая любовь его также не миновала. Тихий и не любящий громкости, блеска и всеобщего внимания (чем отличался и его отец), Микола, тем не менее, славился в Варшаве и Вильне как хороший дипломат и сенатор, прекрасно говорил по-польски, немецки и шведски. Его часто посылали за границу улаживать разного рода пикантные дела и недоразумения… В свои семнадцать лет, будучи в Пруссии, в Крулевце, Микола познакомился с очаровательной прусской шведкой Марией Авророй Кенигсмарк, дочерью графа Курта Кристофа Кенигсмарка,