Короткие истории - Леонид Хлямин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может ты и талантливый человек, но государство не знает, куда тебя деть, – сказал мне как-то отец.
Строили мы забор. Стали размечать рулеткой расстояние. Взял на себя эту функцию в какой-то раз Валентиныч. Присел на корточки, примерился, и выдает: «Держите там! У вас сколько? У меня ноль!», – сидит и держит за основание ручки рулетки.
Виталий читал националистическую газетенку. Его лицо морщилось, он переживал видно, какие-то эмоции и не замечал того что мы за ним наблюдаем. Наконец он дочитал, закрыл рывком газету – и, ударив кулаком по столу, договорил, очевидно, конец какой-то фразы, которая патриархом вилась в его мозгу: «…ЧТОБЫ ЩИ ХЛЕБАЛ! ХЛЕБАЛОМ!»
…И безвольная сутулая фигура черной тучей повисла над картой боевых действий…
А как вы хотели?..
Я сказал Лехе Кострову:
– Будем у тебя устраивать оргии?
– Да, – ответил Леха. – Только аккуратнее. А то у меня сервант…
Если завтра война, то меня не возьмут, потому что я буду задействован на детских утренниках в роли черепахи, – сказал про меня Антоха.
На стройке. Старый строитель и начальник участка разговаривают:
– Зарплату дашь?
– Не дам!
– Кирпичи, пошли со мной!
– У тебя как мама записана в телефоне?
– Ну, так и записана – мама.
– А у меня записана – Слава Гордей.
Были летом на даче у Толика.
Вторая половина июля. Пошли на Волгу.
Приходим, – вода уже вся зацвела, как в болоте.
– Ну вот, – говорю, – на той неделе приходили, еще чисто все было, а теперь – вот…
Толик стоит рядом, прикуривает.
Молчим. Думаем.
– Да, ладно, пошли, – говорит Толик.
– Куда?
– Назад, на дачу.
– А купаться? Вон сколько же шли сюда!
– Да ладно, в следующем году искупаешься, – невозмутимо говорит Анатоль, затягиваясь дымом.
– Ты один, но тебя сразу много. Ты – это как десять человек одновременно, Леньк, – говорил мне кто-то.
Дедушка с отцом как-то пошли пить пиво. На дворе – начало восьмидесятых. Пиво тогда продавалось в зеленых крашеных железных будках на улицах. Будки эти – отдаленное подобие нынешних ларьков. Они подошли, спросили, – но оттуда, из будки, не ответили. Дедушка спросил еще раз. То же самое. Опять. Ноль ответа. Тогда он взял, ухватился снизу за железку, и перевернул ее вместе с торгашами внутри. И ничего ему за это не было. Он ветеран. Раньше ветеранов уважали…
– «Доблестные кретины и легендарные негодяи» – называл курсантов мой друг Анатолич.
Николай Николаевич был похож на братка из 90-х с растопыренной козой: небольшого роста, круглый весь, лицо реально бандитское, преподает физкультуру.
– Ничего, и не такие вещи в органические удобрения превращали! – говорил он часто.
Зашел у нас разговор про педофилию. Ну, на тему того, что сейчас раздули эту кампанию, которая стала похожа на поимку ведьм в средние века. Всех обвиняют и всех записывают в педофилы, особенно нас, преподавателей.
Черняев: И как узнать педофил человек или нет?
Файзуллин: Смотря, что он делает.
Черняев: А если он ничего не делает?
Файзуллин: Все равно педофилом объявят и исключат из учебного заведения. Вот ты, – может педофил!
Далис Валерий Сергеевич вступает в разговор: А с чего ты взял-то?
Файзуллин: А лицо у тебя какое-то такое… педофильское…
«Офицерская честь» – павший афоризм, а фраза – «человеческое достоинство» – вызывает дикий хохот, так смеются пьяные проститутки, когда с ними вдруг говорят о любви, – писал А. Покровский.
Усатов очень увлеченно по нескольку раз рассказывал о том, как у них обстояли дела на Украине. В детско-юношеский лагерь приглашали периодически милиционера-участкового, который курировал их территорию. Он приходил, осматривал, давал добро на дальнейшую деятельность и уходил. Но просто так он этими делами не занимался, – отказывался, и не всегда был в духе. Поэтому зампредседателя предложил председателю лагеря пригласить участкового и попросту напоить его. Зам разузнал где-то, что если милиционера напоить, то он «даст добро» и все подпишет. Эта процедура повторялась дважды в год или в полгода.
– И вот они сидят за столиками пьют. Председатель, зам и милиционер. На первый раз все прокатило, милиционер прилично выпил и отчалил восвояси.
На другой раз все вышло иначе. Милиционер сидел за теми же знакомыми столиками вместе с председателем, замом и пил. Его угощали. Потом его угостили еще. Потом переместились в детскую беседку, затем в летний домик. В конце вечера, – рассказывает Усатов, – иду, – смотрю, возле пивного ларька в пыли лежит фуражка милицейская, и неподалеку от ларька, возле забора лежит тот самый милиционер. Зам и председатель его так напоили, что после этого случая милиционер больше не приезжал с проверками. Говорят, – на время забыли о проверках, а после – уже присылали другого проверяющего. Тот, вроде не пил.
Усатов с гордостью рассказывал про одного товарища: «Он был чемпионом СССР по боксу армии среди стран Варшавского Договора»
Ходят выпить только мерзкие мужички, которые боятся своих жен, я же, если пью, то предпочитаю, как правило, нахуяриваться.
Да у меня и жены нет…
– Как Костику выдали права на машину? Он же больной совершенно!
– Ну тебе же диплом о присуждении степени как-то выдали!
Одной немке я сказал:
– На девятое мая мы разорим сорок немецких могил.
Почти начало стихотворения какого-нибудь…
Да и вообще, – пусть пиздуют к себе, обратно в Немецию.
Андрей про меня сказал кому-то, естественно чтобы приколоться:
– Вон, Леня диссертацию защитил! Но, тем не менее, ему это не мешает в лифте кнопки говном мазать!
К одной моей фотографии знакомая оставила комментарий:
– Но! Но! Но! Не забывайтесь, конгломерат маргиналов! Вас засудят за ваши сходки!
На этом фото мы проводим какой-то квартирник…
Разговор с одной американкой.
Она – в прилично подпитом состоянии.
Спрашиваю:
– Do you have a boyfriend?
Отвечает:
– Oh, no! usually he has me.
Потом мне сказали, что у них это такой прикол повсеместный.
Ваня Безрук написал для меня, и про меня два коротких стихотворения. Вот они:
Среди потоков черной
грязи
Выронил поэт свое
сердце –
Не донес его до народа.
Отличное стихо, на мой взгляд!
И еще одно. Тоже про меня:
Среди постельных сцен
И наготы столичного прилавка
Он на поруках бедноты
Вел диалоги с бесноватым рабством
В моменты острой социальной тошноты
Он выбегал нагой, и танцевал в парадной.
– Лежите тихо, – говорит Виталик двум чувакам, – смотрите в небо.
А потом они скажут своим бабам, что бились за правое дело. Не верьте им.
