Белое и черное Рождество - Кира Буренина

И тогда заговорила я: у нас до сих пор хранятся письма дедушки с фронта — хрупкие листочки бумаги, строчки, написанные то простым карандашом, то чернилами. И я ей рассказала о них, об открытке с бравым танкистом и алой надписью: «С Новым, 1943 годом!» Это писал мой дедушка бабушке и своему сыну, моему отцу. В отличие от отца фрау Шварц дедушка вернулся с фронта живым и прожил с бабушкой долгую жизнь.

И вот мы сидели, молчали, смотрели друг на друга, а потом заревели как коровы. И после этих слез нам стало так легко, мы почувствовали себя такими родными, как сестры.

С этого момента все изменилось: фрау Шварц еще раз осмотрела модели, дала дельные советы, помогла составить концепцию на немецком языке, пообещала сделать все, чтобы русский модельер получил спонсорство. Оставив обалдевшего Игоря переживать свой неожиданный триумф, мы отправились в аэропорт.

— В этом году у нас будет белое Рождество, — поделилась немецкая дама, — хотя я не терплю снега. Ко мне приедут дети и двоюродная сестра. А вы где будете встречать Рождество?

— У добрых старых друзей, самых надежных и лучших, — объявила я. — Если бы их не было на свете, мир был бы другим.

— Понимаю, — фрау Шварц кивнула, — передавайте им мой привет. И... спасибо за все. У меня так легко на сердце!

Проводив немецкую даму, я отправилась в компании с Сашей покупать подарки для Левы — гонорар госпожи Шварц был весьма щедрым.

31 декабря, когда мы придирчиво осматривали подготовленные подарки, соображая, не добавить ли чего-нибудь еще; когда на спинке стула уже висели отглаженные вечерний костюм и новое нарядное платье, а мы весело обменивались предположениями, будет ли в этот раз Лева в белой манишке и галстуке-бабочке, раздался телефонный звонок. Это был Лева. Запинаясь на каждом слове, провисая длинными паузами, Лева сообщил, что Новый год отменяется. Оказалось, что ему стратегически важно было принять у себя других гостей. Еще он сказал, что не хочет портить нам праздник мы ведь не любим разгульного веселья, и нам будет неуютно. Он помолчал немного и, не дожидаясь ответа, мягко опустил трубку.

Ночь была морозной и звездной. Несмотря на обилие белого пушистого снега, на душе было черным-черно. Мы вышли из дома и пошли вперед по пустынной улице. Время от времени в небе вспыхивали огни петард и раздавался оглушительный треск. О том, что наступил Новый год, мы узнали от дядечки, низко свесившегося с балкона какого-то дома, громко пожелавшего нам нового счастья. Раньше мы недоумевали — как это люди желают друг другу нового счастья, разве есть старое? И даже если оно есть, куда оно девается, когда приходит новое? В ту новогоднюю ночь мы оценили в полной мере силу этого пожелания.

Когда мы пришли домой, оказалось, что наши часы остановились. Они показывали время старого года, когда еще был Лева, и наши надежды, и наши воспоминания.

Мы выбросили, вытеснили из памяти этот эпизод. И в Новый год нас теперь нет дома — мы в Ярославле, Париже, доме отдыха на Оке, все равно где. Я часто вспоминаю фрау Шварц — она все-таки смогла оставить свой черный комок печали, освободилась от того, что мучило ее память практически всю жизнь. Труднее всего было изъять из памяти Леву — но потом мы перестали запинаться и проглатывать фразы, говоря о юности и НАШЕМ дворе, и уже могли спокойно перелистывать старый семейный альбом сначала. Мы никогда больше не услышим историю о том, как маленький Лева потерялся на елке в Кремле, и романс об отцветших хризантемах уже никто никогда не споет так, как Лева.

Лева нам так и не позвонил. Мы ждали звонка именно от него, недоумевая, обижаясь, обвиняя себя в несуществующих прегрешениях. Мягкий, милый Лева с кротким взглядом светлых глаз вдруг оказался жестоким. А может, мы просто его не знали и он всегда был таким? Или он попал под влияние новых друзей, вычеркнул из памяти НАШ двор, потому что эти воспоминания делали его беззащитным и человечным?

В этом году мы решили встречать Новый год дома. Пусть пахнет из соседских дверей салатом «оливье», а по телевизору в который раз будут крутить «Иронию судьбы». Мы всех поздравим по телефону и сами будем отвечать на телефонные звонки, любуясь нашей елкой и старыми игрушками на ней. Поднимая в полночь бокалы с шампанским, вспомним, что точно такие же бокалы сейчас стоят на Левином столе. И на минуту станет грустно.

Notes