Громовая жемчужина - Анна Гурова

— Помнится, там был еще второй… Которого выловили из ручья. Доходяга Сахемоти. Что с ним?

— Понятия не имею. Освободился и ушел.

На самом деле все было далеко не так просто. Кагеру не забыл, что именно второму богу — или демону? — пошла в жертву — или в пищу? — его жизнь. Но говорить об этом Мисук он не собирался.

Мисук покосилась на свитки и футляры с книгами.

— Интересуешься, чем я тут занят?

Кагеру протянул ей первую попавшуюся рукопись. Мисук прочитала начало — и захихикала.

— «Повесть о двух влюбленных соснах»! Развлекаешься сказками?

— Это театральные пьесы, — серьезно ответил мокквисин. — Ты, наверно, и не знаешь, что в старину на островах Кирим существовал древнейший ритуальный театр?

Мисук небрежно бросила рукопись на кучу свитков.

— Мне до театра дела нет. Хватит пустой болтовни, колдун. У меня к тебе пара вопросов.

— Я давно жду, когда ты наконец перейдешь к делу.

Девушка обняла руками колени.

— Скажи, не знаком ли ты с неким… даже и не скажу наверняка, человеком, демоном или призраком… Выглядит он как уроженец Кирима, на вид лет тридцати, синеглазый, одевается в черное, на лбу клеймо императорской тюрьмы…

— Нет, не знаком, — после долгой паузы ответил Кагеру. — Вот удивительный вопрос, не ожидал. Клейменый призрак, надо же… А что он натворил, этот «демон или человек»?

— Он преследует Мотылька, — взглянув ему в глаза, сказала Мисук.

Как ни владел собой Кагеру, а все же при звуке имени Мотылька его перекосило от ненависти.

— Преследует? С какой целью?

— Я еще сама не поняла. То ли он пытается втравить его в неприятности, то ли наоборот, защитить. А может, у него свои цели, с благом или горем Кима никак не связанные. Я, по правде сказать, собиралась спросить тебя. Я сильно подозревала, что этот призрак — один из твоих слуг. Но теперь что-то засомневалась.

— Нет, это не мой слуга. И я не посылал его убить Мотылька по одной простой причине — я собираюсь прикончить его собственноручно.

— Речь вовсе не идет об убийстве, — сказала Мисук, внимательно наблюдая за своим бывшим учителем. — Этот клейменый тип… ты не поверишь, о чем он просил нашего малыша Мотылька. Он допекает его просьбами убить некоего Рея Люпина. Рей — приятель Кима, говорят, весьма одаренный юноша, но решительно ничем не примечательный…

— Рей Люпин? — повторил Кагеру. — Смутно припоминаю. Какой-то купеческий сынок, который решил стать монахом. О нем упоминал тот бедняга-гадальщик, как там его звали…

— Кушиура, которого ты убил, — насмешливо подсказала Мисук. — Сначала, само собой, выведав последние вести о Киме — с какой целью, очевидно. Да, я многое о тебе знаю. Не так уж ты слаб, как прикидываешься. Даже твой волчий демон по-прежнему тебе служит. Предупреждаю, — глаза девушки сузились, — даже не старайся навредить Мотыльку! Я этого не оставлю!

— Конечно, с таким защитником, как ты, не сравнятся все монахи Каменной Иголки. Парню будет за чьей спиной укрыться, когда у монахов лопнет терпение и они выставят его за ворота, — презрительно ответил Кагеру. — Не пойму, зачем ты возишься с этим несчастным Мотыльком?

Мисук торжествующе улыбнулась и нанесла последний удар:

— Я намереваюсь выйти за него замуж.

Кагеру треснул ладонью по низкому столику. Глиняный светильник подпрыгнул, едва не опрокинувшись, свитки и разрезные книги посыпались во все стороны.

— Зачем тебе Мотылек?! — рявкнул он. — Он просто мальчишка и ничего больше! Если бы я воспитал его, из него, возможно, могло бы получиться что-то путное. А Вольгван Енгон вырастил из него заурядного светского бездельника. Клянусь, такому ничтожеству даже мстить — себя не уважать…

— Да, ты бы мог его выучить, — перебила его Мисук, — только ведь ты предпочел принести его в жертву! Ты бы и меня мог выучить, если бы преодолел свою гнусную натуру. Для тебя любить — значит подчинить, сломить волю, превратить в послушную куклу и никак иначе. А у Мотылька есть то, чего у тебя со всеми твоими умениями отродясь не бывало — простая человеческая жалость!

Голос Мисук оборвался. Довольно долго колдун и его бывшая ученица сидели молча. Наконец Кагеру сказал мрачно:

— Хорошо. Теперь у меня появилась еще одна причина его убить.

— Ха! Опоздал. Кима тебе не найти, он спрятан так, что его не найдут даже боги, и вовсе даже не в монастыре, а совсем в другом месте. К счастью, у него хватает сильных заступников.

— Если все они подобны тебе, — насмешливо сказал мокквисин, — то Мотылек расстанется со своей мотылиной жизнью еще до конца этого года. И я позабочусь, чтобы это расставание было нелегким.

Мисук вдруг придвинулась так близко к Кагеру, что он ощутил ее дыхание на своем лице.

— Как же! Ты превратился в ничто, сихан, — промурлыкала она, заглядывая ему прямо в глаза. — Вся твоя власть, вот она — пепел и сажа! Сидишь тут как паук и строишь козни, а сам не можешь повелевать даже собственным телом. Ты уже не тот учитель, что раньше, ты превратился в старую сморщенную ящерицу. Куда тебе до Кима! Знаю, ты желал бы задержать меня тут — так попробуй! Смотри, я совсем рядом!

В тот самый миг, когда руки колдуна были готовы схватить ее, она исчезла. И снова появилась из пустоты — на этот раз у дверей.

— Кстати, — словно бы вспомнила Мисук, натягивая поношенный ватник. — Тот синеглазый… который то ли демон, то ли призрак… он тоже сказал, что любит меня. Правда, забавно? И что даже смерть его не остановит. Но чья смерть, не уточнил. Вот тебе загадка — подумай над ней на досуге…

Мисук музыкально засмеялась, шагнула за порог — и пропала во тьме зимней ночи. Кагеру остался сидеть у столика, посреди вороха свитков. Голова у него шла кругом.

В тени возле двери, словно отсвет жаровни, блеснули две красные точки, затем из темноты появилась морда черного волка. Демон посмотрел вслед девушке и издал негромкий рык.

— Нет, Тошнотник, сегодня нам ее не догнать, — тихо сказал Кагеру. — Но ты не беспокойся. Она от нас не уйдет…

Он провел рукой по лицу, словно прогоняя сон, и принялся собирать рассыпанные свитки.

Мисук не обратила на них внимания, и зря. Сказки, легенды, пьесы… Никто не воспринимает их всерьез. А между тем именно они — самое надежное хранилище запретной памяти.

По крупицам Кагеру восстановил почти весь пантеон древнекиримских богов. Боги грома, огня, моря и луны, солнца и сева… Конечно, никаких имен — память о них была стерта имперскими чарами. Но нигде не было упоминания о том единственном боге, имя которого Кагеру знал.

Сахемоти.