Жизнь замечательных людей - Олег Дивов

«Все, Андрюха, мы проиграли, — сказал Бергман, утирая кровавые сопли: прикладом ему прилетело. — Эти твари страшнее Геббельса. Потому что не врут. Они не врут ни словом, это видно. Я одного не понимаю: мы-то им на хрена нужны?..»

«Потому что вы, Геннадий Иосифович, интеллектуальная элита! — бросил ему комендант лагеря, проходя вдоль строя. — Ступайте-ка в санчасть, пускай вам нос починят…»

Санчасть была там же, где комендатура, — в зоне А. Даже глядеть в ту сторону считалось западло. Бергман поупирался для приличия и пошел: интересно же. Вернулся задумчивый. Сказал, там действительно санаторий, и ничего больше. Персонал внимательный, есть девчонки симпатичные. Все уже «новые», конечно. Довольные, прямо светятся. Говорят, вот приняли бы вы друга, господин Бергман, могли бы хоть каждый день нос себе ломать.

Видел бы ты того друга, сказал Гуляев.

Видел, кивнул Бергман. На твоем же рисунке.

Гуляев только хмыкнул. Рисунок был недурен, но не передавал той мерзотности, с которой друг шевелил длинными вялыми лапами, тряс жирным морщинистым брюхом… Когда мимо шел комендант, Гуляев во всех подробностях разглядел паразита, устроившегося у того в груди, прямо на сердце. Полупрозрачный паук. Только наши пауки, земные, бывают и симпатичные. А этот… Чужероден до предела, до тошноты.

И паук коменданта потихоньку жрал.

Выедал изнутри.

…Двести шагов вдоль забора — и обратно. Бродить, просто бродить, ни о чем не думая. Левый ботинок совсем ни к черту, скоро развалится. А это важно? Хорош он сейчас небось со стороны: бородища, стоптанные башмаки, драные джинсы, футболка неопределенного цвета и поверх нее твидовый пиджак, настоящий профессорский, подарок Леонова. Старик отдал его Гуляеву, уходя в зону А. У Леонова и так были нелады с сердцем, а тут он просто загибаться начал, и шанс был единственный: сдаваться другу. Гуляев помнил, как переменился этот суровый дед, осознав, что жить осталось всего ничего, а медицинской помощи ему не окажут. Вопрос ведь стоял не «умри или продай своих», а «умри — или продай своих и стань здоровым, моложавым, довольным». Да и кого продавать-то? Народ, который никогда тебя не понимал и всегда плевать на тебя хотел? Или тысячу, жалкую тысячу идиотов, непонятно чего ради кочующих из зоны Ц в зону Б и обратно?

Леонов, наверное, давно об этом размышлял, а тут у него появился честный повод сдаться. Никто не осудит. Ну, плечами пожмут самые упертые, и только. Вот как он справится со своей брезгливостью… Ведь от «новых» воняет. Это не их собственный запах, это заметный одному Леонову запах паразита-невидимки. А принимать друга можно только по доброй воле.

В этом вся загвоздка: друг способен подселиться в человека, только если тот сам впустит его. Друг — это энергетический сгусток, он не может наброситься на тебя, заломать руки и завладеть твоим телом без спросу. В его силах только нащупать контакт с нервной системой и через нее обратиться к человеку с просьбой: впусти меня, пожалуйста, не пожалеешь. Еще он может убить, опять-таки через нервную систему: заблокировать ее, и бантики. Но если человек, почувствовав вторжение друга… Проклятье, какого друга?! Оккупанта, паразита! Так вот, если человек, почуяв, что в его ментальное пространство кто-то лезет, немедленно в ответ упрется, выстроит воображаемую стенку, да просто разозлится — друг вообще ничего не сумеет с ним сделать. Разве что попросит своего предыдущего носителя дать человеку в морду. Но человек и ответить может.

Интересно, на чьих плечах — буквально — въехали друзья в Кремль. Интересно, не с пресловутых ли «зеленых человечков» они перескочили на американскую администрацию. Есть, кстати, версия, что зеленых друзья сами вырастили в качестве промежуточных носителей, уж больно те странные.

Все байки-страшилки оказались правдой. Неведомая треугольная фигня, висевшая в небе над Кремлем, была не шуточкой видеолюбителей, не приколом из интернетов, а челноком, доставившим с орбиты новую партию оккупантов.

Друзья орудовали тут давно, верных полвека — так говорил Леонов. До него, крупнейшего русского социолога, оккупанты снизошли, удостоив доверительной беседы, и кое-какие выводы он сделал. «У них есть наука вроде психоистории, которую выдумал Азимов… Не читали? Если коротко, они могут довольно точно рассчитывать последствия любых политических решений на много лет вперед. Для каждого влиятельного земного государства у них был отдельный сценарий — как загнать нацию в такое положение, чтобы люди сами с радостью приняли оккупантов. Никаких глобальных войн, естественно, мы ведь им нужны живые, только постепенная дестабилизация. Но, как мне показалось, что-то у них не срослось, и им пришлось начать вторжение раньше срока. Может, их прежние носители вымирать начали… Не знаю. А мы для них, как бы сказать поточнее… батарейки. Здоровье, устойчивость к повреждениям, удивительная способность к регенерации, которую дает человеку паразит, — это все, я думаю, ненадолго. Это просто чтобы данная особь хомо сапиенс успела оставить и вырастить потомство. А на самом деле молодого человека паразит сожрет лет за тридцать. А старого… Стариков они пока что используют, чтобы убеждать молодых. Им прекрасно известно, какая у нас тут иерархия. Когда старики выполнят свою задачу, их либо быстро выпьют до дна и выкинут, либо выкинут сразу…»

Леонов был ценным стариком и понимал это.

Вдобавок, ему с чисто профессиональной точки зрения интересно было посмотреть, «чем все это кончится». Человеческую личность друг не стирал, не подминал под себя, он контролировал ее строго косвенно и без кнута, одним пряником. Можно было принять друга и остаться собой. Ну, почти собой. Критически оценивать реальность ты уже не смог бы. Она бы тебе для этого слишком нравилась.

Человеческую массу друзья контролировали тоже пряниками — до поры до времени. Когда власти обратились к «дорогим россиянам» и представили им друзей, да не просто как друзей, а как спасителей России, страна натурально впала в ступор. Сбылась вековая мечта человечества, мы встретили братьев по разуму, бла-бла-бла…

Но когда минутой позже объявили: землю — крестьянам, фабрики — рабочим, малому бизнесу зеленая улица, и каждому гражданину — пожизненная нефтяная рента… Настоящий социализм, только без большевиков… И тебе, вот тебе лично — здоровье, долголетие, сила… И никакой больше коррупции: ведь каждый «новый человек» видит своего собрата насквозь и чуть ли не мыслями с ним обменивается. И никакой преступности, ведь все «новые» — братья и сестры. И никаких больше войн. А еще мы научим вас летать в космос. Если захотите, конечно…

Страна раскололась буквально за день. Половина россиян была готова принять такие блага хоть от черта лысого. Половина, напротив, хоть от черта лысого, только не от подозрительно добреньких инопланетян.

Никто в лагере не знал, как далеко и глубоко зашел раскол: контингент успел увидеть только начало процесса и стал «контингентом». Гуляев то ли ждал, то ли подсознательно хотел гражданской войны. Леонов считал такую возможность маловероятной. Бергман, специалист по рекламе, сказал, что «у нас дураков под девяносто процентов, но было бы ошибкой путать дураков с идиотами», и этой туманной фразой ограничился. В качестве поощрения лагерникам давали раз в неделю полчаса посмотреть телевизор, но с экрана лилась такая сладкая патока, что тошнило даже самых измученных и готовых вот-вот сдаться.

Понятно было, что идет интенсивная промывка мозгов. Значит, осталось еще кого соблазнять и уговаривать.

И никто не мог даже предположить, что творится в остальном мире. Репортаж о трогательной, чуть ли не с братскими лобзаньями, встрече лидеров «большой восьмерки» никого ни в чем не убедил: ежику понятно, кто это на самом деле встречается и договаривается.

Даже не предатели. Безвольные марионетки.

И вот такой марионеткой стал теперь умница Леонов. А Гуляев носил его пиджак, стараясь не думать, что скоро осень, и кто знает, дадут ли на зиму телогрейки. Кто знает, доживешь ли тут вообще до зимы. Правда, вся зона Б вкалывала на заготовке дров, но это могло быть блефом, просто чтобы контингент затрахался…

Чем однозначно хорош профессорский подарок: можно заложить за борт пиджака изувеченную правую руку, чтобы не болталась.

Прими друга, и рука выздоровеет сама собой.

Прими друга, и перестанут беспокоить отбитые почки.

Прими друга.

С плаката, наклеенного на забор, Гуляеву подмигивал известный кинорежиссер. «Я умирал от рака. Теперь мы с другом снимаем великий фильм!» Убедительно, ничего не скажешь. За ним модный писатель-сатирик, улыбка до ушей: «Если друг оказался… Вдруг!» Смысл этого слогана от Гуляева ускользал, но Бергман говорил, что чем глупее, тем смешнее. Чуть дальше смазливый парень, актер наверное, уверял, мол, «от них с другом можно ждать чего угодно». Ну-ну… И попсовая певичка, загадочно улыбаясь, сообщала: «Только с другом я узнала, что такое настоящий секс».