Нить Ариадны - Наталья Андреева

– А могло быть по-другому?

Оказывается, он не так безнадежен. И не совсем мент. У него есть чувство юмора.

– Могло! На этом настаивала мама. На том, чтобы у меня в паспорте было записано «Ариадна Минина».

– А ведь красиво!

– Я собираюсь поменять паспорт с тех самых пор, как мне его впервые вручили. Чтобы там написали «Арина», не «Ариадна». И теперь, когда мамы нет, я обязательно это сделаю!

– Вы что, не ладили со своей матерью?

– Да, мы не ладили.

По его взгляду я поняла, что лезу в петлю. Мои босые ноги скоро повиснут на высоте второго этажа. В отличие от мамы, на мне нет носков. А в носках, следовательно, нет дырок. И я не крашу ногти бордовым лаком, когда делаю педикюр. Мне точно конец.

– Давайте попробуем еще раз, – вздохнул он. – У вашей матери было полно денег и любовников, с которыми она, по вашим же словам, не испытывала никаких проблем… А со здоровьем? – ухватился мент за соломинку. Вот так всегда: стоит мужчине узнать меня поближе, как он тут же кидается мне помогать! – Со здоровьем имелись проблемы?

– Вы же видели, что она перелезла через перила на высоте второго этажа. Моей матери было пятьдесят пять, но ее гибкости позавидовала бы двадцатилетняя девушка. Она садилась на шпагат, – с гордостью сказала я.

– Быть может, тайная болезнь? Неизлечимая, а? К примеру, рак.

– Рак что, неизлечим? – в который уже раз удивилась я.

– Если на четвертой стадии…

– У нее не было даже первой. Повторяю: моя мать ничем не болела.

– Почему же она двадцать лет хотела покончить с собой? В чем причина?

– Вы бы прожили с ней эти двадцать лет! – сказала я со злостью. – Утром еще терпимо, но как только солнце клонилось к закату, наш дом превращался в ад. В один из его филиалов. Она так и назвала свой лучший роман: «Филиал ада № 5».

– Почему пять?

– Потому что до этого вышли четыре книги. Таких же ужасных.

– Постойте… – он наморщил лоб. – Я что-то слышал.

– Кино смотрели, – вздохнула я. – И не спрашивайте меня, как мне этот фильм. Я его ненавижу!

– Вас трудно допрашивать, – вздохнул он. – Вы сами задаете вопросы и сами же на них отвечаете. Значит, ваша мать двадцать лет хотела повеситься, но сделала это только сейчас…

– О, нет! Она хотела отравиться! Ящик ее письменного стола забит сильнейшими транквилизаторами и антидепрессантами! Этого хватило бы, чтобы убить слона!

– Стоп! Она лечилась от депрессии?! Так бы сразу и сказали, что у нее депрессия!

– У нее не было депрессии, но она всячески уверяла в этом психиатров. Ей хватало пяти минут, чтобы получить у любого из них, даже у того, кто видел ее впервые в жизни, рецепт на сильнейшее успокоительное. Это была такая игра.

– Игра?

– Ну да. Она получала рецепт, тут же шла с ним в аптеку, покупала лекарство и клала его в ящик своего письменного стола. Каждый вечер она выдвигала этот ящик со словами: «Вот видите? Я готовлюсь!» Она обращалась к нам с папой.

– А вы что?

– Сначала выбрасывали эту дрянь. Но она тут же доставала новую. В конце концов мы с папой поняли, что это бесполезно. Я вышла замуж, он значительно позже удрал на съемную квартиру, а мама продолжала покупать наркотики. Не знаю, кому она их потом показывала со словами: «Я готовлюсь». Вряд ли своим любовникам.

– Она прочно сидела на антидепрессантах?

– Она их вообще не пила.

– Я уже ничего не понимаю! – взмолился мент.

– Вот. А мы в этом дурдоме жили!

– Послушайте, – сказал он, глянув на часы. – Расскажите-ка мне все с самого начала. У меня еще есть полчаса, пока здесь работает опергруппа.

– Полчаса?! – я расхохоталась.

– Что, мало?

– И мало, и… много. В принципе, все укладывается в одну только сказку, не очень уж длинную. Ее рассказывал своим детям Карл Маркс…

– Кто?!

Он пришел в ужасе, я поняла это по его глазам. Все-таки надо иногда читать книги.

– Карл Маркс. Вас удивляет, что он писал сказки? Правильно, он их и не писал, но любил рассказывать детям одну придуманную им самим. И сказка эта была страшной. Но моя мама его переплюнула. Ее версия оказалась еще страшнее.

Жил-был кукольных дел мастер, он держал магазин игрушек, которые никто не покупал. Кукольник все никак не мог расплатиться с долгами. Он стал подолгу болеть, чахнуть от тоски и от зависти к другим, более удачливым кукольникам, просто-таки купавшимся в золоте, его семья голодала, дети не хотели ходить в школу, потому что ровесники над ними смеялись… И тогда отчаявшийся мастер стал продавать своих кукол дьяволу…

Да, пару слов обо мне, прежде чем мы приступим к делу. К делу о смерти Марины Мининой. Всего пару слов.

Ариадна Витальевна Петухова

Краткая автобиография

Моя мать хотела, чтобы я пошла по ее стопам: стала писательницей. Это заветное, почти все родители хотят, чтобы дети пошли по их стопам. Люди, которые неплохо устроились в жизни, уж точно, а моя мать устроилась очень даже хорошо.

Что касается меня, я меньше всего на свете хотела стать писательницей, и это одна из причин нашего постоянного конфликта. Мама любила повторять, что автобиография – последняя книга в жизни автора. Это означает: у него нет фантазии, и больше он вряд ли что напишет. Поэтому, когда она велела мне написать книгу, я написала автобиографию. Мама разоралась, но зато отстала. Сейчас мне это пригодилось. От меня потребовали объяснительную записку, и я полезла в компьютер, чтобы распечатать свои дневниковые заметки. Я никогда не повторяюсь. Второй раз мне правду не написать. То есть я не смогу выдать ни строчки и наверняка сяду в тюрьму. Хорошо, что мама меня к этому подготовила! Не к тюрьме, конечно, а к тому, что мне придется объяснять, почему Марина Минина покончила с собой. Как это мудро с ее стороны, всю жизнь готовить меня к худшему!

Итак, по паспорту я Ариадна Витальевна Петухова, хотя надеюсь вскоре стать Ариной.

Сейчас мне тридцать четыре, я замужем, детей нет. Я не работаю. Чем же я тогда занимаюсь? Да ничем! Спасаю от себя человечество. Благородная миссия, между прочим. Представьте себе на минуту, что рядом с вами работает этакое чудо: Ариадна Петухова. Те десять-пятнадцать человек, что вынуждены ежедневно общаться со мной по работе, будут приходить вечерами домой в состоянии стресса. Угадайте, сколько они протянут? Думаю, я развалю любую фирму месяца за два, максимум за три. Превращу цветущий офисный оазис в безлюдную пустыню. Я ведь не делаю паузы перед тем, как что-нибудь ляпнуть. Говорю первое, что придет в голову. А кому нужна правда? Да никому, поэтому стремление всегда говорить правду и только правду еще называют цинизмом. Бесцеремонностью. Бестактностью. Гордыней. О! Там много чего! Масса нелицеприятных эпитетов, и все они очень точно характеризуют мое поведение в обществе. Я прекрасно это понимаю, потому и не работаю. Спасаю от себя человечество.

Мужчины. Скажу коротко: я их боюсь. Как только со мной заговаривает мужчина, я холодею, цепенею и начинаю мучительно соображать: что ему от меня надо? Поскольку я была дочкой богатой писательницы, каждый мужчина мною воспринимался как грабитель. И я вела себя как потенциальная жертва, то есть спасалась бегством. Как же я вышла замуж? А он не мужчина. Он мое ВСЕ. Разве у ВСЕГО есть пол? Какой это род, мужской или женский? Это ВСЕ, и точка. Его зовут Заяц Петь. Что тут странного? Я Ариадна Петухова, а он Заяц Петь. Имя Заяц, фамилия Петь. От «Петухов» по паспорту. Какие у нас отношения? Они выражаются одной фразой: он меня не любит. Я не верю в то, что меня можно любить, и точка.

Дети. У нас их нет. Вы спросите: почему? Но мы же не спрашиваем людей, почему у них есть дети? Есть, и все. Зачем же спрашиваем, когда их нет? Если не интересуемся вслух, то первое, что приходит в голову при знакомстве с давно замужней женщиной тридцати четырех лет: почему у нее нет детей? Это болезнь или?.. В общем, «какая жалость» или «ну и дура же ты, милая». Я это предвижу, потому всегда отвечаю, не дожидаясь вопроса или злосчастной паузы, которая иногда сильно затягивается:

– У меня нет детей. Мы с мужем решили не торопиться и пожить немного для себя.

Эта фраза абсолютно всех устраивает. Чего мне стоило научиться произносить ее без запинки и без пауз! Сейчас такое время, что женщины не торопятся рожать, мы всё больше приближаемся к европейским стандартам. Одна моя знакомая, которая часто бывает в Германии и просто ее боготворит, утверждает, что самый нормальный возраст для рождения детей – ближе к сорока. Так что я абсолютно нормальна. Более того, я – европейский стандарт! Есть чем гордиться!

Меня назвали Ариадной. Мама назвала, папа, разумеется, был против. В самом деле, какой мужчина, будучи в здравом уме и твердой памяти, захочет назвать единственную дочь Ариадной? Если только он неисправимый романтик, но мой отец таковым не являлся. Инженер по образованию, хороший семьянин по призванию, он весь был сплошная проза, и от жены хотел не сонетов на завтрак, а яичницу с беконом или, на худой конец, омлет. Я знаю, что он просил назвать меня Надеждой. Но моя мать, которая, едва выучив первые две буквы в алфавите, твердо решила, что а) станет великой поэтессой и б) на детском утреннике непременно будет в костюме Снежинки, не знала компромиссов. Не Надежда, мой компас земной, а именно Ариадна – путеводная нить. Она свято верила, что с таким именем я приведу ее к мечте, то есть к славе. Ариадной, кстати, звали дочь поэтессы Марины Цветаевой. Для моей мамы, тоже Марины, и тоже, к своему несчастью, пишущей стихи, это был весомый аргумент. Но бомба не падает в одну воронку дважды, никто не уважает клонов. Две поэтессы Марины, обе красивые и имеющие по дочери Ариадне, никому не нужны. Мама, сама того не подозревая, сделала роковую ошибку, поэтому ее мечта сбылась ровно наполовину: на детском утреннике она выступала в костюме Снежинки, но тогда меня еще на свете не было. Ариадной-путеводной-нитью я стала, когда Мариночка Минина пыталась поступить в Литинститут. На этом мечта закончилась и началась проза жизни. Марина Минина не стала великой поэтессой. Она предпочла продавать своих кукол дьяволу…