Идеальный любовник - Шэрон Кендрик

Школьными успехами Кэти не могла похвастаться. Хорошие отметки у нее были лишь по кулинарии да еще по садоводству за труд в школьном саду.

Она уговорила себя, что работа горничной в отеле Руперта — временное занятие, пока она не решит, что ей делать дальше. Работа стала укрытием, спасением от ударов судьбы. Но дни перерастали в месяцы, затем в годы. И так продолжалось до тех пор, пока она не встретила Питера, помощника священника. Сначала они подружились, потом начали встречаться, встречи переросли в спокойные романтические отношения. Питер казался надежным человеком, ласковым, а когда он сделал ей предложение, Кэти ответила согласием, представляя счастливое будущее с честным мужчиной, который ее любит.

По крайней мере, она думала, что любит. Питер согласился на работу в приходе северного графства, и они договорились о том, что в конце года она приедет к нему. И вот вчера пришло письмо, разрушившее все ее надежды и мечты. Судьба посмеялась над ней. В письме было сказано: «Прости, Кэти, но я встретил другую, и у нее будет ребенок…»

Печальные мысли завладели Кэти, и она не сразу заметила, что в отель кто-то вошел. К стойке подошел мужчина. Она выпрямилась и машинально ему улыбнулась, как и полагалось служащей отеля.

И замерла.

Подобные моменты случаются в жизни крайне редко. Ошеломленная, Кэти посмотрела в потрясающие глаза, подобных которым не видела никогда: они сверкали золотом, как послеполуденное солнце, но сейчас к их блеску примешивался стальной отлив.

У нее появилось ощущение, что глаза незнакомца ее гипнотизируют, поглощают.

Под столом Кэти сжала руки в кулаки не в силах отвести взгляд от его лица: надменное, высокомерное, оно, казалось, было высечено из камня. Губы красиво очерчены, а уголки чувственно приподняты. Наверняка это крепкие, жесткие губы. У нее по коже пробежали мурашки.

Темные волосы растрепались, а оливковая кожа на щеках слегка покраснела, как будто после физических упражнений или бега. Мужчина был высоким и широкоплечим, обладал атлетическим сложением. Футболка плотно облегала мускулистый торс, а выцветшие брюки из денима, запачканные грязью, не скрывали узких бедер и длинных ног.

Кэти с трудом проглотила слюну. Сердце бешено колотилось, а горло сжало, как будто ей стиснули шею пальцами.

— Я… боюсь, что сюда нельзя входить в таком виде, сэр, — выдавила она.

Ксавьеро тоже внимательно смотрел на нее, хотя не столь пристально, как она, и благоговейного страха он, разумеется, не испытывал. Зато отметил, что у нее потемнели зрачки, а губы разомкнулись. Но он привык к тому, что женщины всегда так реагировали на него, даже будь он весь мокрый и грязный после верховой езды, как сейчас. Ее неуверенность также его не удивила, хотя обычно окружающие смущались и терялись в его присутствии только во время официальных мероприятий из-за боязни нарушить протокол.

Но он был уверен в том, что она его не узнала, — за годы, когда на него смотрели с обожанием и перед ним лебезили, он научился легко определять людей, которые притворялись, что не узнают его.

Он окинул ее оценивающим взглядом — маленькая, белокурая. И еще: у нее потрясающая грудь, которую не может скрыть даже уродливое белое форменное платье. Да, грудь у нее слишком большая для такой миниатюрной фигурки.

— А какой у меня вид? — тихо осведомился он.

У Кэти пересохло во рту. Даже его голос был бесподобен: глубокий, сладкий как мед и со странными, пленительными, певучими нотками. Такой акцент ей не доводилось слышать, но разве это важно, когда каждое слово звучит как стих?

«Господи, — подумала она. — Только потому, что тебя бросил жених, не стоит вести себя как старая дева и пялиться на мужчину, который второй раз на тебя не взглянет».

Но заставить сердце успокоиться было не в ее силах.

— У вас такой вид, словно…

Словно что? Он внушает опасность, вот что. У него вид покорителя сердец. И скорее всего, он оставил за дверью свой мотоцикл. А ей известно, что Руперт думает о байкерах, останавливающихся в отеле.

«Отделайся от него. Направь его в мотель в деревне. И поскорее, пока не выставила себя полной дурой».

— Простите, но все наши постояльцы обычно прилично одеты. Это… это одно из правил, — скороговоркой выпалила она, повторяя слова Руперта. И смутилась, потому что мужчина насмешливо улыбнулся.

Ксавьеро едва громко не расхохотался от такого консерватизма, но… зачем придираться к словам, когда можно повеселиться.

— Одно из правил? — повторил он. — Должен заметить, что это правило устарело.

Кэти беспомощно развела руками. Она-то, конечно, с ним абсолютно согласна, но ничего поделать не может. Пренебречь распоряжением Руперта невозможно. Он требовал соблюдения правил. Для него важно, чтобы постояльцы своим видом демонстрировали богатство, а люди в грязной одежде не должны появляться в его отеле. Кэти подумала о том, что, учитывая плачевное состояние дел, Руперту не стоило быть слишком придирчивым.

— Мне очень жаль, — повторила Кэти, — но я ничем не могу вам помочь. У нас все строго.

Он посмотрел прямо в ее зеленовато-голубые глаза и тихо спросил:

— Да? И вы не делаете никаких исключений?

Кэти покачала головой и пересохшими губами произнесла:

— Боюсь, что нет.

В мозгу пронеслось: «Для такого, как он, сделать исключение — счастье».

Она пожала плечами, отчего у нее колыхнулась грудь, и от этого движения Ксавьеро неожиданно для себя ощутил напряжение в паху. Что может быть приятнее, когда женщина видит в нем мужчину, а не принца?

Рука в куртке из денима легла на стойку, разделяющую их. Он нагнулся и заговорщицки улыбнулся:

— А что вы сделаете, если скажу, что я вовсе не постоялец вашего отеля?

У Кэти екнуло сердце. Он стоял очень близко, и ей показалось, что воздух между ними завибрировал, ее мысли спутались, а дыхание стало прерывистым. Она попыталась отогнать охвативший ее дурман. И вдруг до нее дошло: он ведь действительно не похож на постояльца.

— Вы… не…

— Нет.

Он задумался над тем, кем бы назваться, чтобы обрести хоть ненадолго полную свободу? Он забавлялся такой игрой в более молодом возрасте, когда уехал на континент, чтобы учиться в колледже, и это доставляло массу хлопот службе безопасности.

Ксавьеро — вернее, принц Ксавьеро Винсенте Кейус ди Чезере Заффиринтос, что являлось его полным именем — любил сохранять инкогнито, где и когда только возможно. Анонимность. Ее он ценил больше всего и любил поиграть в ту жизнь, которая ему не принадлежала, а если и принадлежала, то всего несколько минут, когда к нему относились как к обычному человеку, судили по внешности и поведению, по его речи, а не по привилегиям.