Солнечный Ветер - Евгений Носов

Сержант напрасно пытался уверить меня, будто я был без сознания, когда он пришел на пляж по лаю собаки. Нет, докучливый краб начал опекать меня много раньше, чем я увидел удивленную морду пса, услышал его лай. И уж потом пришел сержант со своими подчиненными. Он что-то говорил мне, о чем-то спрашивали женщины. Потом они втроем громко спорили, а сержант пытался влить мне в рот спиртное, которое сушило и обжигало мне губы, щеки, шею... Я все слышал, но ничего не понимал...

Я все узнавал. И то, что видел, что слышал, но в то же время не знал, как все это называется. Образы, образы, одни только образы... Небо. Я видел его восходящую безбрежность. А когда оно замутилось маревом от испарений моря, мне показалось, будто это туман, которому наскучило стлаться по низинам, решил долететь до самого солнца. Песок. Я чувствовал всем телом его приятное тепло, ощущал пальцами его зернистость и мягкую гладь. Ветерок с моря. Он нежно касался меня прохладными, с влажинкой, струйками, и я не сердился на него за то, что он запутался в волосах... Люди в военной униформе. Их внимательные, сосредоточенные лица, пытливые взгляды, чего-то ждущие от меня. Собака. В наклоне ее головы, в глазах, на морде я видел удивление и немой вопрос: "А это что еще за зверь?.." Даже то, что людей было трое и из них -- две молодые женщины; один неухоженный пес,-- я знал, хотя количественная оценка, вернее, понятие числительных стало мне известно много позднее.

Все было для меня очень знакомым и вместе с тем каким-то далеким и непонятно чужим.

Меня долго учили говорить. Я заново узнавал названия предметов и образов, складывал фразы, вникал в смысл понятий. Словно младенец, постигал основы человеческой сущности. Только в отличие от младенца первым моим словом и понятием стало слово Я. И опять же в отличие. Мне и без этого слова было определенно известно, что я уже давно существую, что я -- это я. Лишь отражение в зеркале не было моим...

Сержант -- человек простой и не искушенный в педагогике,--научил меня таким словам, как: виски, содовая, кобель, скоро придет корабль, мне привезут пойло, а тебя заберут; плохо, что рация скрючилась, так бы я вызвал по ней корабль, сказав, что тут на остров приблудился какой-то лейтенант, который не знает, откуда он, корабль бы пришел за тобой, и мне привезли бы пойло; Франсе? дейч? эспаньоло? рашен? хотя какой ты рашен, если на тебе паша форма?., может, ты макаронник? как там -- спагетти, пицца, фиат? эх, пойло все кончилось, а то я давно бы тебя на ноги поставил, и все вспомнил бы сразу... бревно ты стоячее, а не лейтенант!..

Девицы были более словообильные. От них я узнал историю и послужной список сержанта. Узнал, что на островок раз в год приходит инспекционное судно -- доставляет провиант да инспектирует следящую аппаратуру. Сутки по островку шныряют матросы, и Пэгги и Мэгги -- так называли друг друга девицы -- приходилось прятаться от них. "Ведь они до того злые,-- говорила Мэгги,-что на забор кидаются". Да, бывает, залетают сюда случайные самолеты -- тоже приходится запираться в казармы. Можно было бы вызвать самолет, да только рация уже месяц как испортилась. Ее же нужно промывать спиртом, а сержант этот спирт настаивает на апельсинах -- виски таким образом себе делает. "Если ты, парень, выпить хочешь, то потряси как следует сержанта,-советовала Пэгги.-- Я еще ни разу трезвым его не видела...".

А потом они по очереди подходили ко мне и твердили, что все им опостылело за два года -- и остров, и служба эта, и любовь,-- что хотят они ребенка, хотят материнства взамен всего, что у них было и есть в жизни. Сержант же комментировал такое их желание следующим образом: "Завербовались, стервы, на пять лет и уже собираются улизнуть, да на корабль их не пускают. Ты, лейтенант, не слушай их, они ведь как думают: раз ты не в себе, то тебя можно и охмурить -- скажут, что ты их изнасиловал, родят от тебя, а эксперты подтвердят твое участие в этом. Если они родят от какого-нибудь матроса или летуна, то попадут под трибунал -- это в контракте оговорено. Какой же матрос сознается, что он насиловал! Он же свидетелей наберет, которые подтвердят, что девицы сами накинулись на него. А ты вроде как невменяемый..."

Что я мог сказать в ответ сержанту? Я спрашивал у него, что это значит --"насиловать", "родить"... Я познавал значения слов...

3

Так я провел месяц на острове. И за это время мне удалось почти полностью овладеть словарным запасом сержанта, Пэгги и Мэгги. Я даже научился считать, стал вести учет каждому новому слову, коллекционировать их. И однажды, когда сержант привел меня в диспетчерскую авиабазы, я вдруг обнаружил там очень странный знак на транспаранте. Он мне что-то напомнил знакомое-знакомое. Я спросил сержанта, что это за самолетик в кружке. Сержант в удивлении воззрился на знак. "Какой же это самолетик? -- возразил он.-- Это знак радиационной опасности". А на мой последовавший вопрос он невнятно и путано объяснил, что радиация -- это смертельно, а когда загорится транспарант с этим "самолетиком" в кружке", передразнил он меня, значит, пора собираться в могилу: бельишко приготовить, написать завещание, по которому все остается богу, потому как больше некому, да поминки по себе справить.

В этот день мне уже стало не до новых слов, все мои мысли были заняты только одним, шестьсот девятнадцатым словом в моей коллекции,-- радиация. Оно держало меня, тревожило чем-то, и я все силился понять, почему оно так знакомо мне, что связано у меня с этим знаком.

И тогда ко мне стала возвращаться память... Нет, пожалуй, не возвращаться: я ее вызывал. И когда что-то приходило, я мог описывать словами те извлеченные из глубин мозга образы.

...все черное. Сникшие голые деревья, черные травы, мертвенно-мутная вода. Горящие дома, горящие машины, тлеющие трупы... Странное пятно на асфальте, словно кто-то обводил контуры лежащего человека. Женская нога, обутая в кокетливую туфельку лежит на обломках. Так вот, отдельно, сама по себе, как принадлежность, как сменная часть тела. Мимо тенью движется собака, бритая наголо. Кому нужно было брить ее?.. Небо не видно, что-то серое и плотное висит низко над руинами. Но и руины тут же скрылись за пылью, поднятой бешеным ветром. И вот осталась только пыльная мгла и звенящая тишина...

Я рассказал сержанту об этом жутковатом видении. Он дыхнул на меня свежим спиртовым запахом, сказав: "Ну и дерьмовые же сны тебе снятся."

-- Я не спал, я это вспомнил,-- сказал я.

Сержант какое-то время изучал меня маленькими хмельными глазками, шмыгал носом в склеротических прожилках, потом сказал:

-- Слушай-ка, парень, а не война ли там уже? Может, тебя с корабля какого уничтоженного занесло на мой остров? Не помнишь?-- Я сказал, что не помню.-- Как же это я сразу не подумал?!--Он длинно и вычурно выругался.-Надо было хотя бы приемник послушать, а я уже забыл, когда включал его.