Город небесного огня - Кассандра Клэр

В центре зала, на отполированном до блеска деревянном полу стояла тренер семьи Блэкторнов, властная женщина по имени Катерина, которая сейчас учила близнецов метанию ножей. Ливви вежливо следовала всем инструкциям, как и всегда, а Тай был угрюм и упрямился.

Джулиан в своей светлой тренировочной форме лежал на спине возле западного окна, разговаривая с Марком, уткнувшимся в книгу и делающим все возможное, чтобы игнорировать своего сводного брата.

— Тебе не кажется, что Марк — странное имя для Сумеречного Охотника? — спросил он, когда Эмма подошла к ним. В смысле, ты только подумай. Это сбивает с толку. «Нанеси на меня руну*, Марк».

Марк поднял свою светловолосую голову от книги и уставился на младшего брата. Джулиан лениво вертел в руках стило. Он держал его, словно кисточку, за что Эмма постоянно ругала его. Стило нужно держать как стило — будто это продолжение твоей руки, — а не инструмент художника.

Марк театрально вздохнул. В свои шестнадцать он был достаточно старше их, чтобы находить все, чем Эмма и Джулиан занимались, раздражающим или смехотворным. — Если тебя это так беспокоит, ты можешь называть меня моим полным именем, — сказал он.

— Марк Энтони Блэкторн? — Джулс наморщил нос. — Слишком долго выговаривать. Что, если на нас нападут демоны? К тому времени, как я произнесу хотя бы половину твоего имени, ты уже будешь мертв.

— В этом примере ты спасаешь мне жизнь? — поинтересовался Марк. — Не торопись с выводами, малявка.

— Всякое может случиться. — Джулиан, не слишком довольный тем, что его назвали малявкой, сел. Его взлохмаченные волосы торчали во все стороны. Старшая сестра Хелен часто нападала на него, вооружившись расческами, но это мало чем помогало.

У Джулиана были Блэкторнские волосы, как у отца и у большинства его сестер и братьев — сильно вьющиеся, цвета темного шоколада. Их семейное сходство всегда поражало Эмму, которая слабо походила на обоих родителей — ну, если не считать факта, что ее отец тоже был блондином.

Хелен была в Идрисе уже несколько месяцев вместе со своей девушкой, Алиной; они обменялись кольцами и были очень серьезно настроены, по словам родителей Эммы, что по большей части означало: те обменивались слащавыми взглядами. Эмма была уверена, что если и влюбится когда-нибудь, то не будет сентиментальничать. Она понимала: тот факт, что Хелен и Алина обе были девушками, вызывал некий ажиотаж, но не знала, почему. Да и Блэкторнам, казалось, очень нравилась Алина.

Ее присутствие успокаивало Хелен и уберегало ее от волнений. Нынешнее отсутствие Хелен означало, что Джулса некому подстригать, и свет, проникавший в зал, золотил кончики его растрепавшихся волос. Окна, находящиеся на восточной стене, открывали вид на неясные очертания гор, отделявшие море от долины Сан-Фернандо — засушливых, пыльных холмов, изрешеченных каньонами и усеянных кактусами и колючими кустарниками.

Иногда Сумеречные Охотники тренировались на открытом воздухе, и Эмма обожала эти тренировки; ей нравилось находить скрытые тропы и тайные водопады и сонных ящериц, лежащих на камнях возле них. Джулиан был мастером уговаривать их свернуться калачиком и спать на его ладони, пока он гладил их головки большим пальцем.

— Осторожно!

Эмма пригнулась в ту же секунду, как деревянный меч, пролетев возле ее головы и отскочив от окна, зарядил Марку по ноге. Он отбросил свою книгу и встал, хмурясь. Технически, Марк был вторым смотрителем, помогающим Катерине, но он предпочитал чтение преподаванию.

— Тибериус, — сказал он. — Не смей бросать в меня ножи.

— Он случайно, — Ливви подошла и встала между близнецом и Марком. Тибериус был темненьким, а Марк светлым; единственный из Блэкторнов, — за исключением Марка и Хелен, которых нельзя было считать из-за того, что в их жилах текла кровь Нежити — кого природа не наградила темно-коричневым цветом волос и сине-зелеными глазами, что считалось фамильными чертами. У Тая были кудрявые черные волосы и глаза стального серого цвета.

— Нет, не случайно. Я целился в тебя.

Марк сделал преувеличенно глубокий вздох и пробежал пальцами по волосам, заставив их торчать во все стороны маленькими шипами. У него были Блэкторнские глаза цвета вердигриса, а вот волосы, как и у Хелен, были практически белыми: в наследство от матери. Ходили слухи, что матерью Марка была принцесса Летнего двора; у нее был роман с Эндрю Блэкторном, подаривший ей двух детей, которых она оставила на ступенях Лос-Анджелесского Института одной ночью, прежде чем исчезнуть навсегда.

Отец Джулиана принял своих полу-детей полу-фей и вырастил их Сумеречными Охотниками. Кровь Охотника была доминирующей, и хотя Совету это не нравилось, он согласился принять в Конклав детей Нежити при условии, что они будут в состоянии выносить действие рун. И Хелен и Марку их первые руны были нанесены в десятилетнем возрасте, и их кожа нормально отреагировала на них, хотя Эмма могла сказать, что Марку они причиняют куда большую боль, нежели обычному Охотнику.

Она заметила, как он морщится, — пусть он и пытался это скрыть — когда стило касается его тела. Позже она стала замечать много интересных деталей за Марком: то, как удивительно в его внешности все сильнее проявляются черты фей, какими широкими становятся его плечи.

Эмма не знала, почему ее внимание привлекают подобные факты, и ей это не очень нравилось. Ей хотелось то накричать на Марка, то спрятаться от него, а чаще — и то, и другое.

— Ты пялишься, — сообщил Джулиан, глядя на Эмму. Она снова сосредоточилась.

— На что?

— На Марка — снова…, - его голос звучал раздраженно.

— Заткнись! — тихо прошипела Эмма и выхватила у него стило. Он вырвал его из ее рук; последовала маленькая потасовка. Увернувшись от Джулиана, Эмма захихикала. Она так долго тренировалась вместе с ним, что теперь знала каждое его движение.

Единственная проблема состояла в том, что Эмма имела склонность быть слишком мягкой с Джулианом. Мысль о том, что кто-то мог причинить ему боль, — даже она сама — приводила ее в бешенство.

— Что ты можешь сказать о пчелах в своей комнате? — Марк затребовал ответа от Тиберия, подойдя к нему. — Ты знаешь почему мы должны были избавиться от них!

— Я предполагал, что ты это сделал, что бы помешать мне, — сказал Тай.

Он был маленьким, для своего возраста — десять лет, но у него были лекция и дикция как у восьмидесятилетнего старика. Тай никогда не лгал, возможно, только потому что не понимал, зачем ему это делать.

Он не мог понять, почему некоторые из вещей, которые он делал раздражали или расстраивали людей, и он находил их гнев либо непонятным, либо страшным, в зависимости от его настроения.