И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приступим! Начнем с того, почему роман получился столь объемным? Ответ прост: мне захотелось максимально точно и подробно описать взятую эпоху, отношения между людьми, людскую психологию, раскрыть отдельные личности и развить их во времени. Кто-то обвинит меня в графомании, дескать, текста много, а смысла мало. Быть может, частично я соглашусь с подобным обвинением, поскольку еще не научился принципам тургеневского романа. Как известно, Иван Сергеевич Тургенев был великим мастером короткого социального романа, в котором доносил до читателя свои мысли максимально точно и понятно. Для меня, тем не менее, не является главным критерием успешности литературного произведения один лишь его объем. Опытный читатель сразу вспомнит шедевр модернизма «Улисс»1, действие которого ограничено всего одним днем; хотя объем его значительно превосходит объем произведения, что вы держите в настоящий момент в руках.
Далее следует рассказать, почему я углубился в далекую эпоху второй половины позапрошлого столетия. Дело в том, что характеризовать современность через призму времени – занятие весьма увлекательное. Людям (не только мне) нравится заглядывать в прошлое, потому мне захотелось показать им определенный период, который ранее почему-то затрагивался только Эмилем Золя2. Однако руководствовался я, в первую очередь, не одними только историческими фактами (иначе бы художественный роман являлся научным трудом), а совокупностью различных способов и факторов, наиглавнейшим из которых является принцип псевдо-историзма. Он заключается в придании никогда не существовавшим фактам характер настоящих, в действительности когда-то происходивших событий. Именно поэтому на страницах романа читателю будут встречаться точные до дней и часов даты, а понять, что из всего этого правда, а что вымысел – будет крайне сложно, но очень увлекательно.
Наконец, несколько слов о проблематике. Пускай мною написан роман, научной ценности не несущий, в нем поднято более десятка всевозможных проблем, актуальных как в те относительно далекие времена, так и в настоящее время – в третьем тысячелетии. Я не буду раскрывать в предисловии эти проблемы, поскольку надеюсь, что сумел показать их в основном тексте достаточно ясно и понятно. Вместе с тем, нахождение и понимание этих проблем совершенно не обязательно для читателя. Если он приобрел данную книгу с целью развлечь себя и отвлечься от реальности, или ему интересно цирковое искусство, которого в романе более чем достаточно (ну или он просто любить читать о жестокости, происходящей вокруг), то никто не вправе ему запретить читать. В настоящее время таких читателей становится все больше, и именно они формируют книжный рынок. По крайней мере, я могу быть счастлив, что данную книгу вообще кто-то купил.
Вот, собственно, и все, что мне хотелось бы сообщить уважаемому читателю прежде, чем он приступит к чтению романа.
Желаю счастливого пути в таинственное прошлое, за которым скрывается пугающее настоящее!
«…Так нисшедший в преисподнюю не выйдет…»
Иов. 7:9
«Преисподняя и Аваддон – ненасытимы;
так ненасытимы и глаза человеческие»
Пр. 27:20
Часть первая
Иллюзия жизни
Глава zéro
Центральные кварталы Парижа всегда служили витриной Франции, во все времена. Широкие проспекты и бульвары в дневное время никогда не пустовали: многочисленные парочки людей (горожан и приезжих) – молодых и не очень – красиво одетых, в шляпах и перчатках прогуливались по обоим берегам Сены, рассуждая о чем-то простом и обыденном, вроде очередной свадьбы или модных явлениях. Дамам принято было дарить лаванду и лилии – и мужчины дарили, еще ярче украшая своих спутниц. В дни, когда погода благоволила, набережная Орсе на Левом берегу больше напоминала Центральный рынок с огромным количеством людей, имевших желание ощутить в легких благостный прохладный воздух водной артерии города, а на деле походивших на жирных раскормленных голубей, не знавших, куда бы деться. Рано или поздно начинался исход. Люди победнее оставались на Левом берегу и разбредались по Марсовому полю, либо шли вдоль берега до набережной Вольтера. Люди с высоким достатком двигались мимо еще не достроенной башни, которую месье Гюстав Эйфель возводил ко всемирной выставке, и через Йенский мост добирались до садов Трокадеро, откуда многие заказывали транспорт и уезжали в салоны – играть в карты, выпивать и рассуждать о политике и моде; другие же продолжали прогулку, доходя до площади Согласия. Отдохнув в саду Тюильри, пары выходили на Елисейские поля и улицу Риволи, где во второй половине дня сосредотачивалась почти вся парижская буржуазия. Поесть и поспать любят все, но вот есть и спать с особым изыском могут лишь немногие, и для этих немногих на Правом берегу Сены располагались фешенебельные гостиницы и рестораны. Более скромные в достатке горожане оставались на Левом берегу и встречали вечер в многочисленных кафе в квартале Сен-Жермен. В таких кафе собиралась интеллигенция и рождались великие литературные произведения. Действительно светлое время – La Belle Époque3.
В один из теплых майских дней на центральных улицах все так же гуляли богатые пары, наслаждавшиеся сладким весенним воздухом, запахами десятков тысяч цветов, кофе с круассанами и собственного парфюма. Часы на башне замка Консьержери, выходящей на бульвар дю-Пале, набережную Орлож и мост Менял, только что пробили два часа пополудни.
Самое кипящее время для труда.
– Как только окончите свой рассказ – дайте мне знать, принесите его мне! Я обязательно должен с ним ознакомиться одним из первых!
Произнес эти слова один уважаемый парижский издатель, обладавший фактической монополией на издание мемуаров во Франции и пользовавшийся своим статусом для ведения дружбы с политиками и коммерсантами. Обращался же он к своему гостю – малоизвестному и заурядному журналисту, доселе ничего заметного не публиковавшему. Офис издателя находился напротив сада Тюильри по улице Риволи, что на Правом берегу Сены в квартале Сен-Жермен-л’Оксеруа – самый центр Парижа, центральнее только Лувр и остров Сите – замечательное место для работы.
– Месье, позвольте
