И горы смотрят сверху - Майя Гельфанд

– Ага. В случае полной потери трудоспособности, то есть стопроцентной инвалидности, вам полагается ежемесячная выплата в размере четырех тысяч шекелей. И время ожидания первой выплаты – всего четырнадцать дней, а не три месяца, как раньше!

– Звучит оптимистично.

– Ага. Но и это еще не все! В случае производственной травмы вам полагается сделать анализы в течение семидесяти двух часов, а не трех суток, как раньше.

– Это, видимо, пункт для идиотов.

Теперь, когда разговор завязался, важно было держать клиента на крючке как можно дольше.

– Ага. Но и это еще не все! У вас кто-нибудь раком болеет?

– Вроде нет.

– А вы?

– Тоже вроде.

– Ну, ничего. – Я подпустила в голос капельку сочувствия. – Если вы заболеете раком, то вам полагается – и это только в нашей страховой компании, учтите, – вам полагается бесплатный волонтер, который будет сопровождать вас на всех процедурах и даже заполнять за вас документы!

– Очень заманчивое предложение.

– Ага. Но и это еще далеко не все! В случае смерти все расходы по транспортировке трупа мы берем на себя!

– Супер! И сколько стоит это удовольствие?

Ага! Вот момент моего триумфа! Главное, чтобы не соскочил.

– Всего семьдесят девять шекелей в месяц! Только сейчас и только два дня! По самой привлекательной цене! – ору я совершенно ошалевшим от счастья голосом. Мало кто дослушивал мой текст до этого момента. – Ну, что?

– Ничего.

– Берем?

– Ни в коем случае.

– Почему? – Тут я понимаю, что меня ожидает очередной облом.

– Меня один пункт смущает.

– Какой же?

– Вот про транспортировку трупа.

– И что же вас смущает?

– Вы чей труп будете транспортировать?

Такого поворота сюжета я не ожидала.

– Ваш, наверное, – неуверенно говорю я.

– Вот это мне и не нравится.

– А что вас не устраивает?

– Да за такие деньги я еще поживу!

Через четыре дня я опять сидела напротив блондинки с длинными ногтями. Она, как и в прошлый раз, встретила меня невидящим взглядом.

– Заполняйте анкету.

– Уже заполняла три раза.

– И что?

– И ничего. Не могу я на телефоне работать.

– Почему?

– Стыдно.

Блондинка хмыкнула и впервые взглянула на меня с интересом. В ее глазах я прочитала что-то, напоминающее удивление.

– Пока ничего нет, – сказала она после долгого раздумья. – Может, ты еще что-нибудь умеешь?

Я погрузилась в размышления.

– Вспомнила! – вдруг меня осенило. – Я в армии фельдшером служила. Может, это как-то поможет?

– Вряд ли, – охладила мой пыл блондинка, – но надежда есть.

Я вышла из бюро в самом угрюмом настроении. Денег не было, работы тоже, да и перспектив не просматривалось. Я села на лавочку в парке и развернула бутерброд с колбасой, который взяла из дома. Есть не хотелось. Хотелось плакать.

Скверик, где я оплакивала свою незадачливую жизнь, зажатый огромными многоэтажными офисными зданиями, находился в центре города. День выдался нежаркий, что редко бывает. Дул несильный, но ощутимый ветерок. Листья на деревьях колыхались ему в такт, голуби деловито хлопали крыльями, курлыкали, догоняли и клевали друг друга. Желторотые скворцы, скрытые между акаций и баухиний[1], щебетали на разные голоса, заливались трелями и свистом, изредка высовывали свои черные головки и исполняли бесплатные сольные концерты для всех желающих. Солнце светило деликатно, как будто чуть застенчиво выглядывая из-за широких ветвей сикоморы, просачивалось сквозь яркие желтые мимозы, играло на огненных цветах красной акации.

Прилетела колибри с синей головкой. Она воткнула длинный клюв в цветок бугенвиллии и зависла на несколько долгих секунд. Я смотрела на ее крохотное тельце, блестящую головку, трепещущие крылышки с завистью и тоской – ведь это красочное и разнообразное буйство жизни не имело ко мне совершенно никакого отношения. Я чувствовала себя подавленной и несчастной. Моя жизнь была абсолютно бессмысленна и пуста.

У заливающегося в песне дрозда, у ползущей по земле улитки, у цветущего куста жимолости было какое-то тайное предназначение. У меня же не было никакого.

Настало время обеда. Офисные работники начали потихоньку, тонкой струйкой, вытекать из огромных сверкающих зданий. Высокие женщины на тонких каблуках, с развевающимися по ветру волосами, придерживая дорогие сумки, засеменили в соседние ресторанчики.

Я взглянула на свой бутерброд с дешевой колбасой и проводила их завистливым взглядом. Они принадлежали этому миру – блестящему, богатому, успешному… Они то и дело отвечали на звонки, в то время как мой телефон молчал по несколько дней. Они решали сложные и глобальные вопросы, в то время как я думала, как бы мне убить оставшееся время с минимальными потерями. Они ворочали огромными суммами, управляли вкладами, отслеживали тенденции на рынках, в то время как я с тоской размышляла, где бы мне разжиться парой сотен, чтобы хоть как-то дотянуть до конца месяца. Они были частью этого большого механизма, а я не подходила даже на роль мельчайшего винтика. Они продавали за большие деньги свои знания, умения и потенциал роста. Мне же продавать было нечего, кроме тела сомнительной привлекательности.

Вдруг зазвонил телефон. У меня? Я вздрогнула