Васильки (СИ) - Смирнова Наталья

========== Глава 2.  ==========

        Отдыхать Ваня по общепринятым городским меркам не умел. Валяние на пляже, чтение книжек и просмотр телевизора считал пустой тратой времени. Отдых, по мнению Ивана, состоял в хлопотах по дому, огороду и саду. Бабка Матрёна на внука нарадоваться не могла. С утра и в сенях подметёт, и воду из колодца натаскает и кашу в печь поставит. А потом сидит во дворе да молоточком постукивает, либо ножиком детворе игрушки вырезает, а сам в это время с домашней живностью разговаривает. Считал Иван, что твари божьи язык человеческий понимают. Любил он Шакалу, псу сторожевому, истории разные рассказывать. Сколько побасенок Шакал от Вани за свою жизнь собачью переслушал, так и не счесть. Слушал пёс всегда внимательно. Сядет, морду набок склонит, язык розовый вывалит из пасти, и в нужном месте даже поддакнет. Гавкнет тихонько, типа соглашается. От Ваниного голоса даже куры в трансе сидели. Гусак соседский козни свои бесовские забывал. Когда Ваня в деревне был, люди спокойно по его улице ходили. Пернатая злыдня из-за угла ни на кого не нападала и за ноги не щипала. Ходил гусь важно, глазом косил в сторону Ванятки, а как тот оказывался на расстоянии вытянутой руки, бочком, бочком, да за забор. Уважал гусак соседа своего. После того, как Иван, глядя ему в глаза, тихо сказал, что пустит его вместо индейки на Рождественский стол, если тот свои козни не прекратит. Обладал, значит, Ванятка даром убеждения. Ребятню уличную вмиг мирил. Достаточно было ему только по носу легонько обидчику щёлкнуть, и тот сразу вину свою понимал. И дуться то на Ваню долго не получалось. Заботливый он был. Кровь, из носу пущенную по нечаянности своей, остановит, в бочке умоет и подарком одарит, машинкой или корабликом из дерева вырезанным, и обидчика, и пострадавшего. Чтобы никого вниманием не обойти.

А уж песни Ванины послушать девки с дальнего конца деревни прибегали. Ванятка песен-то много знал, даже романсы и арии пел.

- Ванечка, спой «Соловья», - просят иной раз девицы. – А мы тебе подпоём.

Никогда Иван не ломался, цену себе не набивал. Хотите «Соловья»? Будет вам «Соловей».

- Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей!

Ты куда, куда летишь,

Где всю ночку пропоешь?

Зазвенит Ванюшкин голос, полетит ввысь, трелями переливается, девчата и думать забудут подпевать. Замрут, заслушаются, замечтаются.

Сам же Ванятка песню одну очень уж с детства любил. Когда пел он её, сердце заходилось. Пел он её редко, только под настроение. Говорил, что спеть её получиться идеально только тогда, когда влюбится. Девушки всё ждали, кого же Ванечка выберет, да не выбирал он никого. Так и не прозвучала пока для девичьих ушей «Ах ты, душечка, красна девица».

Вечер. Натянул Ванюшка льняные штаны и на бережок отправился. Идет и гадает, пришёл мальчонка али нет. Смотрит, а на мостике фигурка тоненькая сидит и ножками в воде болтает. Подошёл Иван к Васильку тихонечко и рядом сел.

- Ты давно тут?

- Только пришёл.

- Скупнёмся?

Пацанёнок плечиками пожал:

- Я не умею плавать. Разве только окунуться.

- Скидывай штаны, я тебя научу.

Васенька долго думать не стал, штанишки стащил и к бережку поскакал. Ваня только стоял и умилялся на острые крылья по-детски выпирающих лопаток, на круглую попку и длинные худые ноги. Очнулся он от того, что цыганёнок водой на него брызнул:

- Ну, что застыл?

- Иду.

Вошёл Ваня в воду и руку Васеньке подал.

- Давай, - говорит, - ложись на живот. Я тебя поддержу. А ты руками греби и ногами дрыгай.

Васятка то и так, как пушинка, а в воде и вообще невесомый. Держит его Ванечка одной рукой под живот, другой под грудь, и фыркает. Вася так руками по воде колотит, что брызги во все стороны летят. И ещё хохочет озорник. Глазки горят, цветут в них васильки буйным цветом.

- Смешной ты, – загляделся на мальчонку Ваня. – Ты так никогда не научишься плавать. Руками грести надо, а не колотить.

- А мне так нравится! – Васенька разошёлся, всё не угомонится. Иван плюнул и решил, пусть дитё тешится. Самому весело стало.

Минут через пяток устал Васенька. Ручки ножки раскинул и в воде покачивается. Ваня его держит, и отпускать не хочет. И вдруг смотрит, а у Васи зуб на зуб не попадает и губы синие.

- Ты замёрз что ли?

- Немного.

- Слабенький ты. В кого такой?

- Не знаю.

Потащил Ваня паренька на берег, под лучи солнышка вечернего. Выбрал место, где пригревает, штаны свои на травку положил, чтобы не кололась, и усадил ребятёнка непослушного. Рубашонку на него натянул, прижал к себе, согревая.

- Мамка, папка есть у тебя?

- Нету, - молвил печально Васятка. – Не нужен я был им такой хворый, вот и выкинули на улицу. Хорошо, тётка Лилит подобрала.

- И давно подобрала?

- Давно. Говорит, что в колясочке лежал. Тощенький, как из Освенцима.

- Тебе годков то сколько будет?

- Пятнадцать.

Удивился Иван, мальчонка лет на двенадцать тянул. Ну, может, чуть побольше.

- А что хворый такой?

- Боженька так решил.

Притянул Иван это чудо чудное к себе крепче. Захотелось ему вдруг заплакать. За что ребятёнка так Боженька наказал? Уткнулся он носом в шоколадную макушку, дыхание затаил от аромата сладкого и волос шёлковых.

- Согрелся? – Смотрит Ванятка, что разомлел Васенька.  Не дрожит уже тельце, глаза васильковые закрылись, а носик тихо посапывает. Спит маленький.

Замер Ваня, чтобы сон Васенькин не тревожить. Сидит и думает. Жаль ему Васеньку. С таким-то здоровьем жизнь кочевую вести, да в палатке ночевать. Сколько мальчонка так протянет?

Не заметил Иван, что любуется уже на нежный мальчишеский профиль. Брови ровные, будто нарисованы, ресницы девичьи, чёрные, длинные и пушистые, губы полные и такие чувственные, так и тянет поцеловать. Хочется коснуться пальцами подбородка, провести по точёным скулам, очертить овал лица, разгладить недовольную морщинку между бровей, и закрыть от всего нехорошего.

Встал Ваня, потихоньку штаны подобрал, чтобы не разбудить Васю, и понёс мальчишку аккуратно в избу. Калитку ногой отворил, дверь плечом толкнул, уложил ношу свою драгоценную в кровать, одеялом укрыл, а сам на печь залез. Бабке Матрёне только шикнул тихонько, чтобы мальчонку не будила.

- Ты где это диво подобрал?

- У цыган.

- Свят, свят, - бабка креститься начала. – Не дай Боже с цыганами связываться.

- Хворый он, да слабый.

- Тем паче. Зачем себе на шею обузу садить?

- Бабусь, ты сама меня учила людям помогать.

- Учила. Да научила на свою голову, - проворчала Матрёна. – Ладно. Давай ужо спать. Утро вечера мудренее.

Лежал Ванятка и смотрел на Васеньку спящего. «Не отдам его обратно. Не хочу, чтобы из него попрошайку делали, по улицам таскали. Что я цыган не знаю?»

Так Ваня и решил. Повернулся на бок и заснул со спокойной душой. Не знал он ещё, что всё так просто в жизни не решается.

========== Глава 3. ==========

        Проснулся Ваня по своему обыкновению засветло, ещё и петухи не прокричали. Сполз тихонько с печи и во двор по нужде побежал. Возвращаясь назад, в бочке умылся, из ведра облился, крякнул от холодной водицы и, сдёрнув с крючка полотенце, стал растираться.

Стояла на крылечке Матрёна, да на внука любовалась. Парень складный, хозяйственный, в самой поре, чтобы жёнушкой да детками обзаводиться. Считай, на днях двадцать четыре годка стукнет. И мужчина хоть куда. Ой, и повезёт же кому-то! Вздохнула она, молодость свою вспоминая. Всё перед глазами мигом пролетело. И муж, ревнивый да горячий. Поколачивал он Матрёну на пьяну руку, самогон-то голову, ох как, дурит! И дочери-красавицы. Никак не могла она супружнику своему наследника родить. И судьба её горемычная. Сначала мужа в поножовщине дрянной да хмельной зарезали. Потом Ирка в подоле Ванятку принесла. Нагуляла девка, а сама на заработки уехала, да так и сгинула. Ни слуху, ни духу. Вторая дочь, Света, в Москву подалась. Писала, что в прислугах у бизнесмена одного служит. Вроде от него пацанёнка родила. Не приезжает. Последнее письмо, наверное, лет пять назад Матрёна получила. Одна у неё радость – Ванечка. Вырастила, выкормила, воспитала, как смогла. Не зря старалась. Вона, какой красавец! Все девки о нём мечтают. А он всё бобылём ходит. Окрутит его, не дай Бог, какая-нибудь городская краля. Видели, знаем, что из себя представляют. Тощие, длинные, волосы крашены, глаза размалёваны, когти, страшно посмотреть. Ходют на каблучищах, платочком надушенным носы прикрывают, да ворчат, что говном несёт. Тьфу. Не говном, а навозом. Разница есть. Ехала как-то через их деревню компашка, завязла на дороге. Парни матерились, машину вытаскивали. А девицы кругами ходили, носы морщили, да деревню дырой называли. Нарвётся Иван на такую, так сгубит парня. Надо бы его тута пристроить. Соседская Катька всё про Ванятку спрашивает, во двор часто захаживает. Намекнуть что ли о девице-то? Не косая, не рябая, справная, видно, что крепкая, детишек нарожает.