Сотворяющая - Edd Jee

— Это чужой. Никогда его не видывал. Не нашинский он.

— Ты лучше вяжи его. Ну-ка, подсоби. Подняли.

— Какой холеный, сытый. Грязный токмо.

Адрия куда-то поволокли, потом завернули руки за спину и стянули до боли, а потом затолкали на телегу и что-то впилось ему в бок.

— Ну, где вы там! — громыхал Игнат. — Все сюда.

— Взялись. Давай-ка, давай-ка.

— Тянем. Ну? Ну, давай же.

— Давай все вместе. Еще, еще чуток.

Пересилив боль, Адрий приподнялся и перевалился через невысокий борт. Земля вышибла воздух из легких, которые тут же сковало спазмом, не позволяя вздохнуть. Руки, связанные за спиной, обожгло болью. В глазах померкло. Стараясь не закрывать глаза, чтобы не потерять сознание, Адрий извивался, пытаясь перевернуться, потом встать. Где-то вдалеке бухали десятки ног, перебегая с места на место. Охотники ругались, дружно что-то голосили, но команды раздавал только Игнат.

В глазах продолжал двоиться, ноги подкашивались и руки, стянутые за спиной, нещадно болели при каждом движении, но Адрий продолжал пытаться встать. Привалился к колесу, затем к борту телеги. Топот неожиданно приблизился, и крики сфирьи стали раздаваться над самой головой.

— Тянем, ну? Ну же!

— Давай же, давай, поднажми!

— Ну куды, куды ты тянешь? Туды давай, туды!

— Молчать, — голос Игната был легко узнаваем и разом перекрыл весь гомон. — Кто бросил четвертую нить? Голову откручу паскуде и в жопу вставлю.

Дружный топот послышался позади. Пыхтение.

— Сильна зараза. Ой сильна.

— Не сопротивляйся, баба. Тебя никто не обидит.

— Первый за это голову оторвет любому.

В глазах Адрия немного прояснилось. Оглядев толпу, буквально висевшую на веревках, которые то натягивались, то ослабевали, от чего людей то подкидывало в воздух на полметра, то бросало наземь, он попятился, чтобы не столкнуться с ними.

Сообразив, почему веревки то ослабевают, то натягиваются, Адрий в ужасе задрал голову вверх. Рина была почти точно над ним. Смотрела на него. А от ее крыльев к земле тянулись веревки.

— Может, еще парочку засадить? — предложил кто-то. — Где арбалет?

— Хватит, — рыкнул Игнат. — Толий! Твоим до дерева недалеко. Уж постарайтесь, захлестните веревку вокруг.

— Давай, парни, слышали главаря? И раз, тяни, и раз.

— Рина! — завопил Адрий, не зная, что делать. Хотелось кинуться и разорвать каждого их этих мужиков. Но… — Риночка.

Опустив голову и продолжая пятиться, он еще раз оглядел толпу. Мерзкие, грязные. Их продолжало швырять из стороны в сторону. Веревки размеренно ослабевали и натягивались, вместе со взмахами крыльев, будто бы отмеряя время.

В следующим момент, когда веревки ослабли, нечеловеческий крик сфирьи сменился человеческим. Веревки не натянулись вновь, а принялись кольцами опадать на землю. Мгновения в восприятии Адрия растянулись на многие часы. Крик Рины слышался все отчетливее, а в следующий момент, когда время продолжило свой привычный бег, обнаженное женское тело с растрепанной копной тускло-серых волос упало почти у самых ног мужчины. Ноги подкосились и он упал рядом и потому отчетливо видел и слышал последний вздох своей жены, видел, как струйка крови вытекла из уголка рта, а взгляд потускнел.

Люди заголосили кругом, но он не слышал. Обращались к нему, но он не понимал. Потом его подняли и куда-то понесли, а он хватался за руки жены, не желая верить, что она никогда не поднимется, никогда больше не улыбнется ему. Не обнимет их дочь.

Тело бывшей сфирьи бросили там, куда оно упало. Теперь эта женщина им была не нужна.

* * *

Была середина ночи. Самый темный час. В многоэтажном доме стояла тишина, так как спальный микрорайон принадлежал к камвольно-суконной фабрике, и все местные обитатели были ее работниками, а потому либо спали, либо были в ночной смене, которая в летние месяцы была номинальной и малочисленной.

Одно единственное окно светилось во всем доме. Угловое на самом верхнем этаже.

Чуть в стороне от центра комнаты стоял высокий торшер с голубым тканевым абажуром с яркими рыбками. Его синеватые но теплые отсветы падали на стены и шевелящийся от легкого ветерка тюль. В самом темном углу располагалась детская кроватка, а напротив окна — диван. Верра, завернувшись в покрывало, полулежала на нем, используя мягкий подлокотник вместо подушки. Вздрогнув во сне, она открыла глаза. Затуманенный взгляд заметался по комнате, все чаще упираясь в окно. Он будто бы что-то искал. Это длилось несколько долгих секунд, но потом женщина окончательно проснулась и села. Откинув одеяло, она спустила ноги с дивана. Пол показался обжигающе холодным. В окно, зашторенное тюлем, светила ущербная луна. Ее свет расчертил середину спальни серебристыми прямоугольниками, чуть колышущимися в такт порывам сквозняка вместе с легким тюлем. Было так тихо, что тиканье часов, доносившееся из соседней комнаты, казалось оглушительным.

Нашарив ногами тапочки, Верра тяжело поднялась. Оглядев комнату уставшими глазами, вышла в гостиную. Несколькими этажами ниже хлопнула дверь. С отделенной парой многоэтажек автомагистрали донеслась сирена скорой помощи. Завыла собака, следом за этим заплакал ребенок. Чей-то чужой ребенок. Но видимо его довольно скоро успокоили. И опять наступила тишина. Верра будто очнулась. Неужели она простояла несколько минут?

Стараясь не смотреть на дверь по левую сторону от той, из которой вышла, она направилась на кухню. Не включая свет, женщина налила из-под крана стакан воды и вместе с ним вышла из кухни. Прошла мимо своей комнаты. Через гостиную и все так же не глядя на дверь дочкиной комнаты, вернулась в детскую. Сюда она приходила каждую ночь. Все до единой с той злополучной ночи она провела здесь. Порой даже, заснув у себя, просыпалась именно здесь.

Войдя в комнату, она подошла к окну, отдернула тюль и поставила стакан на подоконник. Как тогда. Потом открыла оконную створку настежь. Тоже как тогда. Холодный воздух ворвался в комнату. Хоть лето уже пару недель как началось, стояла холодная погода и частенько шли продолжительные дожди. А год назад было теплее, намного теплее. Тогда открытое окно дарило облегчение после дневной жары.

Если смотреть отсюда, от окна, то можно представить, что внучка Ташенька спит в своей кроватке. Такая милая кроха. Сейчас ей было бы уже три года. Если постараться, можно представить, что не было этого года одиночества, наполненного пустыми днями и одинаковыми ночами.

Повернувшись к окну, Верра поправила тюль и попятилась к дивану. Накинула на плечи шаль и устроилась на нем полулежа, ноги укрыла покрывалом. Остается только заснуть точно так же как и тогда. Может, хотя бы раз во сне ей будет казаться, что и правда не было этого года.