Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера - Джон Теннер

Итак, Пушкин считал повесть Теннера не только объективным документом, клеймящим преступления и жестокости, на которых утверждалось буржуазное общество в Америке, но и реальной, полной трагизма картиной жизни отсталых народов, совсем не похожей на идиллический быт людей, пребывающих «в естественном состоянии», который изображал Жан-Жак Руссо.

Оценивая повествование Теннера с позиций реалистической традиции, поэт бросает укор писателям романтического направления, идеализировавшим дикаря. «…Шатобриан и Купер, – пишет Пушкин, – оба представили нам индийцев с их поэтической стороны и закрасили истину красками своего воображения»[6]. Только из книги Теннера европейцы впервые узнали правду о жизни индейцев, и притом правду, рассказанную человеком, по существу ставшим индейцем.

Джон Теннер, сын сельского священника, выходца из Виргинии, поселившегося в Кентукки на берегу Огайо, недалеко от устья Биг-Майами, девятилетним мальчиком был похищен индейцами. Это случилось, как пишет сам Теннер, «по-видимому, около 1789 г.». Пленник был формально усыновлен индейской семьей и прожил среди индейцев около 30 лет. За это время Теннер забыл и родной язык и свое английское имя, полностью усвоив традиции и нравы индейцев, их миропонимание и суеверия. Подобные случаи не были редкостью в эпоху колонизации Америки. Но очень немногие американцы, прожив большую часть жизни с индейцами, возвращались обратно в буржуазное общество. Глубокий трагизм судьбы Д. Теннера как раз и заключался в том, что уже в зрелом возрасте он решил вернуться в мир белых.

Повесть о жизни и приключениях Джона Теннера записал с его слов американский ученый Эдвин Джемс[7], принявший горячее участие в судьбе Теннера, оказавшегося на склоне лет в совершенно чуждом ему мире эксплуатации человека человеком. Жизнь в этом мире принесла Теннеру тяжелые испытания. «Стремлением помочь этому несчастному человеку найти общий язык со своими соотечественниками, – писал Джеме, – и продиктовано решение передать историю жизни Теннера по возможности его собственными словами».

Рассказу Теннера Джемс предпосылает свое введение, полное страстного негодования по поводу отношения правительства США к индейским племенам. Политику правительства он называет «корыстной», направленной на истребление индейцев и захват их земель под прикрытием лицемерных фраз о благе индейцев. Джемс бичует произвол и деспотизм скупщиков пушнины, их мошеннические проделки и наглое обирание индейцев, приводящие «к одинаково быстрому вымиранию и охотников и пушного зверя». В введении вскрываются и подлинные социальные корни распространявшейся тогда и ранее различного рода расистской клеветы на индейцев, изображавшихся кровожадными, одержимыми бесом язычниками, истребление которых будет угодно христианскому богу. Так оправдывали проповедники христианства политику геноцида и жестокого насилия в отношении индейцев. Хотя Пушкин и не упоминает фамилию Джемса в своей рецензии на книгу Теннера, это введение не могло не произвести глубокого впечатления на поэта. Несомненно, именно сообщенные Джемсом факты вызвали гневные обвинения Пушкина в адрес правящих кругов США.

Прошло почти 130 лет с тех пор, как были написаны негодующие строки Пушкина и Джемса, заклеймившие американскую «демократию» и американских расистов. Но, к сожалению, и в наши дни ничего не изменилось в отношении белых американцев к их «цветным братьям». Не решена и не может быть решена в капиталистическом обществе ни одна из проблем приобщения отсталых племен к жизни в цивилизованном обществе. Современные расисты продолжают клеветать на негров и индейцев, проживающих на территории США, как клеветали они на «краснокожих дикарей» и чернокожих рабов в дни Теннера.

Весьма характерно в этом отношении, что введение Джемса не было напечатано в новом издании записок Теннера, вышедшем в США в 1940 г. Нельзя не согласиться с этнографом ГДР Евой Липс, которая в своем послесловии к опубликованному ею в 1953 г. новому немецкому переводу книги Теннера пишет: «Публикация книги с комментарием д-ра Джемса в 1830 г. и упущение этого важного введения в 1940 г., по существу, свидетельствует о том, что ко времени выхода в свет нового издания мемуаров возникла новая Америка, которая в отношении хваленой „свободы слова“ сделала значительный шаг назад»[8].

Итак, рассказ Теннера не утратил даже своей политической злободневности, не говоря уже о том большом интересе, который он представляет как исторический и этнографический документ.

Посмотрим же, как жили те индейские племена, к которым попал Теннер в конце XVIII в., и что стало с ними в наши дни.

Джон Теннер был похищен индейцами из племени шауни и первые два года пленения прожил среди них, а затем был продан в семью индианки из племени оттава, ставшей его приемной матерью. С этой женщиной он был связан на протяжении всей своей жизни среди индейцев. Шауни и оттава говорили на близких языках алгонкинской группы, и селения их были разбросаны в районе Великих озер. Оттава населяли некогда район к северу от озера Гурон, с центром на реке Оттава, и дали название столице Канады. Во времена Теннера отдельные группы этого племени были разбросаны по берегам озера Гурон в окрестностях Маккинака. Общность языка, сходство племенных традиций и брачные связи объединяли оттава с двумя другими алгонкинскими племенами – оджибвеями и поттаватоми. Высказывается даже предположение, что некогда они представляли собою одно племя.

Большую часть своей жизни среди индейцев (около 28 лет) Теннер провел, однако, среди оджибвеев, племени мужа своей приемной матери. О них то-прежде всего и идет речь в его повествовании, хотя нарисованная в нем картина тяжелой, полной лишений жизни типична для всех индейских звероловов американского таежного леса в XVIII, XIX и даже XX вв. независимо от их племенной принадлежности.

Еще в 40-х годах нашего века оджибвеи считались одним из наименее изученных племен Северной Америки. Лишь за последние два десятилетия появились исследования по истории этого народа[9] и работы, посвященные жизни в резервациях[10]. Особое внимание было уделено оджибвеям сторонниками современных этнопсихологических исследований в США (Барноу, Фридл, Ландес и др.), в работах которых немало расистской клеветы на этот народ и его историю. Оджибвеев приводят в качестве якобы самого яркого примера изначального индивидуализма, эгоизма и агрессивности первобытного дикаря, психика которого будто бы патологична по своей природе. На их примере буржуазные этнографы пытаются убедить своих читателей в изначальности частной собственности, «свободного предпринимательства» и конкуренции, то есть тех основ капиталистического общества, увековечить которые хотелось бы идеологам антикоммунизма[11].